В борьбе с ковидом только Россия считает, что у нее особый путь

Атипичная пневмония, Эбола, свиной и птичий грипп, ковид — эпидемий и пандемий за 20 лет этого века на долю человечества выпало немало. Правда ли, что это результат антропогенного вмешательства в экосистему, и теперь мы пожинаем плоды? Почему вирусный мир стал атаковать человека так агрессивно и что теперь с этим делать?

На эти и другие вопросы корреспонденту «Росбалта» ответила молекулярный биолог, научный журналист, автор книги о коронавирусе «Вирус, который сломал планету» Ирина Якутенко.

— В России уже зафиксированы случаи заражения коронавирусных пациентов мукормикозом или «черной плесенью», которая широко распространилась в Индии на фоне пандемии. Как же так, у нас ведь совершенно другой климат?

— Четкая взаимосвязь инфекционных заболеваний с климатическими условиями — распространенный миф, который в нынешнюю пандемию стал особенно популярным. Вспомним уверения многих, в том числе врачей, что летом коронавирус не распространяется, потому что на солнце ему жарко. В России сейчас жарко и вовсю идет третья волна, в Европе то же самое было в прошлом году. Да, мукомиркоз отчасти связан со окружающими условиями, и грибки лучше себя чувствуют в теплом влажном климате. Однако опасны они не снаружи, а когда развиваются в организме.

Организм большинства людей успешно противостоит их попыткам закрепиться внутри, но у некоторых условия благоприятствуют развитию грибка. Например, у диабетиков, людей с ослабленной иммунной системой — так, до появления эффективной антиретровирусной терапии грибковые инфекции были типичны для людей с ВИЧ. Подходящие условия и у пациентов, получающих кортикостероиды — препараты, подавляющие иммунитет. Проблема в том, что у людей с диабетом, которые заражаются ковидом, выше шансы тяжелого течения, которое лечится как раз кортикостероидами. Результат — повышенная частота мукормикоза в Индии. В Европе и США, кстати, тоже наблюдается повышение частоты грибковых инфекций у коронавирусных пациентов, но там превалируют другие их разновидности, главным образом, Candida и Aspergillus.

— Пандемия «черной плесени» в России возможна? Или все ограничится единичными случаями?

— Этот грибок является эндемичным для Индии, и в другие страны его не так часто заносят. На Западе грибковые инфекции у тяжелых пациентов также встречаются нередко, хотя про это мало пишут. Ничего хорошего в этом нет, бороться с грибами сложно, так как лекарства против них часто токсичные. Поэтому диабетикам нужно обязательно прививаться, носить маски или респираторы, не посещать людные сборища особенно в закрытых помещениях и по возможности избегать лишних контактов. Особенно, учитывая ситуацию в Москве.

Но я бы не опасалась именно плесени, бояться нужно ковида. Умереть от него можно по десяткам других причин — коллапс легких, тромбоз, почечная недостаточность. Но люди как-то уже привыкли к угрозе ковида и он тревожит их меньше, чем экзотическая плесень.

— Почему в последнее время человечество все чаще сталкивается с эпидемиями и пандемиями? Атипичная пневмония, лихорадка Эбола, свиной и птичий грипп, ковид. Что происходит? Человек нарушил какой-то баланс в экосистеме, и она нас теперь атакует?

— Ну, не будем забывать такие болезни, как корь, оспа, дифтерия, полиомиелит, которые были искоренены вакцинацией намного раньше. Они с нами тысячи лет и уничтожили суммарно куда больше человек, чем ковид. Вирусные, бактериальные, грибковые и заболевания, вызываемые простейшими, например, малярия, сопровождали нас всю историю.

Есть и другая сторона вопроса: несмотря на урбанизацию, огромное количество людей очень плотно взаимодействуют с дикими и домашними животными: чтобы прокормить растущее человечество, в большом количестве выращивается скот, люди вырубают леса под пастбища, контактируя при этом с населяющими их животными, активно используются меховые фермы. У всех этих зверей и птиц огромное количество вирусов, многие из которых могут перескакивать на людей — и делают это.

— Некоторые эксперты говорят о том, что на потенциал будущих вирусных инфекций серьезно влияет глобальное потепление. Есть ли связь?

— Есть, но не такая прямая, как кажется. Температуры на планете растут и поэтому вирусы активизируются — такая логика не работает, и вирусы не становятся более злобными в тепле. Но потепление влияет на всю экосистему планеты, и типичный пример — энцефалит, который еще 100 лет был эндемичен только для Дальнего Востока и Сибири. Этот вирус переносится клещами, которые кусают и заражают, в первую очередь диких животных.

Сейчас из-за потепления их ареалы обитания уничтожаются, они мигрируют и клещи вместе с ними. Энцефалит сдвигается все дальше на запад. Те же процессы происходят и с другими вирусами, но мы не всегда можем проследить все цепочки заражений, часто связи более сложные, чем в случае с энцефалитом.

— А вирусы на юге планеты действительно возникают чаще?

— Кажется, что в Юго-Восточной Азии и Африке больше подходящих условий для передачи инфекции человеку, однако есть много исследований инфекционных заболеваний, которые доказывают, что в «глубоком» северном полушарии они появляются даже чаще. Просто здесь медицина и гигиена лучше, больше домашних, а не диких животных, и удается не допустить эпидемии. На юге больше условий для неконтролируемого распространения вирусов, но появляться они могут везде.

— Можно как-то объяснить механизм межвидового перехода — когда вирус прыгает от животного к человеку, меняя носителя? Почему это происходит?

— Все вирусы, которые у нас есть, мы получили от животных. Единственное серьезное вирусное заболевание, для которого неизвестен природный резервуар — оспа, поэтому ее удалось полностью истребить прививками. Другие вирусы имеют природный резервуар, и их «запасы» могут оттуда пополняться. Вирусы — чемпионы по мутациям, и благодаря этой способности постоянно прыгают между видами.

Конечно, они не выбирают человека намеренно, а просто в ходе множества изменений случайно образуются и те, которые делают заражение и размножение внутри человека возможным — например, мутации, повышающие сродство вируса к рецепторам другого вида. Если новый хозяин недостаточно защищается, вирус быстро приспособляется к его организму, опять же, за счет высокой скорости мутаций и отбора тех вирусов, которые приобрели наиболее удачные изменения.

— А скорость эволюции вируса зависит от каких-то внешних факторов или она как бы «зашита» в его программку?

— Выживают преимущественно те вирусы, которые лучше остальных приспосабливаются к изменениям окружающей среды. В нынешнюю пандемию мы наблюдаем эти процессы вирусной эволюции буквально в режиме реального времени.

Мы видим, что в странах, где людей прививали быстро и на фоне ограничений, когда не формируется новых цепочек заражения, вирусу было не на кого перепрыгивать и изменяться, и в этих странах пандемия пошла на спад. Там же, где прививают медленно и мало, вирус мутирует. В такой ситуации много как неиммунных, так и людей с частично угасшим иммунитетом, например, после болезни. И когда вирус прыгает на таких людей, слабые варианты, для уничтожения которых достаточно небольшого количества антител, элиминируются из игры.

Более успешные вирусы, которые в ходе изменений в организмах многочисленных неиммунных приобрели мутации, позволяющие уходить хотя бы от части антител, выживают, и начинается следующий этап отбора. То есть мощный внешний фактор — массовая вакцинация — вирус уничтожает, а недостаточно мощный — вялая и медленная вакцинация — наоборот, делает сильнее.

— А насколько быстро мутирует ковид? Мы пока поспеваем за ним?

— Кто мы? Европа, Америка, Израиль — да. Они быстро прививают, к концу осени там почти везде будет достигнут порог коллективного иммунитета. Уже больше 50% населения в Европе получило первую дозу вакцины. Россия — нет, тут всего около 10% привитых и какое-то количество переболевших, у которых иммунитет уже угас.

— Я имею в виду существующие вакцины от коронавируса — они все еще ловят новые штаммы?

— Нельзя говорить о вакцине вне контекста прививочной кампании. Если 90% населения привито не очень мощной вакциной, у вируса нет шансов. Если вакцина отличная, но большинство населения не привито, как в России, Индии или Африке, все зря. Если бы эти страны вакцинировались с той же скоростью, что западные, у нас просто не было бы новых штаммов. Потому что в Европе и США были жесткие локдауны, и волны удавалось гасить, и параллельно всех начали прививать.

Но так как значительная часть мира не вводит ограничений и не вакцинирует людей с должной скоростью, мы еще увидим какие-нибудь новые варианты коронавируса. Без тотальной вакцинации процесс растянется — до тех пор, пока не удастся достигнуть нового равновесия.

— Нового равновесия?

— Да, нам придется жить с коронавирусом и искать новое равновесие в нашем совместном существовании. Впервые в истории человечества мы довольно активно вмешиваемся в процесс «притирки», но пока мы видим, что в условной Европе устанавливается одно равновесие, в России — другое. И никто не обещал, что для человечества в целом все закончится благополучно. Нет сомнений, что множество видов живых существ вымирали от вирусов, когда те становились слишком агрессивными. Да, сам вирус тоже исчезал, потому что у него кончалась кормовая база — но его хозяев это не воскрешало. Но вот с гриппом или простудными вирусами, например, мы пришли к некому балансу.

— Получается, с ковидом такого равновесия мы пока не достигли. А какие темпы вакцинации должны быть, чтобы остановить третью волну? 60% коллективного иммунитета — та цифра, на которую нужно ориентироваться?

— 60-70% — это цифра, на которую мы ориентировались с исходным вариантом, но британский штамм заразнее ранних версий на 50%, а индийский на 50% заразнее британского. Если один человек заражает одного, нам достаточно половину населения привить, чтобы остановить пандемию. Если один заражает четырех, надо обрывать куда больше связей, и порог коллективного иммунитета составит уже 75%.

В России же все идет очень медленно, хотя «Спутник» появился одновременно с другими вакцинами, и с января началась массовая прививочная кампания. До этого в стране было ощущение, что коронавируса нет. Когда Европа с декабря сидела в жестком карантине, в России на это смотрели с насмешкой: мол, вот чудаки.

Сейчас остановить пандемию в РФ малым числом жертв может только жесткий локдаун при массовой прививочной кампании, потому что вирус активно распространяется в популяции, и нужно порвать эти цепочки. Запретить людям контактировать в помещениях без масок. Закрыть школы, детские сады, кружки, фитнес-клубы, театры, кино, рестораны, перевести всех на удаленку, возможно, ввести комендантский час. Только так удастся сбить волну. Не нужно изобретать велосипед, Европа уже все это проходила, и только Россия считает, что у нее особый путь.

— А как вы относитесь к версии искусственного создания коронавируса? Некоторые эксперты уверены, что в нынешней пандемии виновата синтетическая биология — когда ученые конструируют вирус с заданными свойствами и функциями.

— Да, биологи сегодня способны синтезировать бактерию или вирус с некоторыми заданными свойствами, но вероятность такого сценария намного меньше, чем естественного развития событий. Теоретически, если бы одновременно произошло множество маловероятных вещей, это возможно. Есть же ненулевая возможность 1000 раз подряд подкинуть монетку «орлом»? Тут то же самое.

При этом существует миллион технических трудностей, мешающих вырастить вирус и вносить в него мутации. К примеру, нужно подобрать линию клеток, чтобы вирус изменялся в правильном направлении. Клетки, которые используются в лабораториях, позволяют заражать себя без сопротивления, поэтому вирусы не приобретают тех приспособлений, которые нужны, чтобы эффективно заражать человека.

Если бы ученые нашли такие клетки — была бы публикация в журналах Nature или Science, это суперрезультат. Получается, те, кто сделал это, промолчали, при том, что публикации в высокорейтинговых журналах — главное мерило и главный драйвер карьеры ученого. Вероятность того, что коронавирус подхватил сотрудник норковой фермы или кто-то, кто много контактировал с летучими мышами, намного выше.

Ну и если бы целью было создать биологическое оружие — очень странная идея выбирать простудный вирус. Кроме того, все уже давно поняли, что нельзя сделать биооружие против русских, китайцев или американцев — это будет неизбежное убийство всей планеты.

— А что насчет версии с утечкой?

— В теории она могла бы быть — допустим, где-то в Китае хранилась коллекция штаммов коронавируса и что-то произошло. Вряд ли китайские власти будут проводить полицейское расследование, но только после изучения лабораторных журналов можно было бы подтвердить эту версию или опровергнуть. Без расследования как бы тщательно мы ни разбирали геном вируса по косточкам, мы ничего не увидим. Все те же изменения могут произойти естественным путем.

Кстати, убедительное доказательство природного происхождения коронавируса у нас появилось бы, если мы обнаружили животное, с которого он перепрыгнул на человека. Ближайший к SARS-CoV-2 коронавирус летучей мыши схож с человеческим только на 86% — грубо говоря, он не прямой папа нашего коронавируса, а троюродный прадедушка.

Совершенно точно был еще какой-то хорек, норка, циветта или другая летучая мышь, с которых вирус перескочил на человека. Возможно, мы это существо уже не найдем — например, если эпидемия началась с норок на какой-нибудь ферме. Со времен SARS в Китае истребляют всех животных на ферме, где обнаружили что-то напоминающее тот вирус.

— А есть какой-то способ предотвратить новые пандемии, отследить появление опасных вирусов в природе?

— Нужно наладить сеть отбора и исследования проб у диких и домашних животных, проверять людей, работающих с животными, на антитела к гриппу и SARS-подобным вирусам, чтобы следить за их изменениями. Нужно постоянно контролировать, не собрался ли где-то рядом с нами появиться еще какой-нибудь опасный штамм, и не жалеть на это денег.

Беседовала Анжела Новосельцева