Андрей Никулин. На какое-то время всем нам придется стать навальнистами

Герой «Крейцеровой сонаты» Льва Толстого, рассказывая, как убивал изменившую ему жену, отдельно отметил: «Я не хотел казаться смешным, я хотел быть страшным». Российская власть, обрекая Алексея Навального на два с половиной года заключения (пока — срок очевидно увеличится под грузом новых уголовных дел), также не желает казаться, как ей представляется, смешной, то есть нормальной, человечной и человеческой, соблюдающей закон или хотя бы имеющей мизерную толику рационализма. Она желает быть страшной и грозной, как «настоящие» цари прошлого — Иоанн Четвертый, Петр и Николай Первые, Александр Третий и Иосиф Единственный.

На самом же деле она совершает ошибку, в очередной раз отвечая на брошенные ей вызовы предсказуемыми действиями, своими руками сотворяя из Алексея Навального единственного и непререкаемого лидера оппозиции, объединив в начале отравлением, а теперь и гонениями вокруг него абсолютное большинство недовольных режимом. Без разницы — любили они раньше Алексея Анатольевича или нет, критиковали или превозносили — сейчас все, в том числе и ваш покорный слуга, вынуждены становиться навальнистами, поскольку и отравление, и сам процесс, и надуманность обвинения любые иные позиции, а тем более критику Навального, делают морально недопустимыми. По крайней мере для человека, который сохранил в себе малую толику этой самой морали.

Надеясь уголовными сроками, судами и дубинками смести протест, вколотить его в землю, власть сейчас, скорее всего, сможет его пережать. Но недовольство только усилится и останется в недрах земли, как торфяной пожар, чтобы вспыхнуть еще более яростно и неизбежно в следующий раз, пусть и по самому мимолетному предлогу.

Пытаясь не повторить ошибки (вернее то, что им кажется ошибками) позднего Советского Союза — не отступать ни на сантиметр, жестко давить и подавлять любое независимое мнение и действие, — власть только повторяет дурной опыт поздней Российской империи, которая преследованиями, охранкой и каторгой превратила поколение вполне умеренных, готовых говорить и договариваться политиков в революционеров, радикалов и экстремистов. Для нового 17-го ситуации не просматривается, но вот 905-й уже выглядывает из-за гор.

Не давая возможности выходить и мирно протестовать, создавать свои партии, дискутировать, критиковать, свободно избирать и быть избранными, власть только концентрирует и собирает накапливающуюся в народе энергию, не оставляя ей выхода, но зато предоставляя иконописного, воскресшего и невинно пострадавшего вождя. И коверные из «системной оппозиции» здесь не помогут — их место в пыльном сундуке марионеток Карабаса, они уже давно ничего и никого не представляют. Любые свободные выборы повторят опыт 17-го и 90-го, когда выборы в Учредительное собрание и Верховный совет практически полностью смели все старые, «системные» силы, приводя дисбаланс между общественными настроениями и их представленностью в политике к норме.

Своими попытками придумать обвинения, замарать Алексея Навального в деле о мошенничестве власть только сама марается этим. Лоялистам, чье число ежечасно уменьшается, это будет каким-то подспорьем. Но протестующие, оппозиция (неважно какая — либеральная, коммунистическая или национал-патриотическая) прекрасно понимают, кто на самом деле является жуликами и ворами.

Своими действиями и обвинениями в адрес гадкого Запада, который пытается поддерживать Навального, власть пытается пробудить среди еще подконтрольной ей части населения и силовиков старые, неизжитые архетипы «осажденной крепости», «России в кольце фронтов», разбудить ненависть к врагам, «которых уничтожают, если они не сдаются». Возможно, это и получится.

Но теми же действиями кремлевские сидельцы все более сокращают для себя пространство для маневра, выбор ходов и путей отступления, все увереннее и неизбежнее загоняя себя в эту «осажденную крепость», чтобы уже запереться в ней с концами и не иметь возможности выхода, а вместе с собою запереть в ней и народ. В этом и корень конца режима, поскольку, кроме Северной Кореи, ни одна страна не смогла выжить в блокаде, тем более в блокаде рукотворной. А те, кто пытался это сделать, падали жертвами истощения от своего же лекарства.

На какое-то время всем нам придется стать навальнистами. Это не наш выбор, по крайней мере многих из нас к этому вынудили. Но иного пути, кроме как поддержать человека, который сейчас садится в тюрьму просто потому, что посмел выжить и посмел вернуться на Родину, я не вижу. Стать навальнистами, без гнева и пристрастия, прекрасно понимая, что потом, в «прекрасной России будущего», если до таковой и нам, и Алексею случиться дожить, мы сможем снова сойтись в уважительной, надеюсь, дискуссии по очень многим вопросам. Но это уже совсем другая история.

Андрей Никулин, преподаватель философии