Темные углы: как не довести глубинку до «точки невозврата»

Никто сегодня не возьмется точно назвать число исчезающих и окончательно обезлюдевших российских деревень. О канувших в Лету малых населенных пунктах помнят разве что старожилы. Можно ли не доводить глубинку до «точки невозврата» — вопрос…

Что говорят демографы

Сельскохозяйственная микроперепись-2021 точных данных об исчезающих деревнях не дает — счету подлежат аграрии, сельхозпредприятия, площади посевов, поголовье скота и так далее. А Росстат фиксирует демографические потери: только с января по май этого года естественная убыль населения в России выросла на 60%. Количество родившихся в РФ за пять месяцев с начала года составило 554,3 тыс., а умерли 914,4 тыс. человек (черной краски демографии добавила пандемия). Большой переписи с октября 2010 года не было, но уже ясно: посчитаем-прослезимся.

Некоторые социологи утверждают, что в стране сейчас насчитывается не меньше 20 тыс. обезлюдевших деревень, и еще более 35 тыс. — умирающих, каждая численностью не больше одного жителя. Только в Ленобласти больше сотни деревень, в которых никто не прописан.

Цифры требуют уточнения, так как, по некоторым данным, исчезающих деревень еще больше.

Личные истории

Вместе со стариками, каждым гибнущим домом и деревней уходит частичка истории и традиций.

За примерами далеко ходить не надо. Из тех, что прописаны в Холодных ручьях (Кингисеппский район Ленобласти) бабушка Вера осталась одна-одинешенька. В 2017-м местных жителей было четверо, а пару лет назад умер сосед — тело долго не могли вывезти из-за обильного снегопада. Теперь каждое лето крохотная деревня оживает только за счет дачников, да и тех — единицы…

Другой пример. В гибнущем доме деревни Щелейки (Подпорожского района Ленобласти (первое упоминание в летописи о поселении относится к 1496 году) в начале осени найден старинный ткацкий станок. Теперь новую жизнь и новые дорожки ему готова вернуть известная в Присвирье мастерица Валерия Мошнягуца. Жители Подпорожья радуются хорошей новости — будет продолжение. Но вместе с тем, и тревожатся: все больше домов падает, вместе с людьми уходит древнее ремесло.

Деревня Щелейки с населением, едва достигающим 30 человек, находится на западном берегу Онежского озера, почти на стыке Ленобласти и Карелии.

Ранее реставраторы здесь спасли едва не утраченную деревянную церковь Дмитрия Солунского Мироточивого постройки конца XVIII столетия. Это последний из уцелевших на Северо-Западе деревянных пятиглавых храмов…

Вместе с падающими домами уходят и люди, сохранявшие память о старине. Так об уходе последней плакальщицы Приоятья, 90-летней бабушки Маши — Марии Васильевны Пахомовой, хранительницы традиций — в этом году горевали земляки.

В ее родном поселке Курба жителей осталось совсем немного. Точно никто не скажет — известны лишь цифры пятилетней давности — тогда еще было 275 человек. Каждого из уходящих она много лет провожала. Обладала особым даром: проливая слезы, «избывать горе, исчерпывать печаль».

«Травушка к земле клонится, солнышко гаснет, стонут деревья, волны — темнее ночи, камни, и те — седеют…» — такие слова были в ее старинном плаче…

Продолжаем терять

Названия деревень-призраков можно перечислять долго. Сидозеро (Подпорожский район Ленобласти), откуда в Мандроги был перевезен погибающий деревянный храм Елисея Пророка. Назия (Кировский район) — погибла так называемая «Русская Америка», названная так потому, что в 30-е годы прошлого века здесь селились американцы: они добывали торф. А в Лужском районе от деревни Луги (первое упоминание об этом населённом пункте датировано 1770 годом) осталось только заброшенное кладбище, на котором 13 лет назад была похоронена последняя его жительница.

Известно, что в 2002 году во время Всероссийской переписи насчитали около 13 тыс. деревень без населения (или 8,4% от общего числа сельских населенных пунктов). А позже, в период между переписями-2002 и 2010, число обезлюдевших деревень увеличилось более чем на 6 тысяч — их общая доля в общем количестве превысила 20%, и в основном «призраки» были обнаружены в СЗФО, Центральной России и на Севере. Причем более чем в половине уцелевших малых населенных пунктах насчитывалось от одного до ста человек. И с тех пор все теряем, теряем, теряем…

«Уверен, что никогда на полях не вырастут сплошь небоскребы. Это никому не нужно. Ведь на улицах больших городов не растет ни картофель, ни огурцы, а в магазинах все труднее найти натуральный продукт, — объясняет лужский краевед Владислав Савельев. — Много лет занимаюсь историей — правда, военной темой — партизанским движением во время Великой Отечественной в этих родных для меня местах, и точно знаю — деревня не вымрет, пока рассказываем детям о том, что и как на родной земле было, а они этим интересуются. Но для того, чтобы было кому об этом рассказывать, нужны условия: медицинская помощь — на уровне (особенно узкие специалисты), добротные условия жизни, детсады, школы, работа. В общем, то, за чем люди едут в большие города».

Что не так, и как быть

«Стараясь остановить гибель глубинки, Дальний восток и Ленобласть предложили аналогичные программы — дальневосточный и ленинградский гектары. Но при этом взяли вектор освоения новых территорий, и программы идут „со скрипом“. Регионы отдают участки именно под освоение, причем — самые дальние, без коммуникаций. Немногие, даже из тех, кто всерьез стремится сбежать от суеты в тишину и работать на земле, соглашаются, потому что предстоит вкладываться и вкладываться. Притом неизбежно встает вопрос, где учить детей, — отметил, комментируя ситуацию „Росбалту“, доктор экономических наук, автор ряда книг социальной тематики Андрей Ермилов (ВШЭ). — Думаю, что с экономической точки зрения более выгодными могли бы оказаться программы, направленные на развитие территорий, где люди жили десятилетиями и даже столетиями. Какие-никакие „следы цивилизации“ там есть — не нужно начинать с нуля».

Эксперт напоминает и о горьких уроках «оптимизации», сильно ударившей по сельским территориям:

«Стараниями предложивших это реформаторов, российские деревни в значительной мере утратили социальную инфраструктуру и население. Не зря ведь считалось: стала малокомплектной, а потом и вовсе закрылась школа — пиши пропало, деревне суждено умереть».

Известен удивительный факт: деревня Холодные ручьи Кингисепсского района, в которой сейчас прописан всего один житель, до Октябрьского переворота 1917 года, стояла не там, где сейчас. Те, кому в то время хотелось «повернуть реки вспять», велели деревенские дома по бревнышку раскатать и перенести по другую сторону речки.

«Поселились, и что? — вздыхает бабушка Вера. — Судьбу не обманешь, из темного угла не сбежишь. Сколько избам и людям отпущено, столько и будут жить. Кому — получше, а кому — подольше… Но, чтобы подольше, надо стараться».

Евгения Дылева