Наша сила — в свежепахнущих деньгах

В 1994-м году довелось мне сопровождать в ходе визита в Афганистан Андрея Козырева, бывшего тогда министром иностранных дел России.

У власти в Кабуле были моджахеды, за два года до того свергнувшие последнего прокоммунистического лидера страны Наджибуллу, нашедшего убежище в здании ООНовской миссии в Кабуле. До зверского растерзания талибами бывшего президента оставалось около двух лет, «Талибан» (запрещенная организция в РФ) победоносно войдет в столицу, заставив бежать оттуда моджахедов, только в сентябре 1996-го.

Кабул был в руинах. Это было, скорее, результатом не советской военной интервенции, а борьбой за власть между победителями «шурави» (советских) — лидерами афганских таджиков во главе с Бурхониддином Раббани и Ахмад Шах Масудом (ныне покойных), с одной стороны, и самым авторитетным на тот момент пуштуном Гульбеддином Хекматиаром (вполне себе живым и чрезвычайно активным поныне), с другой.

Некоторое подобие «водяного перемирия» между враждующими фракциями моджахедов было достигнуто только после того, как президент Раббани согласился отдать Хекматиару почетный пост премьер-министра Афганистана. Однако в Кабул ему и его сторонникам въезд был запрещен, и инженер Хекматиар (так его уважительно называли, поскольку он учился на инженера в Кабульском университете) вынужден был обосноваться в своей резиденции в местечке Чарасияб в 30 километрах от Кабула.

Перед Козыревым задача стояла непростая, — Россия при Ельцине пыталась исправить ошибки прошлых лет, допущенные Москвой, забывшей напрочь про Афганистан после вывода оттуда советских войск в 1989 году. Восстановление отношений невозможно было без попытки замириться со всеми главными моджахедами.

Сначала посетили Кабул, встретились с президентом, профессором теологии Раббани, а потом volens-nolens пришлось навещать премьера. Самым сильным впечатлением от поездки в Чарасияб были куры, разлетавшиеся вместе с громким кудахтаньем и клубами пыли из-под колес козыревского кортежа.

Каким-то странным образом я оказался не выведенным из комнаты переговоров даже тогда, когда там остались члены делегаций в узком составе, очевидно, лохматый и хмурый, я сошел за афганца или таджика в козыревской делегации.

Хекматиар казался возбужденным, глаза его блестели, и на встрече с высоким российским гостем он выглядел слегка обкуренным. Не выдам много секретов из той беседы, во-первых, потому что их не было, а во-вторых, и не помню уже ничего. Кроме одного момента…

Неожиданно хозяин довольно резко спросил Козырева, — а почему Россия печатает нам афгани (национальная денежная единица), и все их передает Раббани, а я, премьер-министр, ничего не получаю из этого?!

Похоже, нашего министра этот вопрос застал врасплох, он что-то начал объяснять, видимо, обещая исправить эту оплошность. Так или иначе, независимо от возникшего «денежного» недопонимания, визит тот не сильно улучшил отношения Москвы и Кабула.

Вспомнил я все это потому, что нынешняя история с поставками в Ливию и перехваченными на Мальте напечатанными «Гознаком» ливийскими динарами — очевидное дежавю афганской денежной истории. Четверть века назад поддержка одной из сторон конфликта в Афганистане («наших» Раббани с Масудом против «ненашего» Хекматиара) изготовленными в России банкнотами, точно так же, как и нынче, — поддержка «нашего» генерала Хафтара в Ливии супротив «их» Сараджа.

Правда, нынче все немного наоборот: тогда мы помогали тем, кто контролировал столицу, а сейчас тем, кто никак не может ее взять.

А так ничего нового. Всего лишь, как говорят политологи, «мягкая сила», но свежепахнущая гознаковской краской.

Надо заметить при этом, что свежие, хрустящие афгани отчего-то ценились на «черном рынке» в Мазари-Шарифе в середине 1990-х значительно ниже старых, довоенных. У меня их, дешевых, еще осталось…

Аркадий Дубнов

Прочитать оригинал поста можно здесь.