Posted 2 февраля 2022, 14:44
Published 2 февраля 2022, 14:44
Modified 30 ноября, 07:04
Updated 30 ноября, 07:04
По оценкам ВОЗ, от депрессии во всем мире страдает 3,8% населения, в том числе 5% взрослых — 280 млн человек. Цифра растет с каждым годом — а ведь есть еще тревожные расстройства в виде панических атак и другие ментальные заболевания.
Почему еще 100-200 лет назад при куда более сомнительном уровне жизни люди казались более устойчивыми психически? Как вышло, что человек сегодня стал более ранимым, хотя больше не борется каждый день за выживание? Об этом корреспонденту «Росбалта» рассказал врач-психотерапевт клиники «Лазарет» Илья Косолапов.
— На дворе XXI век, и если отмотать на несколько столетий назад — человек сегодня живет куда лучше. Подавляющее большинство наслаждается благами цивилизации, проблема голода почти во всех странах решена, мировые войны превратились в локальные вооруженные конфликты. Почему же люди не стали счастливее и спокойнее? Мы постоянно слышим, что все болезни — от нервов, но ведь стресса раньше объективно было больше.
— Да, но и живет современный человек куда дольше. По статистике в XIX веке продолжительность жизни крестьян составляла примерно 43 года. Низкий уровень медицины, отсутствие антибиотиков, высокий уровень травматизма — как на работе, так и в быту. Плюс — голод, войны, жестокость помещиков…
Судя по моей практике, средний возраст обращения человека к психологу — 25-35 лет. Представьте — люди только начинают задумываться над своей жизнью, а им уже через семь лет умирать. Экзистенциальный кризис в то время просто не успевал реализоваться. И естественно тут нужно брать в расчет и низкий уровень образованности населения, который влиял на способность рефлексировать.
— Получается, нужно было успевать жить, а не переживать…
— Да, и кроме того, уровень сформированных привязанностей у человека в той же царской России был выше, чем у современного. Женившись, сыновья оставались в родном доме, все жили одной большой семьей. Формировалась так называемая «деревня привязанностей» — это термин канадского ученого, психотерапевта Гордона Ньюфелда, главного исследователя и популяризатора теории привязанности. В те времена удовлетворялась главная психоэмоциональная потребность ребенка в крепкой привязанности — рядом много людей, с которыми у него близкие и доверительные отношения.
А сейчас мы живем в век одиночества и декларации индивидуалистических ценностей. Очень часто на прием к психотерапевту приходят люди, у которых вроде бы есть и близкие, и друзья, но рассказать им о своих переживаниях они не могут — из-за страха непонимания или отвержения. По сути это одинокие люди.
— Некоторые скептически усмотрят здесь известную идею скреп, которые мы утратили…
— Нет, под традиционными ценностями я понимаю именно социальные связи, которые были крепче. Начиная с 90-х годов каждая семья на постсоветском пространстве была вынуждена выживать. И тогда, согласно пирамиде Маслоу, ценность психологического комфорта стала намного ниже, реализовалась идея «человек человеку — волк». Люди отдалились друг от друга, естественная потребность в привязанностях сменилась борьбой за выживание. Социальные связи ослабли или прервались полностью. Человек стал ощущать себя одиноким и незащищенным. Неудивительно, что популярность алкоголя и наркотиков в те годы возросла.
— В общем, тяжелое историческое наследие до сих пор дает о себе знать.
— Да, люди пережили многое: революции, репрессии, войны. Долго длилась изоляция нашего общества от европейских стран. Не сбрасываем со счетов и низкий уровень доступа к психотерапии. В России кафедры психотерапии в медицинских ВУЗах появились только в 1990-х годах, а в СССР к психологии длительное время относились так же, как к генетике — «проститутке капитализма-империализма». Поэтому у нас и хороших психологов советского периода куда меньше, чем на западе.
Знакомый психотерапевт рассказывал мне, что узнал о нейролингвистическом программировании в 1995 году от знакомого сотрудника спецслужб, который имел доступ к зарубежной научной литературе. Только представьте: силовики в то время уже применяли эти технологии во время допросов и бесед с преступниками, для вербовки агентов, а профильные специалисты даже не знали о них!
— Вы упомянули, что теория привязанности сегодня становится все популярнее — она способна нам помочь?
— Да, я надеюсь, что через 15-20 лет ее применение уже даст хорошие результаты, потому что все больше родителей берут ее на вооружение. Конечно, всегда найдутся сторонники так называемого «поведенческого подхода», а по сути метода «кнута и пряника», но все постепенно меняется. В том числе благодаря тому, что информация об этом становится более доступной.
Если описывать теорию привязанности кратко — смысл в том, что каждому из нас нужны люди, с которыми мы можем выстроить глубокие доверительные отношения. Которые принимают нас такими, какие мы есть. Которым мы можем рассказать о своих эмоциях и переживаниях, не боясь осуждения и высмеивания. С которыми комфортно, а если они и критикуют — то минимально.
И для наших детей такими людьми должны быть мы — их родители. Принимающие, любящие безусловной любовью, выслушивающие и разрешающие проявлять эмоции, независимо от их окраса. Конечно, при этом ребенок должен знать, что такое хорошо, а что такое плохо. Но понимание этого должно приходить к детям не через наказание, а через объяснение. Ребенок, который привязан к своему родителю, и соответственно, любит его, не нуждается в жестких методиках воспитания. Его сердце априори принадлежит маме и папе, и он готов к послушанию. Здесь работает простое правило: сначала привязанность — потом послушность.
— Речь именно о родных людях или друзьях тоже?
— Изначально таким комфортным человеком должен быть родитель — ведь как личность ребенок формируется только во взаимодействии со старшими близкими людьми. И даже если у ребенка нет папы и мамы, то добрая и понимающая бабушка решит проблему гармоничного развития ребенка с точки зрения теории привязанности. Дружба — это замечательно, и часто бывает так, что подросток, которым родители не интересуются, старается получить любовь и заботу со стороны друзей. И если компания хорошая, ему повезет, эта замена частично сработает. А если это деструктивное подростковое сообщество, ребенок, что называется, «попадет в дурную компанию».
Кстати, компьютерная зависимость у детей также может формироваться в качестве замены родительского внимания. А у взрослых отсутствие близких и доверительных отношений может привести к увлечению алкоголем, наркотиками, опасными видами спорта и беспорядочными половыми связями.
— То есть человек так ищет способы почувствовать свою значимость?
— Да, если родители часто ругают и унижают ребенка, он испытывает душевную боль и уязвимость. А в компьютерной игре он тысячу монстров за вечер убивает, что повышает его самооценку. Как думаете, в каком мире ему выгоднее находиться? Увы, игры, алкоголь, наркотики — это суррогат, способ сбежать из реальности на некоторое время.
Возвращаясь к нашему первому вопросу — думаю, переломный момент в коллективном сознании и подсознании уже произошел. Последствия определенных общественных процессов уже преодолены, уровень интеллекта вырос, как и продолжительность жизни. Уже лет 15 мы наблюдаем позитивную тенденцию — молодежь почти не употребляет алкоголь, отказывается от курения. В тренде — ЗОЖ, онлайн-курсы по познанию себя. Все больше клиник, куда человек может прийти на консультацию, и его диагноз не сообщат ни работодателю, ни кому-либо еще. Повысилось качество антидепрессантов. Мы начали анализировать как нас воспитывали. Стали понимать ошибки наших родителей и не хотим их совершать со своими детьми…
Я бы посоветовал современным родителям приобрести книгу «Не упускайте своих детей», которую написали психотерапевт Гордон Ньюфелд и врач Габор Матэ. Также нужно почитать Людмилу Петрановскую с ее главной книгой «Тайная опора». Или записаться в онлайн-школу «Мамазонка» — в нашей стране они лидеры по продвижению теории привязанности. И тогда, возможно, мы станем более эмпатичными, более добрыми и менее травмированными родителями.
— Хочется верить. Как вы считаете, человек от природы бывает нервным, ранимым или психически устойчивым? Или у него обязательно должно быть здоровое гармоничное детство, чтобы не страдать потом от депрессий и панических атак?
— Безусловно, наследственность имеет большое значение. Часть нашего генотипа, отвечающая за особенности нашей личности, ключевым образом определяет нашу жизнь. Мы можем быть с детства тревожными или склонными к переменам настроения. Чувствительными или эмоционально холодноватыми. И это мы должны учитывать, чтобы понимать порог своей стрессоустойчивости. Понимать, на какие «сделки с совестью» мы можем пойти, запрещая себе выражение эмоций в какой-то ситуации, а где мы обязаны их выразить. Мы должны повышать уровень своего эмоционального интеллекта!
В то же время, влияет и среда: ребенок, который рос в дисфункциональной семье, скорее всего, будет излишне раним, тревожен, мнителен. А если растить ребенка в безусловной любви и принятии, многие проблемы можно профилактировать. Жертвой буллинга в школе, например, он скорее всего не станет.
— А как это работает?
— Ребенок, которого любят и слушают в семье, умеет отстаивать свои границы. И так же легко может рассказать о проблемах родителям — ведь отношения с ними комфортные. Даже если его начинают травить, он понимает, что с ним все в порядке, и реагирует гораздо меньше, чем другие дети.
Сам буллинг возникает из-за того, что в коллективе встречается много травмированных детей с нарушенной привязанностью с родителями. И обычно самый активный абьюзер — это один из самых психотравмированных детей, так как у него наибольшая потребность выражать свою агрессию вовне. И если он применяет физическое насилие — значит наблюдает его в семье. А остальные дети, участвующие в травле, просто присоединяются к агрессору из-за желания быть в безопасности или также выразить накопившуюся злость. То есть, несмотря на то, что в самом уязвимом положении находится всеобщая жертва, на самом деле в психологической помощи нуждаются все участники конфликта.
— Давайте уточним: если в детстве у ребенка с родителями не сложилось доверительных отношений, ему будет потом сложно дружить, любить, заводить семью?
— Да. Если будучи ребенком человек чувствовал себя одиноким, говорил о своих чувствах, но его не слышали, смеялись над его переживаниями, у него формируется особое отношение к жизни. Он скован ограничениями по выражению эмоций и чувств. Ему сложнее войти с кем-то в близкие отношения, он дольше остается один. А одиночество наполняет нас ощущением внутренней пустоты и делает несчастными.
— А неумение говорить о своих чувствах, эмоциональная зажатость — это какая-то национальная особенность или нет? Ведь в этой связи часто говорят о менталитете: мол, итальянцы чаще обнимаются и целуются, а если ссорятся, то бурно. Получается, у них должно быть меньше психологических проблем, чем у неулыбчивых и суровых русских?
— Стиль выражения эмоций тоже формируется историческими реалиями, общественными трендами. В России не прошли бесследно жестокие времена революции, репрессий, когда нужно было молчать и скрывать свои эмоции. Великая Отечественная война тоже оставила след — это социальная катастрофа, которую нужно было переживать стойко. А в Италии, Испании война обернулась легким маршем, как мы помним. Так что, думаю, тут даже дело не в малоэмоциональности северных народов, а в последствиях социальных катастроф. Ведь эмоциональные установки передаются из поколения в поколение, пока кто-то в роду не прервет их существование своим примером.
К счастью, сегодня уровень насилия и агрессии в семьях снижается, а уровень эмпатии — растет. Постепенно, каждое новое поколение становится все более и более счастливым. И если мы избежим новых социальных потрясений в виде распространяющихся инфекций и войн, то этот процесс продолжится и впредь.
Беседовала Анжела Новосельцева