Алексей Макаркин. Восхваление Гитлера

Владимир Соловьев заявил о смелости и доблести ефрейтора Адольфа Гитлера. Еще раньше он сделал весьма комплиментарный фильм о Бенито Муссолини, а литератор Игорь Молотов, хваля этот фильм, отметил, что «Муссолини был блестящим человеком, дал миру третий путь, по которому, частично, сегодня идет Россия» (Молотов — один из авторов письма с призывом вернуть памятник Дзержинскому на Лубянку). А несколько лет назад политолог Андраник Мигранян сказал, что «нужно отличать Гитлера до 1939 года и Гитлера после 1939 года», и если бы Гитлер остановился на присоединении Австрии, Судет и Мемеля, «то остался бы в истории своей страны политиком высочайшего класса».

Подобные высказывания выглядят дико в стране, потерявшей 27 миллионов человек во время войны против нацизма и фашизма. Но они имеют под собой психологическую основу, связанную с презрительным отношением к современной демократии, ведущей свое начало с первых послевоенных лет и формировавшейся на антифашистских принципах. Лидеры, способные к чрезвычайным решениям по Карлу Шмитту, выглядят для части российских элит и субэлит более близкими и понятными, чем рутинные демократические политики, большинство которых следует за общественным мнением и действуют в логике «от выборов к выборам». Отсюда и интерес к «сильным личностям», готовым на слом демократических моделей во имя собственного понимания национальных интересов. Национальные же катастрофы в результате правления этих личностей стараются объяснить не системными проблемами их режимов, а конкретными ошибками, в первую очередь, войной с СССР. Кстати, подобный исторический подход позволяет объяснить и текущее сотрудничество на антиамериканской основе с европейскими крайне правыми, в том числе с «Альтернативой для Германии» — мол, они учли ошибки прошлого.

Еще один момент — желание оправдать Сталина и предвоенную советскую политику. Если Гитлер не был абсолютным злом до 1 сентября 1939-го (а то и до 22 июня 1941-го), то можно оправдать и пакт Молотова-Риббентропа, и последующий раздел Польши, и адресованную Риббентропу сталинскую цитату о том, что «дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной». В этой логике пакт Молотова-Риббентропа выглядит не аномалией, а таким же отстаиванием своих геополитических интересов, как Ялтинская конференция, считающаяся образцом внешнеполитического успеха (и сейчас есть немало мечтаний о «второй Ялте», которую хотелось бы навязать Западу). И с Гитлером в этой логике было договариваться столь же прилично, как с Рузвельтом и Черчиллем.

Алексей Макаркин, политолог