Алексей Чадаев. Борьба сил, а не борьба идей

Заметки ко Дню Чекиста.

1. В ходе недавней реконструкции «рабочей модели распада СССР» как-то само собой чуть ли не центральной ее фигурой для меня стал Андропов. Пришлось очень подробно изучить и его опыт работы в Будапеште во время событий 1956 г., и попытку собрать «команду вольнодумцев» во время работы в ЦК, где он отвечал за связи с зарубежными компартиями, и, конечно, 15-летний период руководства КГБ, в том числе и противостояние со Щелоковым. И, да, то, что он успел сделать за короткий период пребывания на посту генсека.

2. Андропову действительно почти удалось создать спецслужбу мирового уровня — из руин сталинского репрессивного аппарата, пережившего к тому же за предыдущие тридцать лет порядка десятка больших и маленьких «чисток». Как часто бывает, на службу в итоге упало множество задач, совсем ей не свойственных — вплоть до подготовки предложений по развитию нефтегазового комплекса в СССР. Безусловно, его блок был наиболее информированным и компетентным во всем советском руководстве, намного опережающим партийную номенклатуру по уровню и качеству понимания процессов — и внутри страны, и в мире. Но, будучи вне реальных рычагов управления (все-таки полицейская функция — это совсем не то же самое, что управленческая), андроповская «школа» приобрела своего рода «стигму»: «все понимаю, сделать ничего не могу»; а когда пытались, то лучше б и не делали.

3. Чекисты, начиная еще аж с Дзержинского, всегда находились на известной дистанции от официального идеологического мейнстрима партии: они даже и в советское время руководствовались скорее чем-то вроде кодекса рыцарского ордена, чем идеологией марксизма-ленинизма. Один из моих учителей, оказавшийся еще в довольно молодом возрасте в разведшколе КГБ подо Львовом, рассказал мне такой эпизод. На первом же занятии полковник, ветеран СМЕРШа, задает студентам такой вопрос. «Ваша группа оказалась на территории противника; связь с центром потеряна. Ваше первое действие?» — все молчат. «Комсомольцы есть?» — в зале поднимается пара рук. «Первое действие — убить комсомольца. В себе тоже». Их Школа скорее видела мир как борьбу сил, чем как борьбу идей.

4. В теме «КГБ и Перестройка» всегда есть две позиции. Одна: «чекисты прохлопали развал страны». Вторая: «они же его и организовали». Обе неверны, но вторая все же несколько ближе к истине: в позднем СССР сотрудники Службы были одним из наиболее, что называется, «диссидентски» настроенных элементов Системы. Мотивы защищать ее от внешнего врага у них были, а вот мотивов бороться за сохранение «строя», каким он был, не было совсем. Характерна презрительная реакция Андропова на антисолженицынскую истерию, поднятую руководством Политбюро: «они несут проклятия с трибун, а на нас повесят роль главных церберов».

5. Интересно другое: поначалу «чекисты» вовсе не были в первых рядах бенефициаров Перестройки. Поначалу в выигрыше оказались «цеховики», «комсомольцы», «спортсмены», «афганцы», кто угодно. Службисты начали брать свое только к концу 90-х, когда система уже более-менее устаканилась обратно, и навык работы с информацией стал значить больше, чем навык силовых решений (что как раз не является их сильной стороной). Ну а после прихода Путина в их пользу стал играть уже и образ лидера, хотя чекистом его самого можно считать весьма условно, даже несмотря на полуторагодичный опыт руководства службой (куда он был десантирован из АП в начале 98-го). Но, конечно, некоторая «андроповская» школа у Путина и некоторых членов его команды все же есть.

6. Сегодняшняя ситуация, когда внешняя разведка вынесена в отдельную структуру, привела к тому, что акцент внимания у Службы смещен внутрь страны. И влияние ее на внутренние процессы больше, чем в 1970-е; и продолжает расти. Во всех трех составах АП, которые я видел «вблизи», по контуру АП/Служба взаимодействие было непростым, имело место постоянное прощупывание взаимных границ. Сейчас службы замкнулись на Совбезе, который, по сути, стал параллельным контуром, автономным от вертикали АП. И повторяется та же механика, что и при Андропове: «рыцарский кодекс» вместо идеологии, высокий уровень «протестных настроений» внутри среднего состава сотрудников, претензии играть большую роль в принятии решений — и полное игнорирование имеющихся публичных институтов как заведомо бесполезных и декоративных. При этом та бредовая каша, которая царит в головах даже у генералов, не подлежит описанию. Но их спасает от полной неадекватности намного более высокая культура работы с информацией, чем у «гражданских» чиновников: на «оперативном» уровне это, как ни крути, всегда преимущество.

7. Есть проблема засилья «мажоров», то, чего не было в советские времена, когда карьера в Службе не воспринималась как что-то сверхпрестижное и статусное. Сегодня Служба — это частью множество синекур для людей бесполезных и корыстных, и частью по-прежнему «орден» для амбициозных парвеню, не имеющих блата и готовых на все ради карьеры. Мне вторые более симпатичны, даже несмотря на зашкаливающий уровень этой самой «готовности на все». Но тех и других объединяет общая проблема: у них нет стройной картины мира, ее заполняет какая-то адская треш-конспирология. И в этом смысле мое праздничное напутствие знакомым, причастным к — учиться, учиться и учиться.

Впрочем, всех касается.

Алексей Чадаев, политолог