Полицейское насилие у «нас» и у «них»: проблема без решения?

Соединенные Штаты охвачены массовыми протестами, а люди во всем мире, несмотря на пандемию, вышли на улицы, чтобы поддержать американцев в их выступлении против полицейского насилия и произвола.

Почему социальный взрыв в Америке произошел именно сейчас? Чем отличаются американские правоохранительные органы от российских? Насколько острой является проблема полицейского насилия в нашей стране? На эти вопросы ответили политологи, социологи и правозащитники.

Элла Панеях, кандидат социологических наук:

«Полицейское насилие в США — проблема системная. Частично она вытекает из особенности устройства полицейской работы: в США в каждом штате, городе, муниципалитете есть своя полиция, которая подчиняется только местным гражданским властям. Вообще это хорошо, потому что она локальная, обслуживает местное сообщество и ее по умолчанию должно быть легко поменять, если что-то не так. И поскольку в большинстве мест люди довольны работой полиции, американцам трудно решиться на изменение системы в целом из-за отдельных эксцессов.

Но есть проблема: эти эксцессы не случайны. В стране тысячи полицейских организаций, и способность каждой из них меняться зависит от качества местных властей. Из-за двухпартийной системы в США есть такие места, как Миннеаполис, где по 50 лет правят представители одной партии, и каждый последующий не заинтересован в том, чтобы разбираться с грехами предшественника.И несмотря на то, что в американской гражданской сфере хватает механизмов внешнего контроля — независимая оппозиция, суды, не склонные подыгрывать полиции, пресса, соцсети — с таким огромным количеством полицейских организаций всегда есть риск, что в каких-то из них механизмы контроля не сработают вовремя, и разложение зайдет слишком далеко.

А еще у полиции США, да и во всем мире, очень плохо с механизмами самоочищения изнутри. Это закрытый институт, состоящий из людей, которые могут устроить неприятности кому угодно.

Кстати, в России с этим еще хуже. Потому что наша полиция — единая громоздкая организация, в которой занят миллион человек. Она представляет собой федеральную иерархию, независимую от любого общественного контроля, от гражданских местных и федеральных властей. Единственный человек, перед кем отчитывается министр МВД —президент, даже не премьер. Все это значит, что российская полиция еще более закрыта. И у ее руководства очень плохо с обратной связью снизу. Единственное, что заставит федеральное руководство обратить внимание на проблему в заштатном городишке — скандал федерального масштаба, до уровня которого мало что может дотянуться.

Другие наши проблемы — недееспособность судов, прокуратура, которая пытается контролировать законность действий полиции и при этом отчитывается за показатели ее работы — налицо конфликт интересов. Поэтому процессы разложения в полиции в России идут десятилетиями. А последний раз правоохранительные органы в нашей стране по-настоящему перетрясли давным-давно — в хрущевскую эпоху».

Иван Курилла, историк, профессор ЕУСПб:

«Проблему полицейского насилия в США трудно решить, потому что она связана с устройством американского общества и со Второй поправкой, позволяющей людям владеть, а в некоторых штатах — носить при себе оружие. Количество циркулирующего по стране оружия несопоставимо с ситуацией в любом другом государстве. Полицейские в США рискуют жизнью намного больше, чем в России и Европе, и они действительно всегда готовы стрелять и применять грубую силу.

С расизмом еще сложнее — потому, что дело не столько в том, расист ли конкретный полицейский, а в том, что, что в стране существует институциональный расизм. Афроамериканцы в целом живут хуже и беднее, они менее образованы, чем белые, и, в самом деле, преступность в этой среде выше. Расисты объясняют эту статистику природной склонностью черных сограждан к криминалу, тогда как современные теории объясняют ее несправедливым устройством общества и наследием рабства и сегрегации. То есть то, что в Европе и в России можно было бы описать как классовую проблему, в США понимается именно как расовая.

К слову, в России проблема с полицейским насилием выглядит иначе — в силу того, что у людей меньше оружия и большинство наших протестующих — законопослушные и дисциплинированные. Хотя, судя по технике нашей Росгвардии, складывается ощущение, что они готовятся к американскому сценарию…

Убийств при задержании у нас тоже происходит меньше, но и в России полицейское насилие системное, мы видим регулярные сообщения о пытках в полицейских участках. И замять эти случаи у нас намного проще, чем в США. Да, в ситуации с Голуновым общественное давление оказалось результативным, но это скорее единичный случай. Недавно умер Сергей Мохнаткин, который когда-то попытался защитить от полицейских пожилую женщину и попал в тюрьму, из которой вышел со сломанным позвоночником. Неделю назад он умер, и на улицы никто не вышел. Вообще у нас люди менее готовы лезть на рожон и сталкиваться с полицией не только из-за ужесточенного в последние годы законодательства, но и потому что помнят, что раньше государство убивало граждан».

Максим Никонов, правовой аналитик, адвокат «Зоны права»:

«Наиболее уязвимы перед полицейским насилием в России люди из социально незащищенных групп, у которых нет определенных ресурсов —например, они не могут позволить себе хорошего адвоката, не имеют связей, недавно мигрировали или лишились постоянного места жительства. А главная проблема полицейского насилия в России, на мой взгляд, в том, что, признание у нас — царица доказательств. Нужно получить его любым способом, и дальше можно не работать. Отсюда и угрозы, и психологическое, и физическое насилие. В то же время сотрудники правоохранительных органов оценивают реальные риски для себя, глядя на официальную статистику обвинительных приговоров полицейским в России.

Так, судя по статистике, в год у нас регистрируется всего 700 приговоров по статье „Превышение должностных полномочий“ (ч. 3, ст. 286 УК), куда входит насилие со стороны полицейских, сотрудников ФСИН и в среде военнослужащих. По статистике из 700 приговоров 4% оправдательных, что существенно больше, чем в целом по другим составам преступлений (там меньше 1%). А если приговор обвинительный — чаще полицейскому грозит лишь условное лишение свободы. И это лишь верхушка айсберга, потому что большинство подобных дел до суда просто не доходят.

Зачастую в таких случаях в возбуждении уголовного дела отказывают. Например, опрашивают пострадавшего и сотрудников, на которых он жалуется, они все отрицают — получается, слово полицейских — против слова жертвы. Качественный осмотр места происшествия, опрос свидетелей часто просто не проводится. Много проволочек и с видеозаписями, которые категорически не хотят показывать.

Исходя из собственного опыта, скажу, что дела по обвинению полицейских всегда идут со скрипом, следователи тоже проявляют небольшую заинтересованность. Порой даже при наличии видеозаписей и свидетелей дела не возбуждаются. Так, отказали участнику московского митинга Константину Коновалову, у которого после задержания была сломана нога. Еще один пример — фигурант „Сети“ Илья Капустин, который жалуется на пытки со стороны ФСБ. Медики зафиксировали на нем 80 парных и симметричных меток от электрошокера, однако следователь заявил, что это укусы насекомых, например, клопов, и отказался возбуждать дело. Прискорбно то, что эти аргументы сочли достаточными и Суд первой, и Суд апелляционной инстанции. И тогда мы пошли в Европейский суд».

Николай Лабуш, д. полит. н, эксперт по экстремальным формам политического процесса:

«Протесты в США вполне можно отнести к экстремальным формам политического процесса, и один из принципиальных вопросов сейчас в том, легитимно ли применяемое полицией насилие — насколько с ним согласен народ? В случае с убийством Джорджа Флойда — явно не согласен.

Однако следует различать протесты в виде шествий, выступлений, заявлений и бесчинства тех, кто грабит магазины, занимается поджогами. Это маргиналы, которые, пользуясь напряженной ситуацией, нескоординированными действиями полицейских, творят погромы и занимаются грабежами. Но для других убийство действительно стало поводом заявить о своих правах.

За этим кроются, с одной стороны, накопившиеся проблемы в богатейшей стране мира, а с другой — использование ситуации определенными политическими силами в борьбе за власть. Социальное расслоение в Америке происходит не только по рубежу богатые-бедные, но и по линии белые-черные. Значительная часть темнокожего населения социально не устроена, маргинальна, готова на противоправные действия. Ясно, почему убийство Флойда стало поводом для массовых беспорядков такого масштаба и спровоцировало социальный взрыв.

Для подогрева ситуации используется „разогрев исторической памяти“. На экранах ТВ промелькнули кадры — в колоне манифестантов марширует темнокожая девочка лет 5 — 7 и скандирует лозунги об угнетении и бесправии афроамериканцев. А а белокурый ребенок примерно такого же возраста с микрофоном в руках в другом сюжете просит прощение за ужасы колониальной политики…

Конечно, фундаментальный процесс примирения белых и темнокожих в Америке стоит только приветствовать, но он как-то „неудачно совпал“ с президентской гонкой и стимулирован убийством темнокожего. В целом это более глубокий политический процесс, чем кажется.

У европейских и американских политиков есть повод всерьез задуматься над корректировкой миграционной политики и над социальной адаптацией мигрантов. Несомненно, что происходящее в США — стихийный процесс, и он может быть опасен, если попадет в общее русло межцивилизационных противоречий и конфликтов, когда бывшие колонии начнут сводить счеты с бывшими хозяевами. Полагаю, дело до этого не дойдет, но „расколотая“ Америка с ее военной мощью может представлять страшную опасность».

Анжела Новосельцева