Ускользающая нить Ариадны

В России, как, может быть, нигде еще, возможны удивительные исторические парадоксы. К примеру, в 1906 году в Великом княжестве Финляндском, входившем в то время в империю Романовых, местные женщины первыми в Европе получили активное и пассивное избирательное право. Таким образом, произошел грандиозный слом, как сейчас сказали бы, гендерных стереотипов.

Спустя сто пятнадцать лет в Российской Федерации чьи бы то ни было избирательные права, по сути дела, превратились в фикцию, а политический класс открыто насмехается над гендерными квотами и феминитивами. Однако ежегодно 8 марта правящая мужская партия исполняет ритуальные танцы в честь условной «женской фракции».

Между тем участие женщин в государственной жизни России, можно сказать, имеет давние корни. Все началось еще в те времена, когда и политики в современном смысле слова не существовало. Тем не менее почти семь десятилетий, от царевны Софьи Алексеевны и до императрицы Екатерины Алексеевны, у огромной страны было женское лицо. И следует заметить, что это ей нисколько не помешало превратиться в могущественную империю.

В XIX веке российские императрицы перестали играть государственную роль. Началась совсем другая политика. У части общества появился новый символ веры — революция. А ее олицетворением без преувеличения можно назвать трех женщин — Екатерину Брешко-Брешковскую, Веру Засулич и Веру Фигнер. Три потомственные дворянки, презревшие сословные условности. Три подлинные революционерки, принявшие Февраль, но отвергшие Октябрь.

Переплетение людских судеб порой поражает. Народоволка Фигнер была причастна к убийству Александра II, но впоследствии разочаровалась в терроре и после Февральской революции стала членом Конституционно-демократической партии. Народоволец Аркадий Тырков входил в группу, следившую за императором, но избежал суда по причине душевной болезни. Впрочем, в 1884 году, после выздоровления, он был отправлен в бессрочную ссылку в Сибирь, однако был освобожден по амнистии 1905 года.

Ариадна Тыркова, младшая сестра Аркадия, смогла вернуться в Россию только после опубликования Манифеста 17 октября. Ведь двумя годами ранее она была арестована и осуждена к тюремному заключению за попытку контрабандного ввоза в пределы империи нелегального русского журнала «Освобождение», издававшегося в Штутгарте. Правда, суд принял во внимание нездоровье столичной журналистки и выпустил ее под залог, после чего она, как тогда было принято, бежала заграницу.

Повторилась знакомая история, когда представительница старинного дворянского рода c головой ушла в освободительное движение. Кстати, в женской гимназии княгини Оболенской подругами Тырковой были девочки Анна, Нина и Надежда, позднее ставшие женами видных теоретиков русского марксизма — Михаила Туган-Барановского, Петра Струве и Владимира Ульянова. Но сама Ариадна Владимировна совершенно не разделяла марксистские убеждения, и когда образовались легальные политические партии, стала кадеткой.

Тыркова принадлежала к правому крылу Конституционно-демократической партии, то есть по своим взглядам была скорее ближе к прогрессистам, чем к Павлу Милюкову. Это обстоятельство, впрочем, ничуть не повредило ее партийной карьере. На третьем съезде конституционных демократов, состоявшемся 21–25 апреля (по старому стилю) 1906 года в Петербурге, Ариадна Владимировна была избрана членом ЦК. Иными словами, в первой декаде мая этого года исполнится сто пятнадцать лет с тех пор, как первая женщина вошла в руководство влиятельной российской политической организации.

Между прочим, в следующий раз дама была введена в состав кадетского ЦК без малого через одиннадцать лет — 10 апреля (по старому стилю) 1917 года. Это была графиня Софья Панина, которая вскоре стала товарищем (заместителем) министра государственного призрения Временного правительства, а следовательно, и первой женщиной в высшем органе государственной власти России.

Тем временем в стране победившей демократической революции сложилась довольно парадоксальная ситуация, поскольку российские женщины все еще не имели избирательных прав. Поначалу Временное правительство и Петросовет сочли этот вопрос неактуальным, но под давлением феминистских организаций были вынуждены уступить. Так что с апреля гражданки смогли становиться гласными городских дум, чем, кстати, воспользовалась Тыркова, избравшись в скором времени петроградским депутатом.

Торжество демократии продолжилось и, начиная с 12 ноября (по старому стилю) 1917 года, на основе «всеобщего, гласного, равного, тайного голосования» (так называемой «четыреххвостки») было избрано Всероссийское учредительное собрание. Однако в этот представительный орган прошли лишь десять женщин. И это при том, что в трех списках, основном и двух дополнительных, значились фамилии семисот восьмидесяти пяти человек. Причем среди них были и Брешко-Брешковская с Фигнер, баллотировавшиеся от эсеров.

Отдельно надо сказать о Марии Спиридоновой. Ее кандидатуру большевики выдвинули на место председателя Учредительного собрания — в противовес Виктору Чернову, но победил все же лидер эсеров. Впоследствии «верные ленинцы», как у них было заведено, Спиридонову расстреляли.

Женское равноправие было юридически закреплено уже в Советской России. В частности, в первом составе Совнаркома опять-таки за государственное призрение отвечала Александра Коллонтай, ставшая первой женщиной-министром в мире. Вместе с тем наступило время сооружения демократических декораций, которые должны были закрыть от окружающего мира самый невероятный произвол, грубейшее насилие и беспощаднейший террор, легшие в основу большевистского государства. Да и, собственно, тогдашняя «внутрипартийная демократия» имела такое же отношение к действительному народовластию, как и ее позднейшая «суверенная» разновидность.

Центр власти тем временем переместился в ЦК РКП (б). И, наверное, не было в этой партии столь опытной и авторитетной сотрудницы аппарата, как Елена Стасова. Хотя и Инесса Арманд, и Надежда Крупская, и Розалия Землячка в свое время играли далеко не последние роли в большевистской организации. Быть может, позже только министр культуры СССР Екатерина Фурцева имела сопоставимый со стасовским уровень влияния на политику Советского государства, тогда как, скажем, зампред Совмина СССР Александра Бирюкова определенного выпадает из этого ряда.

Елена Кочкина в своем исследовании «Представительство женщин в структурах власти России, 1917–2002 г. г.» отметила интересную тенденцию: «За последние пятнадцать лет произошло падение показателей, отражающих представленность по признаку гражданского пола в государственных и местных органах власти. Некоторые показатели уже превратились в ноль, другие приблизились к нулевой отметке — с 33% женщин среди членов Верховного Совета СССР (1984 год) до 0,5% женщин в Совете Федерации РФ (1997 год)».

На основании этого факта можно сделать логический вывод, что количество женщин в органах представительной власти коррелируется с уровнем политической конкуренции в России. Правда, получается, что чем больше говорят о демократии, тем реже избирают женщин. В самом деле, Совфед времен Егора Строева разительно отличается от одноименного госучреждения, возглавляемого Валентиной Матвиенко. Впрочем, как и от предпоследнего Верховного Совета СССР, который был сформирован при полуживом Константине Черненко.

К слову, в нижней палате сегодня заседают семьдесят две депутатки, что составляет 16% от списочного состава. Это еще, конечно, не Верховный Совет. Но ведь это далеко и не последняя Госдума.

Роман Трунов