В искусстве нет людей с ограниченными возможностями

Фестивалю «Царскосельский вернисаж» уже одиннадцать лет. Обычно в конце июня в центре города Пушкина собираются и рисуют сотни людей с особенностями развития, в частности с ментальными нарушениями. Это большой праздник не только для самих художников и организаторов, но и для всего города.

В нынешнем году из-за ограничений, связанных с пандемией коронавируса, фестиваль пришлось перенести на сентябрь, но его организаторы — сотрудники государственного музея «Царскосельская коллекция» — открыли уличную выставку, на которой представлены лучшие работы участников фестиваля за прошедшие годы. О фестивале и работе с «особыми» художниками рассказывает директор музея «Царскосельская коллекция» Александр Некрасов.

— Фестиваль проводится раз в году. А в другое время что происходит в творческой жизни его участников?

— Восемь-девять месяцев в году мы ведем подготовительную работу. Конечно, день вернисажа — это кульминация фестиваля: в центре Пушкина под открытым небом устраивается большой праздник, на который приезжает множество участников со всего города, до восьмисот человек. Это событие грандиозное, но единовременное.

А в течение года проводятся пленэры: приезжают группы участников от центров реабилитации, по десять-двенадцать человек, и работают как художники. Рядом с ними находятся наши ассистенты — обученные специалисты, которые помогают каждому реализоваться (обычно один консультант приходится на двух практикантов). И результаты очень хорошие.

— Консультанты специально обучены взаимодействию с людьми, имеющими особенности развития?

— Я начал заниматься с ребятами из Пушкинского реабилитационного центра в 2002 году. То есть еще до «Вернисажа» у меня был большой опыт такой работы. Некоторые из них пришли тринадцатилетними подростками, а потом на моих глазах стали зрелыми людьми. Кажется, мне удалось понять, как нужно с ними работать.

Поэтому всех новых сотрудников я принимаю в музей, только пропуская через Мастерскую живописи для «особых» людей. Так что у меня нет случайных сотрудников. Каждый сотрудник — это своего рода воспитанник. Команда очень сильная: у нас все или художники, или искусствоведы, в любом случае, неравнодушные к живописи люди.

— А среди участников «Вернисажа» больше тех, для кого рисование — арт-терапия, или тех, кого можно назвать художниками?

— Как таковая, арт-терапия не является моей целью. Для меня в творческом плане человек даже с какими-то врожденными или приобретенными нарушениями развития не является «человеком с ограниченными возможностями». Конечно, я делаю поправки на какие-то особенности его состояния, но требования к нему, как к художнику, не снижаются — они только уточняются. Я убежден, что каждый человек приходит в жизнь со своим словом, с определенной миссией, особым внутренним миром. Поэтому желание одно: помочь человеку этот мир раскрыть и реализовать его идеи, чувства, мысли в соответствии с его задачей. Вот этой работой мы все занимаемся.

Результат на сегодняшний день таков: мы уже готовы сделать музей творчества людей с ограниченными возможностями здоровья, «особых» художников. Ведь эти работы сохраняются, популяризируются и являются примером высокого творчества для других людей. Чтобы мои слова не выглядели слишком громкими, скажу: мы сделали две выставки «Резонанс» — в арт-центре на Пушкинской, 10 и в центре Михаила Шемякина. Для этих выставок мы выбрали работы известных современных художников самого высокого уровня. И рядом с их работами мы показали работы наших «особых». И это было достойное партнерство, никаким образом не умаляющее ни тех, ни других.

Конечно, фестиваль — это конкурс, на котором происходит отбор работ художественным советом. И в коллекцию музея поступают работы наиболее гармоничные, наиболее профессионально сложившиеся. Но бывает так: человек, нигде не обучаясь, не зная никакой культуры, удивительным образом наделен от природы стилистическими и техническими возможностями, которые соответствуют высоким профессиональным меркам в общепринятом понимании. Да, такое бывает не только у людей с инвалидностью. Но я вообще-то и не разделяю людей на «особых» и «не особых», это условность.

— Но если не разделяете, то зачем при проведении выставок, фестивалей или организации предполагаемого музея делать акцент на аспектах здоровья художников?

— Я считаю, что это необходимо для некоего переходного периода. Нам нужно отстоять значение этого творчества. Сегодня общепринятое отношение к тому, что происходит, например, у нас на фестивале, таково, что оно, скорее, мешает нашим художникам почувствовать себя наравне с другими. Бывают исключения. Например, Геннадий Афанасьевич Устюгов, один из самых известных петербургских художников, сейчас находится в психоневрологическом интернате. А его работы есть не только в нашем собрании и в Русском музее, но и во многих других, а также в заграничных частных коллекциях. Он мало защищен в плане своей творческой деятельности, порой поступает очень противоречиво, ему нужна поддержка, опека.

А есть много ребят, которые творчески очень одаренные, я бы даже сказал, ничуть не уступающие Геннадию Афанасьевичу, но о них очень мало кто знает. И моя задача, в том числе и как художника, поддержать этих людей, моих товарищей по деятельности, чтобы они почувствовали самоуважение и уважение окружающих. Пока за это идет борьба. В процессе проведения фестиваля и подготовки к нему мы так или иначе поддерживаем очень многих людей: кто-то из них более проявляется, кто-то стремится проявиться, и у него не очень получается — мы им помогаем. У нас обучение идет и в ходе фестиваля — на пленэрах, на мастер-классах.

Среди участников фестиваля есть люди с серьезными ментальными нарушениями, которые теряются даже в простейших жизненных ситуациях. Но, бывает, сориентируешь такого человека на плоскости холста, дашь ему кисть и объяснишь, что делать, и в нем просыпается что-то удивительное, я этого даже не могу до конца объяснить. Вот человек на коляске, не может развернуться, он может только как-то через спину рисовать. Мы подставляем ему холст, и он работает. Результаты иногда лучше, чем у тех, кто более здоров. Бывает и наоборот: у человека вроде бы в целом все в порядке, но он, например, более вялый, заторможенный. Нет у него остроты, он ослаблен в плане мироощущения, мировосприятия.

— Как влияет участие в фестивале на бытовую жизнь этих художников? Становятся ли они, например, более социально адаптированными?

— Очень многое зависит от того, кто рядом с «особым» художником. Если рядом с ним люди не только с сердцем, но и с головой, и у них правильное отношение к этому человеку и его способностям, соответственно строится и его жизнь. Мы настроены на то, чтобы давать участникам фестиваля и посетителям центров, в которые приезжаем, поддержку и защиту. Конечно, мы делаем лишь малую часть по сравнению с тем, что нужно этим людям.

Понимаете, за каждого хочется бороться, а у нас нет такой возможности. Я директор музея, у меня иной профиль. Но мне кажется, что если администрация города Пушкина поддержит нашу инициативу, и мы сделаем этот музей особого искусства, он станет одним из важнейших культурных центров, что в свою очередь отразится и на отношении общества к этим художникам.

— Но нет ли опасности, что все-таки музей именно для «особых» художников превратится в своеобразное гетто?

— Это же будет отдел уже существующего музея. Пока в нашей стране ничего похожего нет. В Европе уже давно существует такое направление. Мне непонятно, почему там это направление называют ар-брют (фр. Art brut — грубое искусство, здесь — необработанное, неограненное искусство — прим. ред.), я считаю, что это как-то умаляет то, что делают эти художники. Мы стараемся опираться не на выявление негативных, болезненных особенностей людей, а на гармонию. Благодаря фестивалю удалось сохранить более 1500 произведений, и из них мы хотим создать коллекцию, представляющую данное направление в Петербурге.

— Назовите, пожалуйста, самых значимых художников за историю фестиваля.

Игорь Лунев

«Росбалт» представляет проект «Все включены!», призванный показать, что инвалидность — это проблема, которая касается каждого из нас. И нравственное состояние общества определяется тем, как оно относится к людям с особенностями в развитии.