Хабаровский тупик Кремля

Митинги и демонстрации протеста в Хабаровском крае показывают, что Кремль на самом деле находится в историческом тупике в своих отношениях не только с этим субъектом Федерации, но по большому счету и со всем российским Дальним Востоком. И дело, конечно, не только и даже не столько в аресте избранного главы региона Сергея Фургала. Эта акция силовиков стала лишь поводом, позволившим прорваться давно копившемуся здесь напряжению.

Главная проблема Москвы — что из сложившегося тупика нет никакого перспективного выхода. Сказанное, конечно, не означает, что завтра здесь вновь появится Дальневосточная республика, как это случилось ровно век назад, в 1920 году. Но дело движется в направлении обострения противоречий региона и федерального центра. Почему? Потому что, с одной стороны, Дальний Восток страдает от всех тех проблем, которые имеются и в любой другой части страны, однако здесь они умножены еще и на тот особый момент, что это хоть и Россия, но… другая Россия. В том смысле, что люди там хоть и говорят по-русски, но это «другие русские».

Я почувствовал это еще в начале 1980-х годов, когда побывал в Магадане. В те времена в столице Колымского края ежегодно проводился Всесоюзный турнир по боксу памяти Валерия Попенченко. Мне всегда было интересно наблюдать за зрителями таких турниров в разных городах. Так могу сказать, что в европейской России все было довольно скучно. Люди где-нибудь в Брянске или Белгороде приходили на соревнования и молча смотрели, как боксеры на ринге мутузят друг друга, громко охая только в моменты, когда кто-то падал.

Совсем другое дело Магадан. Местный дворец спорта, рассчитанный на две тысячи человек, во время проведения мемориала Попенченко забивался под завязку даже во время предварительных поединков, не говоря уже о финальных. Зрители реагировали на происходящее очень эмоционально. Чувствовалось, что они разбирались в тонкостях бокса. И немудрено. В те времена бокс, наряду с лыжами (что понятно — Колыма!), был там самым популярным видом спорта.

Но больше всего меня тогда поразил случай, который, как мне кажется, очень показателен для понимания характера магаданцев, да и вообще жителей Дальнего Востока. На этапе предварительных боев на ринг поднялась пара бойцов. Зрители шумно, но доброжелательно поддерживали обоих. В этом поединке превосходство одного из боксеров было очевидным даже непрофессионалу, однако вердикт судей был в пользу его противника. Такое бывает. Чтобы произошло после этого в любом другом российском городе к западу от Урала? Несколько человек недовольно посвистели бы, и на этом все закончилось.

Здесь же оглушительно и непрерывно свистели все две тысячи пришедших на соревнования зрителей. Судьи, по обыкновению, не обращали на это внимания. На ринг поднялась следующая пара, рефери скомандовал «бокс», но через некоторое время был вынужден остановить поединок — оглушительный свист двух тысяч человек не прекращался ни на секунду. Судья в ринге подошел к жюри и беспомощно развел руками. Судья-информатор взял микрофон и громко попросил зрителей уняться: «Вы мешаете проведению соревнований! Боксеры не слышат команд рефери!». Реакция зрителей была прямо обратной той, на которую, видимо, рассчитывали организаторы турнира — свист зала стал еще громче. Судьи, приехавшие в Магадан со всего Союза, к такому явно не привыкли и, похоже, не знали что делать. После небольшого совещания судья-информатор вновь взял микрофон: «Результаты предыдущего поединка будут пересмотрены». Зал, как по команде, замолчал, будто его выключили — справедливость была восстановлена.

Но самое поразительное, наверное, было то, что боксер, которого так защищали зрители, был даже не из Магадана и вообще не с Дальнего Востока. То есть магаданцы боролись в этом случае за справедливость, как таковую.

Много позже я вспомнил об этой истории в разговоре с уроженцем Магадана, знаменитым в свое время советским боксером-тяжеловесом Игорем Высоцким. Он утвердительно покачал головой: «Это точно, магаданцы, они такие — всегда за справедливость». И тут же припомнил другой случай. Где-то в Казахстане, кажется, в Караганде, из-за нелетной погоды в аэропорту застряли сотни пассажиров. Судя по всему, застряли они не только по этой причине, но никто, как обычно, особо не роптал… Однако среди них оказалось несколько десятков магаданцев, которые тут же сорганизовались и дружно пошли «качать права» в дирекцию аэропорта. После шумного выяснения отношений им срочно выделили самолет — от греха подальше. Оказалось, что для магаданцев погода вполне летная.

Другие пассажиры вполне по-советски стали завидовать им и ныть: «Магаданцы-то вот улетят, а мы неизвестно сколько еще здесь торчать будем». «Так вы тоже организуйтесь!», — бодро советовали им магаданцы, собирая чемоданы.

Лет десять назад мне довелось побывать в Хабаровске, где я довольно много общался с местными журналистами. Моя командировка проходила по горячим следам необдуманного решения Центра о запрете импорта праворульных японских автомобилей. Это вызвало на Дальнем Востоке бурю возмущения, потому что местный бизнес в значительной мере был построен на импорте машин из Японии.

Реакция Кремля на этот протест была вполне традиционной — из Москвы прислали пару бортов со столичным ОМОНом. Покойный ныне журналист, писатель, историк и переводчик с японского из Владивостока Андрей Полутов говорил мне, что, слава богу, дело тогда не дошло до применения московских полицейских против протестующих: «Тут такое бы началось! У нас народ заводной…». Я ему охотно верю, потому что Полутов был не только журналистом, но и офицером ФСБ в отставке, и вообще наблюдательным и глубоким человеком…

Вообще, когда вы приезжаете на Дальний Восток и общаетесь с местными, в глаза всегда бросаются два момента. У людей здесь, как правило, есть четкое понимание того, что такое хорошо, а что плохо. Особенно для их края, города или области. Второй момент — это всегдашняя, устойчивая неприязнь к Москве, которая, по мнению дальневосточников и сибиряков, высасывает из их региона все жизненные средства и ресурсы. Навязывание Москвой «правильных», то есть, лояльных прежде всего Кремлю начальников здесь всегда воспринимается крайне болезненно.

В Кремле этой специфики Дальнего Востока, похоже, совсем не понимают. А между тем она определяется тем, что его жители — народ особенный. Изначально это потомки первопроходцев, то есть людей смелых, отчаянных, привыкших рассчитывать в первую очередь на себя, а не на царскую милость. Значительная часть дальневосточников происходит от тех, кто еще в дореволюционные или в советские времена отбывал здесь каторгу или ссылку. В их числе и потомки политических заключенных, оставшихся здесь после отсидки и ставших костяком местной интеллигенции.

Здесь всегда знали, что дальше Магадана, Владивостока и того же Хабаровска все равно выслать уже некуда. Отсюда уверенность местных в себе, не свойственная в массе жителям центральной России.

Таким образом, по своему происхождению и ментальности, дальневосточники похожи на первопроходцев Дикого Запада Америки или первых европейских поселенцев Австралии и Новой Зеландии, значительную часть которых также составляли авантюристы всех мастей и политкатаржане, кого власти Британской империи высылали подальше от метрополии. Дух свободы, независимости и глубокого презрения к имперской метрополии присущ и тем, и другим, и третьим.

То, что произошло в Хабаровске, должно было случиться давно и может повториться в любом дальневосточном регионе. Москва в 1990-е годы бросила регион на произвол судьбы — как хотите, так и выживайте. Некоторые люди уехали к родным на «большую землю», а те, что остались, более или менее приспособились, ориентируясь на торговлю не с европейской Россией, до которой далеко, а с Китаем, Южной Кореей и Японией, до которых отсюда рукой подать. То есть, по факту, Москва, европейская часть страны стали для них дальше, чем в советские времена. Причем гораздо дальше.

В свое время знакомый рассказывал мне про образ жизни строителей БАМа. Как-то ребята из одной дальней бригады, укладывавшей рельсы в глухой тайге, решили попить пива. За не имением оного, они с пол-оборота собрались и слетали за пивом… в Ленинград. Купили несколько ящиков и вернулись обратно. Вот так, спокойно взяли и слетали «за пивком» на другой конец огромной страны. Понятно, что сейчас это из разряда легенд, но в те времена, когда зарплата тех же бамовцев была в четыре-пять раз выше, чем в среднем в европейской части страны, это было легко.

Сейчас жители Владивостока и Хабаровска могут легко добраться до границы с Китаем, а визу получить прямо там. Так зачем им Москва, куда ехать и долго, и дорого? И по какому праву она диктует им, как жить? Примерно так рассуждают на Дальнем Востоке последние тридцать лет. Процитирую слова политолога Константина Калачева из его интервью «Росбалту»: «Дальний Восток лечится в Южной Корее, за покупками ездит в Китай, отдыхать ездит в Таиланд»…

Что этой уже давно и не по воле дальневосточников сложившейся реальности может противопоставить сегодня федеральный центр? Зарплату, как в советские времена с учетом отдаленности и климатических условий повышать в несколько раз, по сравнению со средней зарплатой по России, никто не будет. Очередные распиаренные «мегапроекты»? Но их сейчас здесь просто нет. А когда и были, то это ведь на время — построили мост на остров Русский, работников распустили, и никого не волнует, как они будут жить дальше. Да и когда они работали на этой стройке, зарплаты там тоже были не намного выше, чем в той же Москве.

Заманивать людей на Дальний Восток бесплатным гектаром земли? Вопреки нынешним уверениям начальства, проект лопнул, как очередной пропагандистский пузырь. Кому вообще могла прийти в голову мысль заманивать на край света гектаром бесплатной земли в стране, 75% населения которой являются горожанами? Причем многие уже в третьем и четвертом поколениях.

Даже в начале XX века, когда крестьяне составляли 85% населения Российской империи и страдали от малоземелья, в Сибирь и на Дальний Восток по столыпинской реформе переселилось всего три миллиона человек из стомиллионного российского крестьянства…

Итак, если в реальности Кремль ничего не может дать Дальнему Востоку, что делать дальше? Сейчас возможны лишь те же тактические маневры, за счет которых Путин, собственно, и удерживает страну последние двадцать лет. Конечно, хабаровчанам не вернут их губернатора, вне зависимости от того виновен он в том, в чем его обвиняют, или нет. С точки зрения Москвы такой шаг означал бы, что Центр сдался, пошел на попятную, а для него это абсолютно неприемлемо. Власть может только побеждать, иначе ее авторитету конец. Однако и чисто силовой вариант решения хабаровской проблемы — дело крайне рискованное. Во всяком случае, до тех пор, пока хабаровские протесты носят мирный характер.

Все это означает, что сейчас тактика Кремля будет состоять в том, чтобы просто переждать, когда протесты сдуются сами собой. Такой способ политической борьбы у нас уже давно освоен. Однако перечисленные выше проблемы дальневосточных регионов, как и недовольство Москвой, от этого никуда не денутся. Они лишь будут копиться, чтобы в очередной раз взорваться в самый неподходящий для Кремля момент.

Александр Желенин