Кремль растворил либерализм в империи

На днях Анатолий Чубайс назвал себя «известным либеральным империалистом». И чтобы никто не подумал, что это шутка, разъяснил: «Ну, видите ли, я считал и сейчас считаю, что значение России в Евразии, если уже не говорить о мире в целом, не может быть таким же, каким значением обладает… не хочется называть конкретное название. Некоторые… да большинство стран, непосредственно наши соседи. Так сложилось исторически, так сложилось в конце концов географически, так сложилось по объему экономики, по численности населения, по роли в мировой культуре, что российское значение больше, чем значение некоторых стран — наших соседей».

В целом в этих словах Чубайса ничего нового — стандартный набор великодержавного шовиниста. Сегодня, правда, в том самом цивилизованном мире, которым и сам Чубайс, и его соратники по демократическому движению 1980-90 годов искололи глаза своим оппонентам, пыжиться по поводу государственного величия, а тем более провозглашать «особое значение» своей страны, считается неприличным. Дурной тон, плохо попахивает, наводит на нехорошие исторические параллели…

Конечно, Чубайс это знает. Но он ведь не в Европе работает, а в России. И не кем-нибудь, а «специальным представителем президента Российской Федерации по связям с международными организациями для достижения целей устойчивого развития». Как правильно представлять шефа в международных организациях, опытный аппаратчик Чубайс знает хорошо. Тут, конечно, самое место вспомнить, что при советской власти, которую, по его словам, он до сих пор ненавидит (интересно, откуда такая страсть к борьбе с ветряными мельницами прошлого?), Чубайс был коммунистом. Стал членом КПСС в конце 1970-х, в самом начале своей трудовой карьеры, вышел из нее в 1990-м, когда только слепой не видел, что система посыпалась. В девяностые годы он отъявленный либерал. И вот ныне либерал-империалист. Как говорится, «если и колебался, то всегда вместе с линией партии».

Впрочем, охотно верю, что либерал-империалистом Чубайс стал уже давно. Человек, который всегда был в кремлевской кадровой обойме, а последние двадцать лет постоянно замещал те или иные руководящие должности в госкорпорациях, должен быть не только карьеристом, но и единомышленником верховного правителя. Так что дело не только в политической конъюнктуре…

Если подходить формально, словосочетание «либеральный империалист» звучит как оксюморон. Что-то вроде «горького сахара» или «холодной жары». На первый взгляд, одно с другим не сочетается: ты либо либерал, то есть сторонник всяческих свобод, либо империалист. Словарь русского языка Владимира Даля определяет империю как «государство, властелин которого носит сан императора, неограниченного, высшего по сану правителя». А раз «властелин» ничем не ограничен, то говорить о каких-то неотъемлемых правах и свободах людей, которые провозглашает либерализм, смысла уже нет.

Однако политические и социально-экономические термины часто содержат в себе нечто несочетаемое или просто маловразумительное. Взять, например, активно употребляемые не только в популярной, но и в научной литературе выражения «государственный капитализм», «государственный социализм». Скажем, те страны и периоды, которые без обиняков можно отнести к госкапиталистическим — например, Советская Россия 1921-29 годов, или Китай, начиная с первых шагов реформ конца 70-х годов XX века и до настоящего времени (сюда же, кстати, надо отнести и современную Кубу), сразу же легализовали частную собственность, которая является признаком уже вполне себе традиционного капитализма без приставки «гос».

Государственное регулирование экономики, которое поверхностные исследователи часто тоже выдают за признак госкапитализма (или даже за социализм), тоже не проходит испытание практикой. В развитых капстранах государственное регулирование (конечно, по преимуществу рыночными методами) — один из инструментов экономической политики. Получается, что и здесь провести четкую терминологическую и сущностную грань достаточно сложно.

Это же можно сказать и режиме в Германии 1933–1945 годов. Его название полностью означало «национальный социализм». Но в чем этот «социализм» там выражался? В организации государством общественных работ с целью поддержания платежеспособного спроса для преодоления экономического кризиса? Но к таким методам прибегали в то время и в цитадели свободного мира — США. И социализм ни там, ни там от этого не наступил. В то же время частная собственность в нацистской Германии — и мелкая, и средняя, и крупная — сохранялась и всемерно поддерживалась правительством.

По этой причине социально-экономический строй, господствовавший там в 30-е — первой половине 40-х годов XX века точнее было бы именовать «национал-капитализмом», а не «национал-социализмом».

Однако и это не совсем точно. Гитлеровская Германия приветствовала иностранные инвестиции. Немецкий филиал «Форд моторс» занимался производством автомобилей, которые использовались для нужд вермахта, даже в 1940-х годах. Таким образом термин «национал-капитализм» также не вполне точно определяет систему Третьего рейха.

Иными словами, многие устоявшиеся термины и выражения мы употребляем не оттого что они верно отражают суть того или иного явления, а просто потому что мы к ним привыкли.

На фоне этой терминологической неразберихи словосочетание «либерал-империализм» перестает выглядеть так уж нелепо. Если вдуматься, как ни странно, оно наиболее адекватно отражает и идеологию, и конкретные действия. Этот термин означает более или менее либеральную экономику (частная собственность и рыночные отношения) в сочетании с империалистической политикой.

То маловразумительное определение, которое дал в своем интервью Чубайс (экономическое и культурологическое доминирование крупных держав над малыми), относится к области идеологии и политики империализма. Экономическую же базу этого типа капитализма еще в самом начале XX века описали английский экономист Джон Аткинсон Гобсон (книга которого так и называлась «Империализм»), а также австрийский социалист Рудольф Гильфердинг. Работы обоих исследователей активно использовал в своей знаменитой брошюре «Империализм, как высшая стадия капитализма» Владимир Ленин.

Выводы всех трех авторов, посвященные экономической природе империализма, и через сто лет вполне актуальны. Ленин отмечает пять основных признаков этого явления, хотя и добавляет, что при желании можно найти больше. Три из них особенно интересны, поскольку как будто списаны с современной российской экономики: монополизм; слияние банковского капитала с промышленным и образование финансовой олигархии; вывоз капитала.

Монополизм в нынешней российской экономике можно наблюдать практически в режиме онлайн. Дня не проходит без новости, например, о слиянии крупных торговых сетей. Аналитики отечественного рынка при этом утверждают, что таков естественный ход вещей. Мол, на Западе обычное дело, когда остаются два крупных игрока, а удел остальных — добирать по мелочам. Вот и мы идем по тому же пути.

Если же кто-то хочет посмотреть актуален ли для современной российской экономики такой признак империализма, как слияние банковского капитала с промышленным, то достаточно отметить, что в число дочек крупнейшего российского банка входят строительная компания, автосборочный завод, интернет-аптека и много чего еще. Следующий по размеру банковский холдинг занимается зерном, железнодорожными перевозками, участвует в создании авиакомпании и т. д., и т. п.

Ну и, конечно, основной признак капитализма перешедшего в стадию империализма — вывоз (экспорт) капитала. Вопреки стенаниям экономистов патриотического толка, этот процесс всячески поддерживается правительствами государств. Россия здесь не одинока. За возможность инвестировать в экономику развивающихся рынков между высоко- и даже среднеразвитыми странами идет жесткая рубка. «В этих отсталых странах прибыль обычно высока, ибо капиталов мало, цена земли сравнительно невелика, заработная плата низка, сырые материалы дешевы», — писал о причинах вывоза капитала сто с лишним лет назад Ленин. Что-то с тех пор изменилось?

Другое дело, что на перспективный китайский рынок СССР в 1980-е годы и Россия в 1990-е по разным причинам не вышли. В восьмидесятые отношения между Москвой и Пекином были практически заморожены, а в девяностые Россия сама нуждалась в иностранных инвестициях, было не до экспорта капитала.

Кроме того, для российского крупного бизнеса, теснейшим образом связанного с государством, недостаток финансовых возможностей, препятствовавший внедрению в экономики тех или иных государств, всегда компенсировался военными средствами. Так это происходит в последние годы на Ближнем Востоке (главным образом, в Сирии), в Африке, где, впрочем, в гораздо больших масштабах заметно европейское, американское, а теперь еще и мощное китайское присутствие.

Многие проблемы современного российского капитализма вызваны тем, что он изначально, еще в 90-годы XX века, сформировался, по преимуществу, как паразитический. Помимо традиционной эксплуатации рабочей силы, которая сейчас растет за счет увеличения интенсивности, объемов и продолжительности труда с одновременной заморозкой заработной платы, в России нещадно эксплуатируются и природные ресурсы.

Однако с падением мировых цен на углеводороды сидеть на нефтегазовой игле становится все труднее. С учетом же девальвации рубля по отношению к основным валютам (к доллару и евро за последние шесть лет рубль обесценился в два с лишним раза), а также роста цен на продовольствие, реальная заработная плата большинства россиян сильно упала, а интенсивность их эксплуатации «родным» капиталом, соответственно, возросла.

В 2014 году Россия потеряла крупнейший на территории бывшего СССР украинский рынок. Причем не столько из-за победы Майдана, сколько из-за неуклюжих и грубых попыток во чтобы то ни стало оставить Киев жестко привязанным к Москве. Как известно, это привело к обратному результату — практически полной потере Украины для России, международным санкциям, усиливающимся год от года, и все большему погружению к экономический и внутриполитический кризис.

В этих условиях российской власти остается рассчитывать только на проверенных пропагандистов и идеологов как «патриотического», так и «либерального» толка. При этом различия между теми и другими все менее заметны. По сути, либерал-империалист Анатолий Чубайс и, например, социал-шовинист Захар Прилепин — уже не только члены одной партии, но и одной фракции. Во всяком случае, я что-то не припомню, чтобы Прилепин возмущался частнособственническими инстинктами лидеров «народных республик» Донбасса. А слова Чубайса про «особое значение» России «комбату ДНР», вероятно, как мед на сердце.

Впрочем, публичное заявление спецпредставителя президента о приверженности либерал-империализму рассчитано исключительно на Владимира Путина, которому такие взгляды, по понятным причинам, чрезвычайно импонируют. Народной любви Чубайс точно не ждет, да он в ней особенно никогда и не нуждался. Быть на хорошем счету у начальства куда важней.

Александр Желенин