Идеология и скрепы вернутся в вузы?

В весеннюю сессию Госдума РФ приняла закон об усилении воспитательного компонента в высшей школе. На правительственном часе с министром науки и образования Валерием Фальковым депутаты вновь вернулись к этому вопросу. В частности, в стенах парламента прозвучали соображения о том, насколько вписывается в идеи гражданско-патриотического и духовного воспитания молодежи тот факт, что вузы ставят себе в заслугу успешное трудоустройство своих выпускников за рубежом.

Чем вызван курс на воспитание в высшей школе, под каким соусом его будут подавать, и какие цели ставит перед собой государство?

Научный руководитель Института проблем образовательной политики «Эврика» Александр Адамский:

«Что касается мировой практики, университеты всегда славились тем, что у них были свои автономные кодексы студента, профессора, были студенческие сообщества. Само по себе это уже элемент формирования личности, элемент воспитания.

О чем говорят депутаты, мне неведомо. Я думаю, у них были определенные политические задачи себя так позиционировать. Но я полагаю, при нынешнем положении вещей в высшем и профессиональном образовании есть много насущных проблем, которые требуют законодательного регулирования. Что же до воспитания, законодатель свое слово сказал. И что еще требовать от министра? По старой советской привычке усилить и углубить? Я думаю, лучшая забота о воспитании специалистов — это финансирование и оснащение вузов, регулирование рынка труда, чтобы было где приложить свои силы и знания, а не искать эти точки приложения за рубежом. Если они надеются, что воспитательными мерами можно преодолеть тягу к тому, чтобы человек нашел себе другое место для самореализации, ну, это мы уже пробовали в Советском Союзе. Получилось не очень. Если экономика страны по-прежнему будет ресурсной, а высокотехнологичные отрасли останутся в загоне, что остается делать — идти работать дворником?

Профессиональная этика — это и есть воспитание в высшей школе. Человек приходит в вуз уже во многом сформировавшимся. Кроме того, гражданско-патриотическое воспитание без какой-то предметности вырождается в болтовню и вызывает обратный эффект. А вот разбор профессиональной деятельности — да. На мой взгляд, речь может идти только о культивировании норм профессиональной деятельности. Строго говоря: что врачу можно, а что — нельзя, что адвокату можно, а что — нет. Процесс Михаила Ефремова показал катастрофическое отсутствие адвокатской этики. С другой стороны, то, что случилось с Навальным, показало высокий уровень корпоративных норм пилотов, фельдшеров, врачей.

Я думаю, любое воспитание должно быть предметным. И в высшем образовании это уже касается профессиональной деятельности. Патриотизм гаишника в том, чтобы не брать взятки, а не в том, чтобы ходить по улицам с плакатами и флагами.

В определенном смысле воспитание есть в вузах и сейчас. Только студенты этому не верят. Если они видят, как что-то делают по блату или благодаря коррупции, какой эффект может дать воспитание?»

Академик, доктор психологических наук, директор Школы антропологии будущего РАНХиГС Александр Асмолов:

«По большому счету речь идет о том, что по инициативе президента меняется закон „Об образовании“, и вводится как общая линия для всего закона воспитательная компонента. Ценностная установка на воспитание будет касаться любых программ — от нуля до ста. В частности, системы высшего и среднего профессионального образования. Я не вижу в этом особой новизны. В вузах всегда работали с молодежью. Но были и целевые спецпроекты с идеологической установкой, такие как „Наши“ или „Молодая гвардия“. Сейчас, с моей точки зрения, сама по себе воспитательная инициатива — это попытка так или иначе ответить на вопрос о ценностных ориентирах развития России. Но сколько угодно вы можете говорить о воспитании, сколько угодно можете повторять старые мантры о патриотизме, от этого не обязательно вспыхнет пожар ответной любви.

Мы имеем общую управленческую установку — „даешь воспитание“, и ни одного механизма ни в школе, ни в вузе, который так или иначе был бы инструментальным оснащением этой установки.

Мне кажется, мы опять сталкиваемся с идеологическим спринтом и управленческой наивностью, причем — не только в высшей школе, но и в хозяйстве Кравцова. Проще говоря, происходит попытка возобновить практики идеологической направленности. Молодежь 14-15 лет, как это было во все исторические периоды, считается носителем бури и натиска, протестного поведения, нарастания непредсказуемости в современных социальных ситуациях. Именно поэтому говорят: даешь идеологию, даешь новый этап идеологических программ, одетых в маску воспитания. Идеология — это фабрика мотивации больших и малых социальных групп, но просто так идеология на голом вербализме не рождается. Боюсь, мы получим обратный эффект и породим новые протестные настроения».

Временно исполняющий обязанности директора Института Дальнего Востока РАН Алексей Маслов:

«Самый главный вопрос не в том, уместно ли гражданско-патриотическое воспитание в вузах, а в том, в какой форме это делать. Есть две абсолютно разных формы. Первая — китайская. Там, начиная с первого года обучения, студентам читают курс марксизма-ленинизма, он так и называется. Есть еще отдельный курс патриотизма. Иногда они идут вместе, иногда — раздельно. В этот курс входит история страны, поданная в политическом аспекте. Теоретически, если бы мы послушали этот курс, он бы нам показался ура-патриотичным и угловатым. Но я говорил с теми же китайцами с первого и второго курсов, и они спокойно к этому относятся. Более того, в Китае постоянно идет обсуждение того, как преподавать все это дело нескучно, и чтобы это не было формально. Тут есть одна важная подоплека, о которой мы часто забываем. Очень легко любить страну, которая постоянно развивается, уменьшает налоги, дает постоянный плюс по ВВП, которая обучает студентов бесплатно, дает хорошие общежития. Сразу понятно, что страна что-то делает. И она через эти курсы просто объясняет студентам, что именно.

Гражданско-патриотическое воспитание есть в университете Ким Ир Сена, я имею в виду Северную Корею. Насколько можно судить по учебникам, курсы сделаны по советскому образцу: внешний мир отсутствует, присутствует только внутренний мир, он самый ценный.

Есть и вторая модель — американская. Как ни странно, но воспитательные курсы присутствуют в США. В тех университетах, где я работал (от университета в Колорадо до Нью-Йоркского), есть курсы краеведения, где рассказывают об истории местности. Для Колорадо, к примеру, важно, чтобы люди понимали, что они живут на исторических территориях, где жили индейцы. Кроме того, практически во всех американских вузах есть курсы национальной истории. Иногда их называют курсами по истории американской революции, где, по сути, пропагандируют национальные ценности. Важно понимать, что в Америке все курсы пронизаны базовыми тезисами: гендерное равенство, отсутствие дискриминации и прочее.

По понятным причинам, нам не подходит ни китайская, ни американская модели. Здесь важно, как гражданско-патриотическое и духовное воспитание подать. Это нужно делать очень тонко, потому что отторжение и на уровне преподавателей, и на уровне студентов, будет огромным. Здесь нужно понимать, что именно мы проповедуем в рамках этого курса. Если мы будем воспитывать ура-националистов — получим один перекос, если будем формализовать — все это превратиться в курсы воспитания брежневского времени.

Главный момент — не рассматривать воспитание как просто проект, под который можно списать деньги. Важно определиться, что именно мы проповедуем. Это вопрос уже не к министерству образования, а к администрации президента — какие глобальные идеи Россия хочет транслировать. Патриотизм сам по себе может быть очень разрушителен. Мы знаем, что японский патриотизм конца XIX-начала XX века в конце концов привел к полной милитаризации Японии. Я вас уверяю, эти люди любили Японию, и у них были курсы патриотического воспитания в университетах. Поэтому очень важно, чтобы государство определилось, какие нравственные установки оно собирается транслировать молодежи.

Понятно, что идея с воспитанием стала ответом на современные вызовы. Многие университеты вообще не дают никаких морально-нравственных установок. Они транслируются самими студентами. В целом ряде университетов бакалавров спрашивали: где бы вы хотели продолжать обучение в магистратуре. Больше половины отвечали — за рубежом, если удастся. То есть, их главная задача — получить образование и „выпрыгнуть“ из нашей страны. У государства здесь возникает резонный вопрос: многие студенты — бюджетники, зачем мы платим за обучение людей, которые очевидно собираются уехать из России. С другой стороны, возможно, воспитание должно опираться на создание условий для того, чтобы эти люди оставались в России.

Понятно, что у государства есть свой заказ. Оно поддерживает университеты, поддерживает студентов, но говорит: у нас есть определенные требования. Вторым шагом должна стать формулировка этих требований. Что будет транслироваться студентам, я не знаю. На мой взгляд, нужно подходить к этому очень тонко и осторожно».

Анна Семенец