Posted 16 июля 2020, 11:57
Published 16 июля 2020, 11:57
Modified 30 марта, 13:48
Updated 30 марта, 13:48
В Госдуму внесено несколько законопроектов, предусматривающих новые правила изъятия детей из семьи и их последующего усыновления. Если коротко, то отобрать детей у родителей станет сложнее и сделать это можно будет только по решению суда. При этом процедуру усыновления ребенка его родственниками упростят. А вот полномочия органов опеки будут существенно ограничены — работники социальных служб даже не смогут попасть в дом проблемных родителей без их согласия.
Многим может показаться, что поправки несут свет в мир, объятый мраком ювенальной юстиции. Ведь если читать новости, складывается впечатление, что родители в России — самые уязвимые и бесправные люди: то у них грозят отобрать ребенка за участие в митинге, то многодетного отца прав лишают за то, что дети не смотрели мультик про Чебурашку. Между тем, когда начинаешь вникать в каждую из этих ситуаций, выясняется много интересного.
Например, что митингующие родители привлекли внимание органов опеки странным отношением к младенцу, которого они не только зачем-то взяли с собой в толпу, но еще и передавали из рук в руки как живой щит.
Или что многодетный отец, якобы оберегающий отпрысков от тлетворного влияния советской классики, оказывается хронически безработным, а дети его — отчаянными прогульщиками и двоечниками. Живут они в неблагоустроенном, купленном на маткапитал доме, который отец никак не может поделить с бывшей супругой, проходившей лечение от алкоголизма. При этом прав отца на самом деле не лишали — только к совести взывали.
Конечно же, злоупотребления в семейной сфере случаются. И люди, воспитывающие детей, действительно гораздо уязвимее, чем те, кто не обременен отцовством и материнством. Только это справедливо для любой страны и эпохи: дети требуют больше сил, времени, средств, они болеют и часто становятся причиной форс-мажоров. Но назвать российских родителей бесправными я не могу. Напротив, работая в школе, я убедилась, сколь многие у нас прикрывают разглагольствованием о родительских правах и безразличие, и глупость, и жестокость.
Вот несколько примеров. У подростка ярко выраженная, вполне себе медицинская депрессия — родители уверены, что он просто валяет дурака, и не идут к психологу. Девочка объясняет, что порезала себя, потому что ее гнобит отчим — мама считает, что это она просто перед сверстниками выделывалась, не нужны им никакие специалисты, пусть дочь по дому больше шуршит, глядишь дурь из головы и выветрится. У парня СДВГ, ему нужны витамины, режим и невролог — папа решает, что сына, помимо секций футбола, плавания и бокса, надо записать еще на военную подготовку, пускай марширует. И с этим мало что можно сделать.
Если в семье ничего менять не хотят, работникам органов опеки и инспекторам ПДН, чтобы как-то повлиять на ситуацию, нужно из кожи вылезти: накопить пачку уведомлений, предупреждений, запросов, протоколов, заключений. Это сейчас. Представьте, что будет после того, как примут очередные поправки как бы в пользу семьи.
У нас и так все живут по принципу «родители лучше знают». Дети воспринимаются как собственность взрослых. Я его породил — я его и… все что угодно. Это прочно сидит в головах. В некоторых сетевых родительских сообществах запрещена любая критика чужих методов воспитания. Мама делится на форуме, как наказывает детей за то, что они шумят и будят уснувшего, слава богу, отца, алкоголика и буяна. Посоветуешь выгнать подлеца — тебя забанят. Женщина пришла выговориться, ее нужно пожалеть. А дети? Ну, карма у них такая, вынесут что-то полезное и из этой ситуации.
Нет, я не спорю — поддержка трудным семьям нужна, а отбирать детей у каждого оступившегося нельзя. С трудными семьями необходимо работать. Детей и родителей можно на время разделить (чтобы выдохнули), привлечь психологов — и тогда конфликт, скорее всего, будет разрешен.
Я живу в доме, в котором, помимо прочего, находится социальный детский центр. Пристройка такая небольшая. Одно время этот центр рекламировали в школе, где учатся мои дети. И хорошо так рекламировали, душевно. «Если, — говорили, — вы, например, работу потеряли, на халтурах зашиваетесь, можно нам детишек временно пристроить. Или, если у вас недопонимание со школьником, он, допустим, уроки делать не хочет, отправляйте его к нам на дневное пребывание, он у нас всю домашнюю работу и сделает». В общем, не как маргинальное что-то преподносили и не пугали этим центром, как тюрьмой для малолетних, а по-человечески помощь предлагали.
Мне тогда даже показалось, что все у нас налаживается в плане социальной поддержки семей. Еще почему-то думалось, что такие организации открыты в каждом микрорайоне. Ведь центр в моем доме всего две-три квартиры занимает, и семей, в которых у родителей с детьми «недопонимание», явно больше, чем он способен вместить. Потом, когда я уже в школе стала работать, узнала, что центр имеет только четыре отделения на весь огромный Петродворцовый район, и попасть туда непросто. Да и социальные работники за закрытыми дверями уже не такие душевные, как во время выступлений на родительских собраниях, — все больше выгоревшие, измотанные.
Вот же поле для работы — увеличение числа подобных центров, их обустройство, повышение зарплаты соцработникам при одновременном снижении нагрузки, чтобы они не выгорали. И никаких законопроектов не надо. А то придумывают несусветное — сотрудников органов опеки на порог не пускать, решать все через судебную волокиту. А после суда можно будет просто сплавить ребенка бабушке с дедушкой — даром что у них пенсия на двоих 20 тысяч и живут они в тридцатиметровой однушке.
Это ведь еще одно из предлагаемых нововведений: опеке запрещается отказывать в усыновлении ребенка родственниками из-за низкого уровня доходов и несоответствия жилья санитарным и техническим нормам. Отберут по суду у непутевой мамы и отдадут непутевой бабушке, у которой в хрущевке сорок кошек, или тете безработной, или дяде, который после отсидки стоит на бирже труда. Лишь бы не геям, как говорится. Лишь бы ребенок остался в родной, так сказать, среде. Пусть и невыносимой.
Такой себе круговорот детей в привычном семейном аду.
Марина Ярдаева