Зачем России прошлое чужой войны?

Министр обороны России Сергей Шойгу заявил, что в прошлом ему «посчастливилось и повезло» работать вместе с лидерами боснийских сербов, осужденными Международным трибуналом по бывшей Югославии по обвинениям в геноциде — Радованом Караджичем и генералом Ратко Младичем. Этих деятелей, а также бывшего президента Югославии Слободана Милошевича, который умер в Гааге в 2006 году, до вынесения приговора по делу о военных преступлениях, Шойгу упомянул на всероссийском образовательном форуме «Территория смыслов».

Смысл тут, очевидно, пропагандистский: Шойгу рассуждал о «внутренних угрозах», прежде всего угрозе «разложения общества», которая, по его мнению, актуальна и для России. Министр рассказал, что он был «свидетелем многих таких вещей, в том числе Сербии и бывшей Югославии». Он привел в пример еще несколько стран, где в последние годы менялась власть в результате массовых протестов, или происходят конфликты. Однако Шойгу так и не рассказал, в каком контексте он «взаимодействовал» с Караджичем, Младичем и Милошевичем.

По мнению Шойгу, Милошевич, Караджич и Младич «в последний момент поняли, что страна (бывшая Югославия, — „Росбалт“) разлагается изнутри». По его словам, там были созданы «настроения и система», которые не позволили удержать страну от распада. «Все это была большая целенаправленная работа, когда из одной страны Югославии получилось шесть государств», — сказал министр. И хотя он не уточнил, кто именно вел эту целенаправленную работу, общий контекст его высказываний не оставляет сомнения, что речь идет о «коллективном Западе» во главе с США.

Без информации о встречах

И хотя в Москве в открытой или завуалированной форме нередко высказывают поддержку сербским политикам, столкнувшимся с самыми тяжкими обвинениями в Гааге, ощущения счастья у высокопоставленных российских деятелей, кажется, никто из них не оставил.

Слова Шойгу прозвучали несколько неоднозначно с учетом окончательных судебных вердиктов, при этом в открытых источниках нет подробных сведений о его контактах с упомянутыми сербскими лидерами 1990-х. Милошевич потерял власть осенью 2000 года, а Караджич и Младич вскоре после окончания боснийской войны в 1995 году (в результате подписания Дейтонского соглашения) ударились в бега и были арестованы, соответственно, в 2008 и 2011 годах.

С 1994 по 2012 годы Шойгу возглавлял министерство по чрезвычайным ситуациям РФ, на счету которого уже немало гуманитарных операций на Балканах, в том числе развертывание лагерей для сербских беженцев после погромов в Косово в 2004 году, работы по разминированию и борьба с наводнениями и пожарами. При Милошевиче Шойгу руководил операцией по оказанию помощи пострадавшим от бомбардировок НАТО в 1999 году. Тогда российское МЧС доставило в Сербию около 50 тонн гуманитарных грузов и мобильный госпиталь, оказав помощь трем тысячам пациентов. Но что же касается военных лидеров боснийских сербов Караджича и Младича, то тут непонятно, о каких контактах идет речь. Никаких сведений об их взаимодействии с Шойгу в открытых источниках нет.

«Развалить Россию, как Югославию»

Когда российские представители и прокремлевские аналитики вспоминают распад Югославии, обычно все вращается вокруг тезиса: «Запад развалил благополучную страну и срежиссировал конфликт». Что касается цели развала, то тут возможны варианты, но часто утверждается, что это была попытка подорвать влияние Сербии и ее «исторического союзника» Москвы. Еще более упрощенная версия сводится к тому, что на Балканах отрабатывался сценарий развала самой России. Помимо антизападных акцентов подобные высказывания предполагают и сочувствие сторонникам крайне националистических взглядов, осужденным за массовые расправы и депортации.

Тут можно вспомнить и эмоциональные заявления российского МИДа после вынесения обвинительных приговоров Караджичу и Младичу или теплое общение Дмитрия Рогозина с сербским политиком Воиславом Шешелем, также в итоге осужденным за военные преступления. В делах Младича, Караджича и Шешеля Москва на дипломатическом уровне до последнего момента по сути выступала в роли адвоката. Другое дело, что это не сильно помогло им в Гааге. К слову, Москва не оказывала существенной помощи МТБЮ, не предоставляла материалов и не сотрудничала в расследованиях.

Политический рейтинг некогда популярного Шешеля сегодня близок к нулю. Милошевич скончался 15 лет назад, а Караджич и Младич уже, скорее всего, не выйдут из заключения. Казалось бы, особого смысла в столь частом возврате к этим персоналиям не так уж много. Однако по мере усиления консервативных взглядов в российской элите и обострения отношений с США и ЕС российские политики стали активнее использовать в пропагандистских целях спорные балканские события 1990-х годов, на все более высоком уровне обеляя тех, на кого западные партнеры возлагают основную ответственность за массовые военные преступления.

При этом Москва весьма неоднозначно использует тему геноцида в своих внешнеполитических заявлениях. В прошлом (по крайней мере, до 2008 года) российская дипломатия признавала убийство 8 тысяч мусульман в боснийской Сребренице в 1995 году геноцидом, однако позднее Москва отошла от такой формулировки, а в 2015 году ветировала в СБ ООН резолюцию по этому вопросу. Российские власти предпочитают использовать эту трагедию для оправдания собственных действий в отношении Грузии и Украины. О сочувствии самим жертвам Сребреницы или дистанцировании от политических сил, отрицающих военные преступления, речи не идет.

«Геноцида не было, но резню не позволим»

Не так давно замглавы администрации президента РФ Дмитрий Козак повторил известное высказывание Владимира Путина о том, что Россия встанет на защиту своих граждан в Донбассе, если ситуация там станет развиваться по сценарию резни в Сребренице. Подобные оценки были в очередной раз использованы для нагнетания антиукраинских настроений.

До событий на востоке Украины Москва использовала самую известную балканскую трагедию для оправдания своей операции против Грузии. «Наши миротворцы не допустят повторения в Южной Осетии того, что случилось в Сребренице, когда миротворцы из Нидерландов не смогли предотвратить геноцида», — говорил министр иностранных дел Сергей Лавров в августе 2008 года.

То, что в Сребренице имел место именно геноцид (то есть действия, совершаемые с намерением уничтожить полностью или частично какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу), установлено Международным судом ООН в Гааге в 2007 году. Другой суд — МТБЮ, предъявил по этому делу 20 обвинений, еще не менее 25 приговоров вынесено в регионе: в самой Боснии и соседних Сербии и Хорватии. В общей сложности 47 человек были приговорены к 700 годам лишения свободы, в том числе вынесено четыре приговора о пожизненном заключении (среди них Караджич и Младич).

Для западных партнеров Москвы Сребреница — доказанное и самое страшное преступление в Европе со времен Второй мировой войны. Более восьми тысяч мужчин-мусульман, включая подростков, были убиты после того, как этот город, формально находившийся под защитой ООН, перешел под контроль формирований Младича. Большинство пленных были расстреляны в ходе массовых казней. К моменту гибели около 500 из них не достигли и 18-летнего возраста. Как установило следствие, к местам расстрелов многие были доставлены в изможденном состоянии, со связанными проволокой руками и завязанными глазами. Многие жертвы были позднее неоднократно перезахоронены, чтобы скрыть следы массовой расправы.

Москва троллит Запад и подыгрывает Додику

На уровне дипломатии, околокремлевских СМИ и «мозговых центров» все эти годы идет работа по дискредитации расследований и судебных решений. Предложить некую картину, которая опровергала бы факт массовых расстрелов в июле 1995 года, участники этой кампании не могут, поэтому все просто ставится под сомнение: масштабы расправ, результаты экспертиз и любые свидетельства. Дескать, с нынешним расследованием что-то не так: «кроме убийства некоторого количества людей все остальное под вопросом».

В России не принято говорить о работе Международной комиссии по пропавшим без вести лицам, которая смогла идентифицировать при помощи экспертиз ДНК семь тысяч жертв из восьми тысяч, или же об отчете правительственной комиссии Республики Сербской в Боснии и Герцеговине, в котором подтверждено, что тысячи мусульман были убиты в условиях грубого нарушения гуманитарного права, а также то, что исполнители попытались это скрыть.

В отчете комиссии, выпущенном в 2004 году, приводились данные о 32 массовых захоронениях с останками мусульман, о которых до этого не было известно, а число лиц, исчезнувших в Сребренице в июле 1995, оценивалось в 7-8 тысяч человек. При этом комиссия основывалась на информации из внутренних источников — армии, полиции и других силовых структур, а также на документах, полученных от Сербии и Черногории.

Оспаривание формулировки «геноцид» при формальном признании самого факта расправ в Сребренице — одна из значимых составляющих политического курса нынешнего лидера боснийских сербов Милорада Додика, к слову, близкого партнера российских властей и единственного высокопоставленного политика на Балканах, признавшего Крым российским. Додик дистанцируется от ответственности за военные преступления, которую в 2004 году взяло на себя прежнее руководство Республики Сербской во главе с президентом Драганом Чавичем.

Впрочем, взгляды самого Додика серьезно менялись в последние десятилетия. После войны он возмущался, что объявленные в розыск Караджич и Младич не хотят сдаться в руки международного правосудия. А после вынесения в 2007 году вердикта Международного суда ООН Додик называл «бесспорным» тот факт, что в Сребренице был совершен геноцид.

Сегодня у Додика другие взгляды. Его нынешний курс и поиск опоры в консервативно-националистический среде предполагает использование символов военного прошлого и поддержку тех, кто стоял у истоков Республики Сербской. Отрицание преступлений — часть этой политики. Российские власти по мере сил поддерживают своего важного партнера, в том числе осуждая принятие нового закона об ответственности за отрицание геноцида и возвеличивание военных преступников.

Публичное возвеличивание таких деятелей, как Караджич и Младич в сегодняшней Боснии может обернуться тюремным сроком, однако на Москву эти правила не распространяются. Российские высокопоставленные представители все еще могут позволить себе обращаться с чужим военным прошлым по своему вкусу.

Юлия Петровская