Posted 30 марта 2021, 16:13
Published 30 марта 2021, 16:13
Modified 30 ноября, 06:53
Updated 30 ноября, 06:53
Эффективный интенсив или страшный сон? Год назад школьники были принудительно оставлены на всю четвертую четверть учиться дома. Опыт «дистанта» оказался настолько ошеломительным, что до сих пор не ясно, что с ним делать: выводы — есть, а решений — нет.
Собеседники «Росбалт» из образовательной среды уверены, что «высылка» детей по домам на время взрослого локдауна весной-2020, несмотря на все споры, была неизбежна. В начале 2020/2021 учебного года власти больших городов выбрали, как мы знаем, разные стратегии. Москва держала детей дома — и это спровоцировало родительские митинги, правительство Петербурга сразу вернуло школьников на очное обучение — и тут бунтов не наблюдалось.
Судя по всему, нервотрепка в апреле–мае была настолько велика, что даже вторая волна коронавируса осенью не заставила родителей Северной столицы массово воспользоваться предложенной им «смешанной формой» обучения.
Эмоциональный итог — отторжение самой идеи дистанта. Мол, это была мера, полезная только в конкретной и чрезвычайной ситуации. Но «не дай бог больше никогда», и «это вам не взрослая удаленка».
Призер конкурса «Учитель года России-2020», учитель математики петербургской гимназии № 166 Иван Меньшиков в беседе с корреспондентом «Росбалта» назвал прошлогодний вариант дистанционки «ярким примером использования ИКТ-технологий не по назначению».
«Занятия в Zoom никогда не смогут заменить классный урок, да это и не нужно», — уверен он. Позицию педагога поддерживает начальник учебно-методического управления Северо-Западного представительства РАНХиГС Анна Шматко: «Все-таки школа в большой мере несет и функции социализации личности, воспитания. А для этого крайне необходим очный формат занятий, при котором происходит непосредственное взаимодействие».
Даже вузовские преподаватели говорят о понижении качества обучения в тех форматах, которые не подразумевают контакта «глаза в глаза». Все это так. Но что же получается: попробовали — не понравилось, и все? Забудем, как страшный сон и вернемся в прежнее состояние?
Есть нюансы. Первый состоит в том, что мы клеймим как неудачный экстренный опыт дистанционки. Называть его «обучением онлайн», каким оно задумывалось, язык не поворачивается точно. Ведь распространена была такая ситуация: школа рассылала родителям перечень ресурсов и ссылки на материалы. А дальше — пришлите результат на проверку.
Получалось либо самоучение — когда школьник должен был без чьей-либо помощи проходить предмет по бумажному учебнику или онлайн-решебнику, либо делегирование преподавательских функций родителям.
Процесс был мучителен и для педагогов. Так, по наблюдениям специалистов из «Фоксфорд», одной из крупнейших онлайн-школ в России, одновременно дающей и курсы переквалификации для преподавателей, самой больной темой оказалась проверка заданий. Ведь многие учителя заставляли детей, как обычно, выполнять задания в тетрадях и присылать сканы или фото на электронную почту, либо в whatsapp.
«По опыту прошлой весны мы увидели, что педагоги в условиях дистанционного обучения в большинстве своем проводили примерно те же уроки, что и в классе, но используя сервисы Zoom и Microsoft Teams», — отмечает Иван Меньшиков. Генеральный директор ООО «Цифровое образование» (цифровая среда для выявления и развития детских талантов, входит в ИТ-холдинг TalentTech) и сооснователь «Нетология групп» Алексей Половинкин говорит о том же: классно-урочная схема просто так в онлайн-обучение не конвертируется.
Признаем честно — это был бардак. Некоторые эксперты элегантно называют его «прыжок в цифровую реальность в условиях хаоса». «Конечно, так это работать не должно, но в рамках сроков, которые были отведены, сделать что-то качественно другое не представлялось возможным», — формулирует Алексей Половинкин.
В подавляющем большинстве и школы, и учителя оказались не готовы к такому повороту событий. Не готовы потому, что не готовились — но винить в этом кого-либо, кроме государства, централизованно контролирующего образование, сложно. Всеобщая диджитализация — это не только электронную доску на стену повесить.
Директор Санкт-Петербургской классической гимназии № 610 Сергей Бурячко приводит в пример школы в Великобритании. Часть из них уже живет в новой реальности: работают в привычном нам урочном режиме, но используют при этом гаджеты одного производителя, работающие на едином программном обеспечении. Для них временная удаленка не стала шоком — да и вообще проблемой, в силу технической обеспеченности процессов.
«Имеет смысл говорить, в первую очередь, не о провале дистанционного образования, а о необходимости диджитализировать образовательный процесс. Это не отменяет традиционные методы преподавания, первичные познавательные формы и вообще человеческое общение, которое продолжает оставаться главным в школе — и это зависит от квалификации педагога как педагога, а не специалиста по IT. Диджитализация призвана повысить эффективность труда учителя, которому не придется тратить время на раздачу и сбор листочков для проверочных работ, домашних заданий и прочее», — говорит он.
По факту центрами принятия решений оказались школьные администрации. Именно они должны были хотя бы скомандовать — в Zoom или Teams вести уроки. Администрация в коллапсе? Каждый предметник требует от ребенка использовать удобную ему платформу для выполнения заданий — а ученик уж должен одновременно сориентироваться во всех.
Надо отдать должное, в Петербурге школы с репутацией с оргвопросами справились. И они же не скрывают — проблемы, конечно, были.
«На практике мы столкнулись с тем, что для учителей-предметников был сразу предоставлен избыточный выбор цифровых инструментов и источников, в то время как единые решения по организации учебного процесса в целом, коммуникации с участниками образовательных отношений каждый коллектив искал самостоятельно», — рассказывает директор гимназии № 171 Тамара Кибальник.
«В случае нормальной организации процесса администрацией школы — когда налажена устойчивая связь, составлено электронное расписание, и все это контролирует слаженная команда айтишников — учителю даже не требуются какие-то особые квалификации. Нужно просто включить компьютер и пройти по ссылке», — добавляет Сергей Бурячко.
Там, где администрация давала слабину — ответственность автоматически ложилась на педагогов, которым приходилось решать проблемы один на один с дистантом.
Проблемы с педагогическим составом обсуждать сложно. Мало найдется людей, не знакомых с темой обесценивания этой профессии. Опять же, средний возраст учителей в Петербурге только недавно перестал быть предпенсионным. Все это и многое другое привело к эдакой «перевернутой» ситуации, когда ученики способны дать фору своим педагогам по части пользоваться современными технологиями и гаджетами.
Есть сторонники довольно жестокого подхода, согласно которому проблему решит физическая смена учительских поколений. Идея вызывает неоднозначные реакции.
Анна Шматко говорит по этому поводу: «Смена поколений преподавателей ничего не решит в значительной мере… В современном мире знания очень быстро устаревают, приходят новые технологии, человек в процессе своей карьеры вынужден постоянно учиться, и здесь на первый план выходит именно опыт».
Проректор по учебной деятельности РГПУ им. А.И. Герцена Александра Гогобердидзе, в свою очередь, утверждает: «Если мы будем ждать смены поколений, то можем и не дождаться. Достоверных научных данных о том, что существует прямая корреляция между возрастом человека и качеством его информационных компетенций — нет. Гибкое реагирование и быстрое осваивание технических новшеств может быть присуще и опытным, и начинающим педагогам».
Руководитель компании «Атлас коммуникации» (организатор интенсивов профессионального и личностного развития педагогов и руководителей образовательных организаций) Татьяна Раитина настаивает, что сама эта идея имеет в своем основании заблуждение, что молодые педагоги являются амбассадорами новых технологий, прежде всего цифровых. «Исследования и наш опыт показывают, что именно опытные учителя 35-40 лет активнее и охотнее всего пользуются цифровыми технологиями при проектировании и проведении уроков. Так что обучение учителей — это единственный путь к цифровой трансформации школы», — подчеркивает она.
В «Фоксфорд» вторят: «Проблема не поколенческая. На наш взгляд, проблема в готовности помочь. Сейчас от учителей только требуют — пройти курсы, купить компьютер за свой счет, освоить новые платформы. Мы верим, что вдумчивые курсы повышения квалификации и хорошее допобразование, не только для корочки, и не за баснословные деньги могут сильно улучшить жизнь учителей».
Что касается учебы, то пандемическая дистанционка сама по себе оказалась, как выразилась директор частной школы «Академия» Марина Лотвинова, очень эффективным и мотивированным курсом повышения квалификации.
«Никогда до этого так быстро и качественно педагоги не осваивали новые технические и информационные ресурсы. Так, в Герценовском университете почти 600 преподавателей в летом (т.е. в период отпуска) успешно осваивали программу дополнительного образования „Профессиональная деятельность преподавателя в условиях смешанного обучения в вузе“. Результатом стало создание за лето-2020/зиму-2021 сорока открытых онлайн-курсов», — поддерживает Александра Гогоберидзе.
Другое дело, как будет развиваться система повышения квалификации в ближайшем будущем. Как не сложно догадаться, обязательные курсы часто формальны. Конечно, рынок предлагает множество коммерческих альтернатив. Но, как отмечает Татьяна Раитина, избыточность курсов и провайдеров очевидна.
«Отсутствие внятной навигации, общепринятых критериев, навыков выбора образовательных продуктов потребителем и административное давление на учителей при выборе курса не позволяют сложиться цивилизованному рынку повышения квалификации, основанному на качестве продуктов», — полагает она.
Алексей Половинкин вообще уверен, что «для освоения большинства сервисов не нужно проходить специальные курсы — они очень нативны и в них несложно разобраться, если открыть их и попробовать что-то сделать самому. Но для этого учителям не хватает ровно того же, чего и ученикам — мотивации.
Детская мотивация — мы дошли, пожалуй, до ключевой школьной проблемы. Возьмемся утверждать, что искреннее нежелание учеников учиться лежит в основе многих трудностей. Вопрос — что определяет его в большей степени: несовременность программы или удивительная специфика генерации начала XXI века.
Алексей Половинкин считает, что с удержанием внимания учащихся вне класса не справляется школа.
«У большинства детей не сформировано осознанное отношение к образовательному процессу. Если бы в классе можно было играть в компьютерную игру, скорее всего, именно этим школьник и занялся бы вместо выполнения заданий. А вот дома это делать можно. Можно даже сказать, что в квартире пропало электричество. Школьники не понимают, зачем им нужно учиться, и это указывает на глубокую системную проблему в российском образовании», — подчеркивает он.
Директор Президентского физико-математического лицея № 239 Максим Пратусевич говорит: «Мы, грубо говоря, заставляем детей учиться. При том, что сегодня нет дефицита качественного обучающего контента, интернет заполнен им. И он легко доступен: нельзя сказать, что дети в Петербурге страдают от невозможности „подсмотреть“ формулу в сети — в большинстве своем они обеспечены и гаджетами, и выходом в интернет. Но ведь для этого требуется усилие. И тут мы упираемся в то, что ребенок отчужден от обучения, его не волнуют результаты собственной учебы. В конечном счете, получается, что он не приучен работать. А учеба — это тяжелый умственный труд, и в этой фразе важны все три слова. Проблема тут вовсе не в технике или форме обучения».
Иван Меньшиков подчеркивает еще и то, что дисциплинарный фактор в школе для всех примерно одинаков, а вот дома — нет.
«Данный подход усиливает расслоение между наиболее „успешными“ детьми класса, для которых родители могут в значительной степени взять на себя организационные и мотивационные обязанности учителя, и наименее „успешными“, которые в таких условиях оказываются предоставлены сами себе», — считает педагог.
Ответа на вопрос о возрождении ученической ответственности не знает сегодня, похоже, никто. С перспективами цифровизации школьной повседневности все проще — чем меньше пугает ковид, тем туманнее они становятся.
Тем не менее все опрошенные «Росбалт» комментаторы отмечают хоть и локальные, но позитивные последствия дистанционного опыта. Часто наблюдают, что родители поняли пользу гаджетов для учебы, а некоторые педагоги начали «использовать цифровые инструменты в ежедневной практике». Тамара Кибальник, например, уверена, что они полезны для отсутствующих по уважительным причинам детей — «наши учащиеся и их семьи находятся в разных жизненных ситуациях и не должны оказываться в изоляции». Директор ЧОУ «Академия» Марина Лотвинова считает: дистанционно могут учиться также спортсмены, музыканты и «очень сильные ученики».
Иван Меньшиков уверен, что дистанционные уроки должны строится по иному принципу, чем в очном классе, и приводит в пример популярный ресурс «Академия Хана». Эта платформа гибко подстраивается под уровень знаний конкретного ученика, снабжена инструментами геймификации, дает возможность работать в удобном темпе.
«Пандемия резко усилила спрос на подобные учебные инструменты, и я надеюсь, что их ассортимент и качество в ближайшее время будет стремительно расти. Тогда и учителя, в значительной степени скованные нормативными документами, смогут использовать их с большей пользой для учеников», — говорит он.
Алексей Половинкин призывает: «Цифровые компетенции нужны учителям не только для того, чтобы если что, перевести все в онлайн. Они нужны, чтобы учитель использовал цифровые технологии на уроках регулярно. Раз мы говорим, что нам нужно растить эффективных агентов цифровой экономики, значит, начинать это делать надо еще в школе. Начинать надо с маленьких шагов в повседневной работе учителя. Стоит, например, перевести корпоративное общение в Slack. Или пользоваться трекерами задач, или платформами типа Miro на стратегических сессиях».
Понять бы только — когда все эти констатации изменят реальность? И родился ли уже тот педагог-новатор, который придумает единое решение для модернизации программы и мобилизации детей? А также тот лоббист, который обеспечит внедрение этого решения? Последнее, возможно, даже важнее прочего.
Наталья Гладышева