Алексей Чадаев. В позе замаха

Вчера была очередная годовщина «войны 080808». А я вспоминаю несколько очень жестких кремлевских совещаний и разборов полетов по ее итогам — когда выяснилось, насколько, «случись что», наша система к войне не готова, и в условно «армейской», и в «гражданской» своих частях. Тогда повезло, что это были никакие грузины, но случись кто посерьезнее — мы гарантированно влетаем. «Эта армия пригодна только бармалеев по горам ловить» — типичная фраза тех дней, и не только про армию как таковую. Разумеется, официальный агитпроп транслировал другое, но во внутреннем кругу все всё понимали. Душераздирающие истории про корректировку авиационного огня посредством сидящего на елке героического корректировщика с гражданским мобильником, или про планшеты-гармин, примотанные изолентой к коленке у пилотов, тогда из уст в уста пересказывали.

С тех пор, конечно, в некоторых аспектах «мы стали более лучше», но в некоторых — даже «более хуже».

Думая об этом с дистанции, я прихожу к выводу, что многие у нас дали себя убедить и нашей собственной ура-, и вражеской ату-пропаганде; и теперь искренне думают, что РФ это такая грозная, агрессивная и — дальше в зависимости от политической позиции — добрая либо злая, но в любом случае сила. А я вот думаю, что бывают волки в овечьей шкуре, а мы такой удивительный случай — овца в волчьей шкуре. Несколько сильноалкоголизированных разговоров с активными — и «рядовыми», и совсем нерядовыми — участниками что сирийского, что донбасского конфликтов только сильнее убеждают меня в этом. Казалось бы, такие точки как магнитом должны притягивать всех наших «псов войны», будь то в мундирах или кондотту, но притягивают они по большей части какой-то другой «человеческий материал». Ну, а сама «система» с ее закритическим уровнем раздолбайства, воровства и бессмысленности и тем более обнуляет последние остатки т. н. «боевого духа».

Мы слишком мирные, чтобы добросовестно исполнять вмененную нам роль мирового зла, агрессора и т. д. Мы любим грозно клацать ржавыми железяками на публику, но вообще разучились серьезно думать и действовать в категориях «если завтра война». Хваленые новинки отечественного ВПК дешевле было бы сразу делать из чистого золота, как пистолет Делимханова — и это главное, почему в них не очень-то веришь: «Калашников»-то в свое время завоевал мир в первую очередь своей крайней простотой и дешевизной. Казалось бы, Карабах уже многое показал — но я даже после него что-то не вижу никакого ажиотажа ни по теме боевых дронов, ни по электронным блокам наведения, ни по другим все более значимым точкам уязвимости и отставания.

Почему это важно? Да потому, что если диагноз верен, то и накал державничества в риторике надо бы приводить в соответствие с реальной обороноспособностью — включая и внутреннюю готовность социума воевать. А у нас не так. У нас — чем меньше мы реально готовы к конфликту, тем активнее возмещаем эту неготовность бряцанием на суровых щах. «Замахнулся — бей», так это говорится? А мы такие стоим в позе замаха, а бить-то особо нечем. Почему в том же Донбассе в итоге вышло то, что вышло? Да просто потому, что не можем, вот почему. Даже не в сугубо военном смысле, а в первую очередь в смысле внутренней готовности в случае чего идти до конца.

Алексей Чадаев, политолог