Илья Гращенков. «Крепостная» экономика остается базисом развития России

Сегодня можно отпраздновать юбилей — «русское рабство» или крепостное право было отменено 19 февраля 1861 года (3 марта 1861) «манифестом о земле и воле». Развитие практики «закрепощения» принято отсчитывать с 1497 года, когда было введено ограничение права перехода от одного помещика к другому — т. н. «Юрьев день». Тогда же появилось понятие «холопства» (фактически рабов), «черни» и «челяди», которое ментально сохранилось до наших дней.

Интересный факт. По 10-й ревизии в России в 1858 году насчитывалось 65 губерний и областей. Из них в 56-ти имелись крепостные, а в 9-ти крепостных не было: в трех остзейских губерниях, земле Черноморского войска, Приморской Восточной Сибири области, Семипалатинской области и Области Сибирских Киргизов, а также в Дербентской и Эриванской губерниях. В четырех губерниях и областях — Архангельской, Шемахинской, Забайкальской и Якутской — практически не было крепостных.

В царской России отказ от крепостничества был во многом продиктован экономическими реалиями, переходом на индустриальную экономику, к интенсивной от экстенсивной, как и в США, где в это же время было отменено рабство. Но даже после революции практики «закрепощения» вроде колхозов (с их припиской крестьян к земле и запретом на выдачу паспортов) присутствовали в СССР. В современной России такого нет, но сам дух отношения «хозяев» земли к «холопству» ментально остается.

В современной РФ потребительский спрос в принципе не стимулирует производительную экономику, поскольку удовлетворяется главным образом за счет импорта. Эта «карусель» крутится лишь до тех пор, пока рентный сектор генерирует валютные доходы. Что делает нормальный хозяин, когда у его базового экономического актива падет удойность по не зависящим от него причинам? Первый естественный ответ на ухудшение экономических условий — оптимизация издержек.

Сейчас для многих стран-экспортеров, в т. ч. и России, население генерирует издержки. В парадигме рентного хозяйства экономически нецелесообразно содержать ненужный актив. Крепостные 160 лет назад имели ценность как самовоспроизводящийся инструмент, как придаток к земле, которая приносит доход благодаря их труду. Лишние рты были неуместны, и потому их продавали на вывод, то есть без земли другому помещику, испытывающему недостаток рабсилы.

В какой-то момент все они стали «лишними», и крепостные «обязательства» были отменены, а крестьяне стали пролетариатом. Экономически самодостаточному населению крепостное право зачем? Не будет богатый фермер платить барину оброк или отрабатывать барщину. Богатому фермеру нужно государство, которое окажет ему конкретные услуги по строго определенным расценкам. Он содержит государство, он его и контролирует.

Поэтому даже спустя 160 лет многие поклонники царской России с грустью вспоминают, как барин «держал» своих крестьян, любил и не давал в обиду. Вот и сейчас многие представляют себе социальное государство именно так — как «доброго барина», который услышит о нуждах народа, даст кусок хлеба и защиту от «злого соседа». Что же, будем надеяться, что цифровая экономика позволит окончательно покончить с таким подходом к жизни, а «лишние люди» перестанут быть обузой для государства, став его опорой. Хотя пока и непонятно, как именно это произойдет.

Илья Гращенков, политолог