«Седьмая симфония»: внезапная передышка от милитаризма в зомбоящике

Телеканалы, особенно федеральные, из-за нескончаемого потока пропаганды, безвкусицы и халтуры давно вызывают у просвещенной публики отвращение. Крайне редко от кого сегодня услышишь «я тут видел на ТВ». Во времена, когда все разумное и живое переместилось в интернет (и там-то уже теснимо), трудно даже вспомнить, как всерьез обсуждали удачные сериалы, вышедшие, скажем, на «России» или на «Первом», — вроде «Оттепели» или «Раскола», лет десять назад.

Но похоже, сейчас появился телепроект, вполне заслуживающий внимания. Более того, в основу сюжета лег один из знаменитых эпизодов Великой Отечественной войны, а конкретнее — ленинградской блокады: казалось бы, эти темы надежно оккупированы официальными идеологами и пропагандистами, особенно на центральном телевидении.

8 ноября на «России 1» вышел сериал Александра Котта «Седьмая симфония» — о знаменитой премьере Симфонии № 7 Шостаковича в осажденном Ленинграде и о том, как ее исполнение вообще стало возможным благодаря дирижеру Карлу Элиасбергу (которого играет Алексей Гуськов) и его музыкантам.

У благородного, возвышенного Элиасберга есть совершенно неожиданный оппонент и одновременно союзник: сотрудник НКВД Серегин, только что потерявший семью под фашистской бомбежкой. Именно Серегину, озлобленному на весь мир и равнодушному к таким глупостям, как музыка, начальство поручает посодействовать Элиасбергу и найти в полувымершем от голода городе музыкантов на целый оркестр — для исполнения симфонии.

Вынужденное сотрудничество двух абсолютно разных людей составляет, так сказать, хребет сериала. Вглядываешься в тяжелое грубое лицо Серегина, видишь что-то знакомое — и понимаешь, что это Алексей Кравченко, первой ролью которого когда-то стал мальчик Флера в «Иди и смотри» Элема Климова; так режиссер Котт дарит артисту своеобразное камео, позволив его карьере описать круг.

Известность самого Александра Котта тоже началась с военного кино. «Брестскую крепость» 2010 года оценили и запомнили не только критики, но и широкая публика — которой, вопреки представлениям официальных патриотов, в этом жанре не так-то просто угодить. А еще гораздо раньше был сериал «Конвой PQ-17». Но, в отличие от многих, Котт привлекает тем, что не может оторваться от человека. Это даже странно: (анти)военная тема в кино очень часто перерастает в детское восхищение взрывами и выстрелами, заставляет занять место где-то сверху, в кресле генерала или скорее игрока в компьютерную стратегию: чем больше солдатиков и танчиков движется по полю, тем лучше.

Не то чтобы Котту совсем не нравились красивые пострелушки, его фильмы — уж точно не антивоенные манифесты вроде того же «Иди и смотри» или «А зори здесь тихие». Но он все время встряхивается, отвлекается от битвы и снова фиксируется на конкретных людях, на их, странно сказать, внутренней жизни. Этот гуманитарный не то что посыл, а прямо инстинкт какой-то, заслуживает сочувствия и благодарности.

Поэтому интересна и «Седьмая симфония». Это ведь редкий пример военного кино, где в центре внимания — не война и не солдаты. Даже не работники тыла, которые хоть пули и пайки для фронта производят. А музыканты — самые, вроде бы, бесполезные существа. В адском столкновении двух военно-идеологических левиафанов есть, оказывается, зазоры, трещинки, куда герои и закатываются, где обнаруживают себя и пытаются, насколько возможно, продолжать жить.

По словам самого режиссера, в основе многих линий — истории реальных музыкантов из оркестра. Вот скрипачка Туся (Дарья Коныжева), тайно и безнадежно влюбленная в своего дирижера, готовая слишком на многое ради счастья. Вот флейтистка Вера Преображенская (Елизавета Боярская), потерявшая ребенка, отчаявшаяся до предела. Даже Ольга Берггольц (Виктория Толстоганова) — для официальной пропаганды персонаж не вполне благонадежный — тут есть. В эпизодах появляются прекрасные актеры вроде Игоря Ясуловича или Бориса Смолкина, и все они как-то исчерпывающе целостны, не просто маски.

Изумляет, правда, герой Тимофея Трибунцева. Его альтист Клейман мелочен, труслив, груб и вообще выглядит совершенной карикатурой на ушлого еврея — как-то это, мягко говоря, странно смотрится в фильме о борьбе с нацистами. Может, в следующих сериях его персонаж раскроется шире…

При том что в другие моменты Котт прекрасно чувствует тему, и когда нквдшник вдруг выдает Элиасбергу, полунемцу-полуеврею, что он-де ни тем, ни другим не доверяет, — это как раз абсолютно отрефлексированное высказывание о ксенофобии, которая была, конечно, по обе стороны фронта. Достаточно острый момент — для сериала на федеральном-то канале.

Разумеется, «Седьмая симфония» — не философский артхаус, а популярное кино не без тяги к мелодраме. Но есть в нем и противоположный импульс, в сторону авторского кинематографа: особенно на это работают звук и манера съемки, которые сделаны словно бы на вырост, для более независимого, серьезного жанра.

Тут все время что-то скрипит, звякает, звучит, поет по-своему; музыка композитора Юрия Потеенко не давит на эмоции, не заслоняет Шостаковича, а уважительно дополняет его. Камера Петра Духовского кружит, покачивается, вглядывается в лица героев — но чаще всего то будто с какой-то мечтательностью заглядывается на небеса, то отвлеченно любуется архитектурой посреди руин. Она нетороплива, словно у нее больше времени, чем мы знаем, и снимает она не для жесткого тайминга телесериала и торопливого зрителя, а для каких-то высших целей. И это не вырывает картинку из контекста, а как-то возвышает целиком весь сериал: кажется, «Седьмая симфония» — редкий просвет на фоне триумфально бряцающего милитаризма.

Федор Дубшан