Туркмении хочется невинность соблюсти и капитал приобрести

Известно, что Туркмения является едва ли не самой закрытой страной мира. Факт и то, что реальная статистика не только финансово-экономического характера, но даже касающаяся численности населения, искажена. По официальным данным, в стране проживает более 6,2 млн человек. Но оппозиция, эмигрировавшая в полном составе, утверждает, что это число завышено почти вдвое. Также не вполне прояснен интересующий многие центры силы, в том числе и Россию, вопрос — каковы, на самом деле, запасы газа в Туркмении.

По данным Ашхабада, речь идет о 50 трлн кубометров и, вероятно, так оно и есть, имея в виду наличие в республике, как считают специалисты, «супергигантского» газонефтяного месторождения «Галкыныш». Но газ здесь залегает на глубине 4 — 5 км, разрабатывать его очень дорого. К тому же неизвестно, сколько можно добыть без сопутствующих примесей.

Известно также то, что с 1992 года бывшая Туркменская ССР провозгласила себя нейтральным государством, и оснований подозревать ее в отклонении от соответствующего курса — нет: ни в военные, ни в политические объединения она не входит. А как бы Россия была довольна, стань «Родина процветания» членом Евразийского экономического союза или военного блока ОДКБ! Но она соблюдает «политкорректность» и на Ашхабад не давит. Впрочем, Москва всегда «имеет его в виду», чему очень мешает Китай, пустивший корни в Туркмении, и от которого Россия серьезно отстает.

Речь, в данном случае, идет об инвестиционной и кредитной зависимости от Пекина, и Ашхабад всеми силами старается не допустить того, чтобы зависимость эта стала еще и военно-политической. О том, что утратила Россия в Туркмении, и что приобрел в ней Китай, будет сказано ниже. Здесь же отметим, что с такой вот закрытой страной на прошлой неделе Москва подписала программу сотрудничества на 2021–2023 годы.

По данным туркменского государственного информагентства TDH, документ подписан по итогам заседания межправительственной комиссии по экономическому сотрудничеству России и Туркмении. Примечательно, что с туркменской стороны ее возглавил заместитель председателя кабинета министров Сердар Бердымухамедов, то есть сын нынешнего президента, которого, как говорят, он готовит в преемники; с российской — заместитель председателя правительства Алексей Оверчук.

На заседании подчеркивалось, что Россия является одним из стратегических партнеров Туркмении, и укрепление связей с ней является одним из приоритетных направлений внешней политики Ашхабада. На данном этапе стороны определили основные отрасли взаимодействия: это топливно-энергетический комплекс, транспорт и коммуникации, газохимическая индустрия, геология, строительство, финансовый и банковский сектор. Особый акцент был сделан на участии российского бизнеса в различных отраслях экономики Туркмении.

Предварительно президент Гурбангулы Бердымухамедов пообщался по телефону со своим российским коллегой Владимиром Путиным и сообщил ему, что за восемь месяцев текущего года товарооборот между двумя странами превысил 1 млрд долларов. Сумма скромная, однако она, по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, возросла на 12,5%. Аркадаг подчеркнул успешное партнерство между двумя странами в области газохимии, автомобильной промышленности, авиационного транспорта и судостроения.

Ну и, несмотря на то, что Туркмения, мягко говоря, не приветствует выезд своих граждан за рубеж, в Россию их, так или иначе, отпускают, хоть и в ограниченном количестве, и, основном, на учебу: в вузах РФ, по данным Бердымухамедова, получают образование около 36 тыс. туркменских студентов.

С Путиным он также обсудил вопрос проведения саммита глав прикаспийских государств в этом году в очном режиме — для детального рассмотрения ряда актуальных вопросов, таких как стабильность и безопасность, экология, охрана окружающей среды, экономическое сотрудничество на Каспии. Не менее важным для него является и тет-а-тет с главами государств каспийского ареала — Ашхабад готов принять их у себя (зарубежными визитами Аркадаг старается не утруждаться).

Вопрос Каспия на самом деле решен не до конца. Напомним, правовой статус моря вызывал ожесточенные споры между прибрежными странами с момента распада СССР, и только в августе 2018 года лидеры России, Азербайджана, Казахстана, Туркмении и Ирана подписали Конвенцию о правовом статусе Каспия. В соответствии с ней, водная поверхность моря остается в общем пользовании сторон, а дно и недра делятся соседними государствами на участки по договорённости между ними на основе международного права. Вот тут-то и могут начаться еще большие неприятности, чем прежде.

Но вернемся к собственно российско-туркменским отношениям — внешне непритязательным и довольно простым, но содержащим, по сути, множество «подводных камней», амбиций, опасений, в том числе, не беспочвенных как со стороны Ашхабада, так и со стороны Москвы. И прямое отношение к ним имеют Афганистан и Китай — каждый по-своему.

Фактор наличия общей границы между Афганистаном и Туркменией на фоне активности талибов (движение «Талибан» запрещено в РФ) подталкивает Душанбе ближе к России и, по неофициальной информации, стороны стали сотрудничать в области безопасности весьма неформально, хотя о вступлении Туркмении в военный блок ОДКБ — своего рода «зонтик» над регионом Центральной Азии — речи нет. Не проводит Туркмения и совместные военные учения с Россией. Но справиться с исходящими из Афганистана угрозами она в одиночку не сможет, хотя и утверждает, что ситуация на границе полностью ей подконтрольна. По неофициальным данным, Ашхабад все же воспользовался российской военной помощью, хотя и не афиширует ее, дабы не поставить под сомнение принципы своей внешней политики — «никакого иностранного присутствия в стране».

В общем, некоторый отход от жесточайшего изоляционистского курса Ашхабада, заложенного в свое время ныне покойным президентом Сапармуратом Ниязовым, наметился: Туркмения приняла недавно участие в заседании глав государств Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), на котором обсуждалась, преимущественно, афганская проблематика. И в некотором роде стала интересоваться Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС).

Почему именно им? Ставка исключительно на доход от экспорта природного газа не оправдалась по сумме причин (о них еще будет сказано). Более того, она ввергла Туркмению в финансовую зависимость от Китая. «Родина процветания» испытывает, несмотря на одетую в мрамор столицу и понатыканные повсюду позолоченные памятники, острейший экономический и финансовый кризис.

В свое время у нее были большие неприятности с Россией, прекратившей импорт туркменского газа (дело практически дошло до суда), но они «рассосались» на взаимовыгодной основе. То есть в 2019 году «Газпром» отозвал иск против «Туркменгаза», возобновил импорт пока на пять лет в ежегодном объеме 5,5 млрд кубометров. Не бог весть какие доходы, но и они Туркмении не помешают как в плане стабильных денежных поступлений, так и с точки зрения демонстрации Китаю, что не он один покупает туркменский газ, и Ашхабад еще может поторговаться по цене поставок в Поднебесную.

Кроме того, российская нефтяная компания «Татнефть» расширяет свое присутствие в Туркмении работами по увеличению дебита нефтяных скважин на месторождении «Готурдеп» до 2028 года. Вообще же Татарстан Туркмении приглянулся. Так, КАМАЗ за два года поставит в страну порядка 2 тыс. единиц автотехники; соответственно, расширится и его сервисная сеть. Казанский вертолетный завод, судостроительная корпорация тоже «закинули удочку» в Туркмении — вплоть до модернизации его морского порта.

Словом, глобального прорыва в российско-туркменских отношениях нет, но определенные подвижки налицо. Во-первых, обе страны заинтересованы в афганской стабильности, и их подход к проблеме коммуникации с талибами один — это диалог с ними.

Но, помимо России, безопасность Туркмении не скрытно, а открыто, вызвался обеспечить Китай. Вопрос в том, какими средствами, и может ли он, в этом плане, «обскакать» Россию, как это уже удалось ему в финансово-экономической сфере, причем, с охватом всех государств Центральной Азии. Достаточно сказать, что страны региона задолжали Поднебесной порядка 23 млрд долларов. Что же касается собственно Туркмении, 80% экспорта ее газа приходится на Китай, но в «копилку» Ашхабада мало что капает — деньги за поставки идут на покрытие долгов китайской стороне, которая приступает и к возведению наземной инфраструктуры на одном из туркменских газовых месторождений.

Как видим, Туркмения в той или иной степени и в конкретных сферах находится в зависимости от России и Китая, что, надо думать, ее не устраивает. Для соблюдения баланса и ухода от плотной смычки с одной из этих «орбит», Ашхабад может выбрать третий путь — сближения с талибами под гарантии безопасности, если они возможны как таковые, и реализацию проекта еще одного варианта экспорта газа — в Индию через Афганистан и Пакистан (ТАПИ). Правда, достроить его в ближайшее время вряд ли представляется возможным.

Все это вовсе не будет означать изменения внешнеполитического курса Ашхабада. Речь, скорее, идет о способе его выживания через развитие двусторонних отношений, то есть вне участия в различных блоках — какая бы страна в них ни доминировала. Это и есть стратегическая цель Туркмении: сотрудничать только с теми, с кем у нее есть обоюдный интерес, но не впадать в зависимость от них.

Вариант идеальный. Вот только сумеет ли Туркмения с ее внешними и внутренними проблемами строго ему следовать? Разве что (при наличии голодного населения при огромных запасах газа; слабой армии; жесткой диктатуры) быть «тише воды, ниже травы» в контексте внешней активности. Словом, не засвечиваться.

Такое условие, однако, не гарантирует Туркмении долгого зависания «между небом и землей», как это происходит сейчас. В ближайшей перспективе ее могут не перетянуть на свою орбиту внешние игроки, если проблема безопасности «Родины процветания», а с ней и всего региона Центральной Азии, а также России и Китая, не станет крайне острой. Тут Ашхабаду будет уже не до соблюдения табуированных установок, которые он всеми силами пытается блюсти вот уже три десятилетия.

Ирина Джорбенадзе