За один день 29 октября произошло сразу три теракта радикальных исламистов против граждан Франции, в том числе, очередное обезглавливание — на этот раз ни в чем не повинной женщины в католическом соборе Ниццы. Кроме того, были нападения на полицейских в Авиньоне и на охранника французской миссии в городе Джидда (Саудовская Аравия).
Эти события вынудили Париж ввести наивысший уровень террористической угрозы на всей территории страны. По приказу президента Франции Эммануэля Макрона во французские города введена армия.
Заметим, что новые нападения произошли менее, чем через две недели после жестокого убийства преподавателя колледжа Самюэля Пати, произошедшего в парижском пригороде Конфлан-Сент-Онорин.
Сейчас уже много кто говорит о том, что эти трагические события совпали по времени с резким ухудшением франко-турецких отношений. Масла в огонь подлила публикация карикатуры на Эрдогана в скандально известном издании Charlie Hebdo. После заявления Макрона о твердости в отстаивании принципов свободы слова и совести, президент Турции Реджеп Эрдоган в оскорбительном ключе высказался о своем французском коллеге. Дело дошло до того, что Франция отозвала своего посла из Анкары, а турецкий президент призвал к бойкоту французских товаров в мусульманских странах.
СМИ отмечают, что за антифранцузской кампанией в соцсетях, ведущейся с помощью «троллей», также может стоять Анкара. Кроме того, в ряде мусульманских стран прошли демонстрации в поддержку радикальных исламистов. В Москве в день убийства трех человек во Франции также состоялась акция протеста против новых публикаций карикатур Charlie Hebdo и политики президента Эммануэля Макрона.
О своем взгляде на эти события «Росбалту» рассказал доцент кафедры интеграционных процессов МГИМО Александр Тэвдой-Бурмули.
— Как вы считаете, теракты во Франции как-то могут быть связаны с конфликтом Эрдогана и Макрона?
— Я бы сказал, что убийство преподавателя французского колледжа скорее укладывается в более ранний и общий тренд, который начался много лет назад. Он связан с тем, что французская умма (мусульманская община) категорически протестует против того, что в ней воспринимают как оскорбление религии. В любом подобном телодвижении в принимающих европейских государствах они видят повод для террора.
Что касается исламизации Турции, то это отдельный тренд, связанный с внутриполитическими и отчасти внешнеполитическими амбициями Эрдогана. В этот тренд укладывается и недавнее перепрофилирование из музея в мечеть собора Айя-София в Стамбуле и закрытие фресок в церкви Хора (Карие).
В двух последних террористических актах мы видим некое смыкание этих двух трендов. Потому что Эрдоган, который берет на себя функции лидера исламизирующегося мира, обрушиваясь с критикой на Макрона, неизбежно делает это и во внешней политике. И тут начинает действовать определенная синергия, когда накопившийся террористический потенциал и соответствующая практика, отчасти спровоцированная и европейским мультикультурализмом, когда мусульмане переносят свои социокультурные нормы на европейскую почву, получают институциональную поддержку от турецких властей.
— Насколько последние два инцидента во Франции спровоцированы такой поддержкой Эрдогана?
— Трудно сказать насколько они этим спровоцированы или нет. Но надо понимать, что значительная часть европейской исламской диаспоры, даже те ее представители, которые являются гражданами тех или иных европейских стран, фактически лояльны другому идентификационному коду: либо стране происхождения, как турки в Германии и Бельгии, либо исламу, как своей основной идентичности. И вот этот долго зревший конфликтный пузырь, прорвался.
— То есть, по вашему мнению, все-таки правы те, кто говорит, что за европейскими мусульманскими фундаменталистами стоит Анкара?
— Турция теперь открыто стоит за исламской уммой Европы. Турция перестала быть светской. И поскольку она вместе с Ираном и Саудовской Аравией взяла на себя роль, как минимум, одного из авангардов исламского мира, та часть эмигрантской диаспоры в Европе, которая чувствует свою связь с Анкарой или просто уважает Эрдогана за то, что он исламист, будет безусловно действовать более активно.
Обратите внимание, к этому же блоку подтягиваются и некоторые лоялистские силы в России, включая главу Чечни Рамзана Кадырова. Толпа на Якиманке у французского посольства в Москве в день теракта во Франции 29 октября скандировала «Алах акбар!», полиция ничего не предпринимала. Естественно, подобные вещи уже и частью российской уммы воспринимаются, как некоторое руководство к действию. То есть этот тренд расползается и в России.
— В связи с этим можно отметить и угрозы, поступающие российской телеведущей и политику Ксении Собчак, солидаризовавшейся с президентом Франции в деле отстаивания свободы слова.
— Да, совершенно верно. В России это накладывается еще и на внутриполитические особенности, на специфику нашего государства, когда наши правоохранители совсем даже не охраняют право, и когда одним структурам или акторам позволено больше, чем другим.
Но если мы вернемся к Франции, то можно предположить, что этот террористический тренд продолжится. Вряд ли дело ограничится тем, что уже произошло, поскольку сейчас это выгодно Эрдогану. На оппозиции светской и христианской Европе он делает свой внутриполитический капитал. По ощущениям, всплески терроризма скорее всего продолжатся и это повлечет изменения во внутренней политике Франции.
— Тем не менее, мне казалось, что Эрдогана нельзя назвать исламистом в чистом виде. Все-таки Турция даже при нем как минимум наполовину еще светская страна…
— Конечно. Исламизм — только часть образа Эрдогана. Но тренд мы видим сейчас именно такой. Турецкий лидер — человек религиозный и это часть его политического багажа. Эрдоган не только практикующий мусульманин, но еще и выступает с заявлениями, которые делают его политическим мусульманином.
Беседовал Алексей Кучин