Фельдфебель и просвещение

«Никогда не учись, Буратино, я от этих книжек совсем ослеп», — говорил кот Базилио, предлагая заманчивый маршрут — в Страну дураков. Кот Базилио вполне мог бы заседать в Государственной думе, где сейчас обсуждаются поправки к закону об образовании применительно к просветительской деятельности. В первом чтении, несмотря на протесты Российской академии наук, решение уже одобрено. И мало шансов, что паническая петиция ученых и популяризаторов науки, которая собрала уже больше ста тысяч подписей, помешает победоносному принятию поправок.

Как в древности плоская Земля лежала на четырех слонах, так и поправок к закону об образовании всего четыре. Однако они ставят под угрозу любую неофициальную просветительскую деятельность, требуя обзавестись лицензией в министерстве. Санкций требуют лекции, конференции, семинары, приглашение иностранных ученых и даже тренеров. Да и каждая книга, ведь слово — это знание, отныне должна получить благословение в министерстве? Реставрация цензуры? Или отрыв от реальностей?

Нашу эпоху называют информационной, ее бурные потоки возросли тысячекратно, гуляют по сетям, каналам и эфирам. Взять их в гранитные рамки и приструнить? Вредная затея и невозможная, как невозможно остановить весенний ледоход. Но отсутствие конкретики в поправках дают, как это заведено в российском законодательстве, простор для расширительного толкования. Это только кажется, что блог о здоровом образе жизни или искусстве нарезки салатов — дело безобидное. Наступила домохозяйка кому-то на ногу — и статья найдется. По такому алгоритму действует норма, которую в народе называют «Закон о лайках и репостах».

Или вот грянул COVID, и повсюду с разъяснениями выступают врачи и вирусологи. Теперь за ушко и на солнышко. Любой разговор — это в принципе обмен информацией и просветительская деятельность. То есть с умным человеком и поговорить нельзя? Семейное просвещение воспрещается? Какой иностранный ученый заключит с нами контракт, если согласие на него выдано министерством? Это как в гости идти, написав обещание, что не будешь ноги на стол класть и серебряные вилки воровать.

Абсурд и архаика? Но у депутатов на уме вещь пострашнее — фальсификация истории. И намерение, как сказано в пояснительной записке, воспрепятствовать антироссийским силам «беспрепятственно проводить среди школьников и студентов широкий круг пропагандистских мероприятий». Вице-президент РАН Алексей Хохлов считает, что поправки ставят под угрозу национальные проекты «Наука» и «Образование». Под благими лозунгами рискуем выплеснуть ребеночка и лишить страну импульса к накоплению новых знаний.

Уверен, чем больше говорим об искажении истории и чем ярче упоение от того, что выводим на чистую воду проклятых фальсификаторов, тем глубже ловушку готовим сами для себя. Просто по той причине, что много сил гробим на полемику и не успеваем двигаться вперед. Если бы микрочип изобрели не в Америке, а в России, не было бы фальсификации. Если бы клонирование началось не в Англии, а в России, никто бы не вякнул против нашей истории. Учебник истории пишет победитель, а не тот, кто знает выверенные факты. По этой причине многие отказывают истории в праве называться наукой, относя ее к разновидности политической деятельности.

Благие намерения не могут оправдать непрофессионализм. Надо запретить ложное просветительство в целях разжигания розни? Это строго карается другими законами. Разве Уголовный кодекс не стоит на страже опасных отклонений? Есть также закон о противодействии экстремистской деятельности. Как быть с лицензиями, если согласно свежему закону о РАН, ей в обязанность вменена популяризация науки? О важности коммуникации науки говорится в Стратегии научно-технического развития РФ. Избыточность закона — путь к его превратному толкованию.

Чиновники желают выписывать санкцию для международных контактов. Их благословение потребуется на закупку библиотеками иностранной литературы, на любые контакты, на лекции и конференции. Воздвигаются бюрократические редуты, а на повестке технологический рывок. Или общество и чиновники видят разные приоритеты и живут на разных планетах? Бегут столетия, но в высоких креслах у нас по-прежнему сидят персонажи, которых ученостью не обморочишь: «Фельдфебеля в Вольтеры дам, он в три шеренги вас построит, а пикните, так мигом успокоит».

Несколько лет назад мы взахлеб говорили о построении в России экономики знаний, потом об инновациях и модернизации, о технологическом рывке. И каждый раз упираемся в стену. Нет движения. Вздыхаем — и выдумываем новый лозунг, подтверждая наблюдение, что Россия — страна снов и слов, а не реальных дел. Все-таки я не считаю это наблюдение справедливым. Бывали у нас и другие времена. Но почему в СССР, когда высшее образование у номенклатуры было редкостью, люди тянулись к знаниям, а в нынешней России, когда степень МВА у чиновника стало привычным делом, просвещению на всех углах ставятся волчьи капканы?

В СССР царил культ знаний. Диким дефицитом была подписка на научно-популярные журналы «Знание — сила», «Наука и жизнь», «Химия и жизнь», «Наука и религия», «Техника молодежи». А были еще «Юный техник», «Рационализатор и изобретатель», «Моделист-конструктор», всех не упомнишь. А также библиотечка издательства «Знание». Настоящее паломничество вызывали лекции в Политехническом музее, где располагалось общество «Знание», учрежденное в голодный 1947 год по предложению президента АН СССР Сергея Вавилова. Почему то, что в полунищей стране считалось богатством, в эпоху олигархов стало опасным обременением?

«В Политехнический! По снегу фары шипят яичницей. Милиционеры свистят панически. В Политехнический!». Сегодня редко кто поймет, о чем писал Андрей Вознесенский. Культ знаний в СССР — исполнение несбывшихся мечтаний Робеспьера, который во времена Французской революции безуспешно пытался построить культ богини Разума. В ту эпоху мы неводом гребли Нобелевские премии, первыми сделали массовую прививку от полиомиелита, победили оспу, ушли в космос и не отставали от супостатов по части компьютерной техники. А в свете нашего разговора, закономерно, что в ту еще не столь давнюю эпоху никому не приходило в голову фальсифицировать историю и проводить ее обидную для нас ревизию.

Однажды в Политехническом музее на просветительской лекции о строении Вселенной народу набралось так много, что академик Яков Зельдович не мог добраться до кафедры. Собравшиеся подняли лектора на руки и, передавая друг другу, доставили на сцену. Если бы это случилось сейчас, академика доставили бы прямиком в околоток. Потому как не обзавелся у чиновников лицензией на лекцию. Это в Академии ты академик, а на людях ты без бумажки никто.

Как говорил наш современник Михаил Жванецкий, мыслить трудно, поэтому люди стремятся судить тех, кто мыслит…

Сергей Лесков