Хотели стать немцами, а вышло, как у французов

В первые же дни наступившего года дискуссии о будущем России разгорелись с новой силой. Драматические события в Казахстане вывели свободолюбивых российских интеллектуалов из унылого оцепенения, в которое они погрузились под влиянием неприглядной отечественной повседневности. Недостатка в объяснениях происшедшего не было. Это, впрочем, еще сильнее усложнило дальнейшее понимание траектории развития нашей страны.

Вот лишь некоторые показательные примеры интерпретаций недавних потрясений в сопредельном государстве:

• казахстанский бунт — это то, что ожидает Россию;
• после всего случившегося Владимир Путин и думать забудет о транзите власти;
• ввод войск ОДКБ в Казахстан очень опасен для РФ, поскольку ведет к повторению афганского сценария, ставшего роковым для СССР.

А между тем такие предположения оказались (и, возможно, еще окажутся) не вполне основательными. По той простой причине, что многие толкователи, позабыв об осторожности, ступили на зыбкую почву поспешных догадок. И уже в самом скором времени ход событий опроверг, по крайней мере, одну из вышеприведенных гипотез. Ведь «иностранная военная интервенция» в Казахстан закончилась, можно сказать, так и не начавшись.

Другая тема, которая взбудоражила умы, связана с переговорами России с США и НАТО. Само собой разумеется, что все, имеющее отношение к дипломатии, обычно покрыто тайной. Однако, вероятно, не так далеки от истины те, кто утверждают, что этот диалог не привел к желательному для Москвы результату.

Правда, в этом случае интересно еще и другое — как этот факт будет воспринят в самой России. Необходимо понимать, что, подняв ставки в этой внешнеполитической игре, Кремль породил определенные ожидания, так что теперь этот неуспех может быть расценен как синоним военного поражения. В первую очередь это относится к «ястребам» внутри власти, которым внешняя политика Кремля, как знать, может показаться излишне миролюбивой. Более того, спустя какое-то время, такое понимание ситуации может овладеть и широкими массами. А к чему приводят подобные умонастроения, доподлинно известно из российской истории начала XX века.

И здесь в который раз невольно возникает мысль об устойчивой повторяемости отечественной истории. С этой точки зрения можно попытаться выявить нечто общее, характерное для политических систем Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации. А затем попробовать распространить эти выводы на современную российскую действительность.

Существует мнение, что царская Россия была устроена по образцу Германии. В пользу этой версии говорят немецкое происхождение российских императоров, заметная доля германского элемента в придворных кругах, армии, бюрократическом аппарате и торгово-промышленном сословии. Сохранилась легенда, будто генерал Алексей Петрович Ермолов, отвечая на вопрос Александра I о том, какую награду он хотел бы получить, попросил сделать его немцем. А уже позднее, благодаря предприимчивости коммерсанта Людвига Кнопа, появилась шутливая поговорка: «Где церковь — там поп, где фабрика — там Кноп».

Однако это всего лишь внешнее сходство, не более того. Будь Россия Германией, она бы не впадала в политические крайности на протяжении всей своей истории.

Поэтому, если и сравнивать любезное отечество с какой-либо страной, то тогда уж лучше с Францией, полным антиподом Германии.

Влияние культуры Франции, в частности, французских романов, на русское образованное общество вообще трудно переоценить. В XVIII веке российская аристократия говорила преимущественно по-французски. Тотальная галломания, однако, пошла на убыль в XIX веке, после вторжения Наполеона и особенно при Николае I. В его царствование все делопроизводство, за исключением дипломатической переписки, было переведено на русский, а иностранцы, искавшие службы в Российской империи, должны были сдавать экзамен на знание этого языка. Между тем все было не так просто.

Вот как описал в своих мемуарах «Россия в 1839 году» сложившуюся ситуацию маркиз Астольф де Кюстин: «Большинство светских дам, особенно уроженки Петербурга, не знают родного языка; однако же они выучивают несколько русских фраз и, дабы не ослушаться императора, произносят их, когда он проходит по тем залам дворца, где они в данный момент исполняют свою службу; одна из них всегда караулит, чтобы вовремя подать условный знак, предупреждая о появлении императора, — беседы по-французски тут же смолкают, и дворец оглашается русскими фразами, призванными ублажить слух самодержца; государь гордится собой, видя, доколе простирается власть его реформ, а его непокорные проказницы-подданные хохочут, едва он выйдет за дверь».

Справедливости ради стоит заметить, что тогдашние русские тоже произвели должное впечатление на французов. В произведениях Оноре де Бальзака и Гюстава Флобера встречаются упоминания о богатых и эксцентричных русских князьях, которых эти авторы наделили диковинными фамилиями. В то время как современные нам авторы, например, Мишель Уэльбек или Фредерик Бегбедер, обошли стороной нынешних эрефовских нуворишей.

Кстати, создатель Российской империи, Петр Алексеевич Романов, был вдохновлен государственным устройством Королевства Франция. В Егорьевском историко-художественном музее (Московская область) хранится картина неизвестного автора «Петр I перед статуей герцога Ришелье». В 1717 году русский царь во время своей поездки во Францию посетил гробницу знаменитого кардинала и, согласно преданию, пылко воскликнул: «Великий человек! Я отдал бы половину царства моего гению, подобному тебе, чтобы он помог мне управлять другою».

Трудно сказать, как обстояло дело в действительности. Во всяком случае, советский литературовед Сергей Артамонов утверждал, что российский самодержец просто молча обнял статую Ришелье. Вместе с тем Артамонов напомнил мысль Бальзака, который, рассуждая об основателях французского абсолютизма, много позднее написал: «Петр Великий хорошо понимал их; обнимая статую кардинала, он, может быть, хотел перенести его дух на Север!»

Тем не менее, похоже, что Петр I не учел то свойство национального французского характера, которое Юлий Цезарь называл «галльским непостоянством». В 1789 году абсолютизм падет под натиском революции. Впрочем, торжество «Свободы, равенства, братства» продлится не слишком долго. Через десять лет на смену республике придет консулат, а еще через пять лет во Франции установится власть императора Наполеона Бонапарта.

Но и эта форма правления по историческим меркам не будет слишком долгой. В 1814 году случится реставрация династии Бурбонов (установится конституционная монархия), которые, правда, усидят на троне лишь до Июльской революции 1830 года (в 1815 году Бонапарт временно вернет себе власть, но только на «Сто дней»). Однако и Орлеанский дом, младшая ветвь Бурбонов, не сумеет совладать с революционной стихией и в 1848 году будет провозглашена Вторая республика. Это, однако, нисколько не помешает созданию Второй империи в 1852 году (разумеется, уже конституционной).

Столь радикальные изменения государственного устройства Франции завершатся в 1870 году. Сентябрьская революция уничтожит Вторую империю, после чего вплоть до 1940 года установится Третья республика (парламентско-президентская). Черту под этим периодом французской истории подведет оккупация страны нацистской Германией и последующее ее освобождение, которое завершится Учредительным собранием и объявлением Четвертой республики (парламентской). Впрочем, в 1958 году ее сменит поныне существующая Пятая республика (президентско-парламентская).

Конечно, с формальной точки зрения в истории России не было таких частых переходов от одной формы правления к другой. После 17 октября 1905 года самодержавие стало как бы конституционной монархией. Февральская революцию отложила вопрос о форме государственного устройства до решения Учредительного собрания. Хотя, наверное, Михаила Александровича Романова, так и не принявшего царский титул, допустимо считать (2 и 3 марта 1917 года по старому стилю) первым и последним российским конституционным монархом. Впрочем, 1 сентября 1917 года (по старому стилю) Временное правительство, не дожидаясь созыва Учредительного собрания и исходя из тактических соображений, провозгласило Российскую республику.

Большевики, захватившие власть, не стали придумывать ничего нового, формально сохранив республику. Но если государство при Владимире Ленине было устроено, скорее, на республиканских принципах, поскольку полномочия вождя мирового пролетариата все-таки были ограничены Политбюро, то при Иосифе Сталине возобладало, можно сказать, монархическое начало. Однако в последующее время Советский Союз, что ни говори, все-таки управлялся коллективно.

В Российской Федерации постепенно утвердилась власть одного человека — президента, которая заметно усилилась после «обнуления» сроков его полномочий путем принятия поправок в Конституцию. Тем не менее, история нашей страны, пусть и с большим запозданием, повторяет траекторию развития некогда авторитарных государств, ставших демократическими. И Франция в данном случае — лишь подходящий пример для сравнения.

Роман Трунов