«Новые форматы кино — это не то, что сделано на коленке»

Среди жертв пандемии киноиндустрия со всеми ее циклами — от съемок до проката — не последнем месте. Редкий фильм из начатых в конце 2019-го — начале 2020-го смог добраться до финальных титров, а те, что уже были готовы к прокату, оказались в тупике из-за локдауна. О проблемах большого и малого кинобизнеса и о фильме «Кроличья лапа», рискнувшем выйти на экраны, в интервью обозревателю «Росбалта» рассказала кинопродюсер, генеральный директор Группы компаний «Зебра» Юлия Соболевская.

Потери кинопроката из-за пандемии коронавируса в 2020 году еще не подсчитаны, но по предварительным данным, только сборы кинотеатров по сравнению с предыдущим годом сократились примерно на 70%. Затронутым оказалось и, в котором задействованы сотни людей самых разных профессий.

— Юлия, насколько сокращение проката повлияло на киноиндустрию в целом?

— Многие фильмы, которые должны были выйти в 2020 году, в прокат не вышли. Пострадала вся индустрия, хотя кинотеатры больше. Снимать худо-бедно мы могли — по крайней мере, до локдауна. Но когда ввели ограничения («группа» — не более пятидесяти человек), стало сложнее, особенно если соблюдать правила. Народ у нас «смелый», регулировать приходилось жестко: за отсутствие маски — штраф, и так далее. Да и срочные тесты — это деньги, потому что быстрый анализ бесплатно не делают, а если делать его за неделю, то никаких гарантий нет. Конечно, и во время съемок все тоже куда-то ходят, пользуются транспортом. Но все же регулярные тесты — это какой-то контроль, путь это и добавка к бюджету фильма. У нас все делали тест в одном месте, а мы потом расплачивались. Потому что если бы каждый сам искал, где сделать тест…

— И что, одного теста хватало на весь съемочный период?

— Мы делали тест до начала съемок, а потом, если нужно, повторяли. Мы снимали сериальную продукцию, это быстро — 4 серии за 20 дней. И в эти 20 дней мы всячески береглись. Если съемка шла дольше, делали еще тест. Меняли и план съемок: даже интерьерные сцены старались вынести на улицу, в помещениях снимали по минимуму — ведь работали не во дворцах.

Но в первый карантин это был исторический детектив «Агата и сыск», и снимать в больших исторических интерьерах проще. В гримерке и у режиссерского плейбека ставили санитайзеры и обеззараживающие лампы. Требовали регулярно менять маски. Убрали буфет — в крайнем случае, давали пирожки в упаковке.

У наших западных коллег еще было строже — разграничение зон с выдачей браслетов по их цвету, особые бачки с кофе, чаем или водой, где нажимаешь ногой на педаль, чтобы налить напиток. Главное — ничего не касаться. У нас, увы, такого не было. На обед просто выдавали каждому индивидуальный бокс, но это тоже увеличение бюджета.

— А совместные съемки были?

— Нет, границы же были закрыты. Но однажды были москвичи — и мы многое с них «слизали». Например, как заряжать рации. Обычно их сдают в конце дня администратору, а утром забирают заряженными. А тут мы сразу выдали рации на весь период, и люди возмущались: как это — самим заряжать! Но ты же телефон заряжаешь — значит, можешь и рацию. Забыл? Значит, будешь без нее. Потом привыкли, хотя вначале было сложно — даже, например, в маске дышать, особенно в жару. Хорошо, что мы еще до локдауна закончили съемки.

На пост-продакшн было уже проще: меньше людей, и можно сидеть в разных местах. Помогли и новые формы — тот же Zoom. А монтировать можно удаленно, потом обмениваться замечаниями, ну и есть тайм-код. Если нужно было что-то озвучить — или переписать звук, вызывали людей, протирали ручки, микрофоны, держали дистанцию.

— И что, никто не болел?

— Нет — может, потому, что мы все соблюдали. Но были группы, где переболели все. Например, приедет больной актер из Москвы — и все заражаются. А у нас нет, хотя приходилось ездить на площадку и заставлять соблюдать правила. Кое-кто жульничал: пытались снимать маски. Но я даже на улице заставляла их носить.

Все это встало нам в копеечку: в зависимости от численности группы и сроков — около 300 тыс. Это не только СИЗы, но и дорогие тесты — от 1700 до 2200 рублей.

— Вернемся к премьере — «Кроличьей лапе». Проект сложный, международный, снят при поддержке Минкульта и с участием известных иностранных актеров. Вы ведь закончили съемки еще до ковида?

— Да, к концу 2019 года мы уже сдали его в Госкино, пришлось искать еще денег, так как мы слегка вышли из бюджета. Но даже наши фестивальные агенты говорят, что все вложенное видно на экране. Снимали в Бельгии и России, плюс технические услуги в Финляндии. Сначала хотели «изобразить» замок в Выборге, роль внука винодела дать россиянину.

И тут режиссер Нана Джорджадзе предложила позвонить Пьеру Ришару, сказав, что он — ее талисман. Мы оторопели — у нас даже роли для него не было. Но наш автор Ира Лукинова нашлась: «Щас напишем!». Так появился дед-винодел.

— И он согласился?

— Да! И все сложилось. Мы думали начать позже, но пришлось учесть его график. И мы рванули в Бельгию. А там другой подход, другие скорости — но им пришлось под нас подстроиться. Мы искали замок с виноградником — и нашли. Ему двести лет, и там живут люди. Нам отдали одно крыло, и художник Марина Николаева, войдя туда, сказала: «У нас такие гобелены в Эрмитаже!». Там мы все и сняли, просто меняя какие-то мелочи. Но дух замка, его аура — подлинные.

В тексте у замка текла крыша — ну, дедушке-виноделу не до того. Французам это понятно: за замком ухаживать дорого. Там был этаж, когда-то детский, а теперь заброшенный, со следами куниц, и Ира, наш автор-сопродюсер, торгуясь по цене, все повторяла: «Но ведь у вас там какашки куничьи…». А мы эту заброшенность и искали!

Конечно, декорацию можно и построить — хотя это дороже — но где взять такую атмосферу чуть ли не с призраками? Это была авантюра, это был азарт. Актеры, включая звезд, тоже прониклись: Ришар стоял со всеми в очереди в буфет — не хотел, чтобы ему еду приносили. У нас же ассистенты часто звездам по вагончикам еду разносят, а этот просто стоял в очереди!

— Красиво. Пьер Ришар, приносящий удачу…

— Еще нам повезло с бельгийцами, в том числе со светотехником Яном — по-моему, он один из лучших в Европе, настоящий художник по свету. Оператор Миша Квирикадзе даже говорил: «Может, ты и снимать будешь?». Картинка вышла потрясающая. Хотя многие и правда «совмещали»: я была «вторым» на площадке, кто-то был и водителем, и хлопушкой, и переводчиком.

А уж как мы добирались туда на «Газели» — отдельная песня. Мы ее забили реквизитом из 90-х — старыми компами, чем-то еще — и поехали через Эстонию и Польшу. На границе таможенники выпучили глаза: «Это что?». Мы придумали, что едем снимать фильм к годовщине свадьбы двух членов группы — и это все для съемок. Нас спрашивают — а где водка и сигареты? Мы говорим: «нету», но пришлось все из машин вынуть. А наши костюмеры всю обувь сложили в один чемодан — и обувь, понятно, не новая. И тогда все та же Ира оборачивается к мужу: «Саша, ну я же тебя просила не брать все!»

— Теперь о фильме… Кому и зачем нужно на него идти?

— Формально это фильм для людей 35+, но почему-то все находят в нем что-то свое. Это история любви двух людей, которые и вместе быть не могут, и друг без друга не могут. Так проходит полжизни… История очень красивая — спасибо нашему оператору. И первую награду мы получили на «Амурской осени» именно за его работу.

С фестивалями в этом году тоже плохо, и когда нас позвали, мы с радостью поехали. Наш фильм показали и вне конкурса на МКФ. Еще хотели взять на фестиваль в Таллинне — у них там была секция русского кино — но потом сказали: «Какое же это русское кино?!» Ведь у нас в фильме есть и французы, и дело не только в языке, который там тоже звучит.

— То есть это фильм про любовь?

— Да, про большую любовь, которая длится всю жизнь. Для молодых зрителей мы сначала придумали слоган «Пригласи маму в кино», потому что там действие начинается в 90-х — многих из нынешних молодых тогда даже не было. Им будет интересно посмотреть на жизнь в большой коммуналке, где еды было мало, но это не было помехой счастью. Как и отсутствие мобильного телефона. И люди тоже влюблялись и расставались, устраивали вечеринки — там все это есть.

Но это фильм и для синефилов. Нана Джорджадзе — большой мастер, она создала потрясающую атмосферу, и картина получилась совсем не бытовой, хотя там есть и кухня, и мытье полов. Ну и актеры — трижды номинант на «Сезар» Николя Дювошель и наша Светлана Щедрина. Света больше известна по театру — но французы в нее совершенно влюбились, сказали, что она похожа на Жюльетт Бинош, и что они хотят ее снимать, пусть учит язык.

Уникальна работа Олега Гаркуши, сыгравшего соседа-алкоголика, который почти не говорит. Евгений Ткачук, этакий Яго, прекрасная Женя Добровольская. Валентина Ясень — известная возрастная модель, которая сыграла такую «эрмитажную» «Аркадину из коммуналки». Есть прекрасная бельгийская актриса Беренис Баоо, другие актеры из этой страны.

— Ну а ваш личный талисман — бывший супруг Александр Половцев — в фильме занят?

— А как же! Он для меня как Ришар для Наны. Саша отличный актер, до конца так и не раскрытый. У него небольшой эпизод, но Половцев всегда вызывает смех в зале, и это просто украсило фильм.

— Ваш прогноз на наступивший год — что будет с кинопрокатом?

— Сетям легче, чем частным кинотеатрам, но все держатся из последних сил. Это как с ресторанами: кто-то разорится, кого-то продадут. В США даже сети закрываются. Но пока все пытаются выжить — как та лягушка, что попала в молоко.

На телевидении сокращают проекты и бюджеты. Есть проблемы с финансированием — мы же люди зависимые, деньги не сыплются из станка. С полным метром та же история. У многих инвесторов форс-мажор, и они отказываются вкладываться — а зачем, если в кино не ходят. Мейджорам проще — хотя, чем выше ты сидишь, тем больнее падать. Да и тем, кто вышел, трудно.

— А кто вообще рискнул выйти, кроме «Серебряных коньков»?

— На каникулах вышли мультики, вышел фильм «Трое». Но мы понимаем, что в другое время они бы заработали куда больше. Хотя, например, «Каха» побил все рекорды. Но это раскрученный интернет-герой, которого уже знают, у него миллионы подписчиков.

— Кстати об интернете. Новые форматы, появившиеся в локдаун — интернет-проекты, которые чуть ли не на коленке снимаются, показ уже отснятых на интернет-платформах фильмов — вы об этом думали?

— Не только думаю, но и уже что-то ищу — это наша новая реальность. Я ведь еще и преподаю, и вокруг много молодых. Вижу, чего они хотят, как осмысливают эту новую реальность, какие решения находят. Это стимулирует: я уже начала говорить с авторами, потому что да, это прикольно, просто нужно понимать, как это делать. Потому что новые форматы — это не то, что «сделано на коленке», это новые формы нашей жизни, которую так воспринимают — а не потому, что люди не умеют снимать кино. Это то, как эта новая реальность воспринимается. Можно ли сказать, что это «модно»? Да, возможно. Но если мы хотим выжить, надо этой новой «моде» соответствовать.