Операция «преемник» началась?

Накануне в Москве почти одновременно состоялись два знаковых выступления. Во-первых, в связи с эпидемией коронавируса и его экономическими последствиями к народу экстренно обратился президент Владимир Путин. Удивительно, но вопреки ожиданиям, на этот раз от него не прозвучало практически ни одного политического заявления. Вся его речь была посвящена главным образом советам следить за своим здоровьем, а также перечислению различных мер социально-экономической поддержки граждан и бизнеса.

Единственным политическим заявлением президента, хотя формально таковым тоже не являющимся, стало объявленное им решение о переносе голосования по внесению поправок в Конституцию на неопределенное время, что мы, впрочем, предсказали заранее.

Естественно, это решение Путин обосновал эпидемиологической обстановкой. Однако дело не только и даже не столько в этом. Изначально тот же Путин запланировал голосование на 22 апреля. А объявленный карантинный отпуск в стране продлится до 5 апреля.

Проблема с голосованием по поправкам для верховной российской власти состоит сейчас в том, что ее главный электорат, пожилые люди, из боязни заразиться коронавирусом могли и не прийти на участки, а люди молодые и среднего возраста как раз в значительной степени настроены против изменения Конституции.

Напомню, что ключевые поправки к Основному закону дают действующему президенту право выдвигать свою кандидатуру после 2024 года еще на два срока, каждый по шесть лет. И именно это многих молодых и возмутило — по стране, несмотря на запреты, прокатилась волна митингов и пикетов против этих перемен. И это при том, что пока во весь голос не выступила гораздо более активная в политическом оппонировании власти Москва.

Видимо, учитывая все эти нюансы и было решено перенести голосование по поправкам на неопределенный срок. Тем более, что юридически оно не имеет большого смысла — это ведь не референдум, процедура проведения которого описана в соответствующем конституционном законе от 2004 года, а некая абстракция — «общероссийское голосование». То есть некий опрос общественного мнения. При этом Госдума, Совет Федерации, региональные заксобрания, Конституционный суд поправки уже поддержали. Они приняты и подписаны президентом.

«Общероссийское голосование» важно было Путину в символическом плане — чтобы получить видимую поддержку народа, а не только элиты. Планировалось оно как некий бонус, вишенка на торте, укрепляющая легитимность всей операции по продлению власти действующего президента. Можно обойтись и без этого декоративного элемента, юридически дело уже сделано.

Но, повторюсь, даже отмена голосования — формально решение не политическое, а эпидемиологическое. 99% сказанного Путиным 25 марта имело отношение к медицинским, социальным и экономическим вопросам.

А вот выступление в тот же день в Совете Федерации министра обороны РФ Сергея Шойгу, состоявшееся в рамках «правительственного часа», совершенно неожиданно содержало ряд не характерных для главы Минобороны политических пассажей.

По сути же, оно стало чем-то средним между отчетным докладом съезду КПСС, с традиционным в таких случаях перечислением успехов родного ведомства, и политическим манифестом популярного министра.

С самого начала Шойгу взял быка за рога, предложив сравнить состояние российской армии в 2012 году (то есть в то время, когда он был назначен на должность главы военного ведомства) и в настоящее время. Как не сложно догадаться, сравнение не в пользу прошлого. Результаты его восьмилетней работы просто великолепны! Если в 2012 году количество современной техники в войсках составляло 16%, то в начале 2020 — 68,2%, а к концу года будет столько, сколько потребовал Путин, то есть 70%. Исправность техники была 47%, стала 94%. Все ракетные бригады перешли на комплексы «Искандер», в сухопутные войска поступило более 12 тысяч образцов современной техники.

Еще более вдохновляюще обстоят дела с военно-патриотическим воспитанием. Согласно данным министра, молодые люди просто рвутся в военные училища, конкурс куда взлетел аж до 18 человек на место. Кроме того, по всей стране созданы отделения детско-юношеского движения Юнармия, занимающегося воспитанием патриотизма у подрастающего поколения.

Но есть, конечно, и те, кто не хочет поступательного развития суверенного капитализма в родной стране. Министр Шойгу назвал и их. Правда, не поименно, а довольно абстрактно, обозначив негодяев как «прозападный оппозиционный дивизион». И это тоже понятно. В таких делах намеки и клише важнее фактов и конкретных имен. Деятельность «прозападного дивизиона», по Шойгу, ужасна: «Прикрываясь законами о средствах массовой информации, его активисты пытаются проникать на военные объекты, охотятся за родственниками и свидетелями».

На чьих родственников и свидетелей кого (чего) «охотятся» эти страшные люди, Шойгу, соблюдая строгую конспирацию, тоже не сказал, но из следующей фразы это становится более-менее понятно. Прозападные оппозиционные активисты, имя которым «дивизион», «лезут в госпитали, где лежат наши раненые, на кладбища, на поминки, в семьи наших погибших ребят. Снимают входы и выходы из наших закрытых объектов и выкладывают в интернет».

То есть, если вы сфотографировали вход в здание Минобороны на Фрунзенской набережной — все, вы из того самого «прозападного оппозиционного дивизиона»…

Конечно, из перечисленных намеков ясно, что речь идет о правозащитниках и журналистах. Нормальный человек может начать задавать естественные в такой ситуации вопросы. Например, такой: «А что, теперь для посещения любого кладбища надо получать справку о благонадежности от Минобороны?» Или вот еще: «Что делать представителю российского СМИ, если его пригласила семья российского военного, погибшего в Сирии или на Украине? Отказываться от встречи или перевирать то, что он услышал?»

Хотелось бы, конечно, более подробных инструкций от заинтересованных ведомств на сей счет, а то ведь иной наш брат журналист (или сестра журналистка) отстали от жизни, и все еще руководствуются действующим законом о СМИ.

Сергей Шойгу, этот момент, как мы видим, тоже предусмотрел, сказав, что активисты «дивизиона» «прикрываются законами о средствах массовой информации», сделав таким образом совсем недвусмысленный намек сенаторам. По его словам, «эта сфера требует дальнейшего законодательного регулирования».

Еще один намек военный министр сделал, говоря об информационном пространстве. Оно, по его словам, «сегодня стало еще одним театром военных действий. За последние три года на информационную инфраструктуру Вооруженных сил было совершено более 25 тысяч высокотехнологичных компьютерных атак из-за рубежа. При этом ежегодно их количество увеличивается в среднем на 12%. Мы готовы к этой борьбе. Конечно, хотелось, чтобы помощников внутри страны у них было чуть меньше».

То есть, надо, по его мнению, устроить такую нормальную охоту на ведьм («помощников внутри страны»), ибо ничего другого не получится, поскольку последние все равно по большей части определяются на глазок, по благонадежности, а не по конкретной деятельности.

Попробуем все же разобраться, в чем смысл воинственных заявлений Шойгу по отношению к оппозиции, произнесенных в условиях пандемии и надвигающегося мирового экономического кризиса.

Первое, и, наверное, главное соображение состоит в том, что такие публичные заявления были им сделаны вообще. Военные в России традиционно не являются субъектами политики. У нас в этом плане не Латинская Америка, не Турция и не Африка. Краткий период 1990-х годов, когда в РФ громко прозвучали имена генералов Александра Лебедя и Льва Рохлина — это, скорее, исключение (не говоря о том, что оба, как известно, пробыли в политике не так уж долго и умерли не своей смертью).

Соответственно, если высокопоставленный военный, занимающий должность министра обороны, делает публичные политические заявления, это может означать лишь то, что они были согласованы им с его непосредственным начальником — главнокомандующим Вооруженными силами и по совместительству президентом РФ Владимиром Путиным. Но зачем?

Тут вероятнее всего могут быть два ответа. Либо нам таким образом представили преемника, который уже дал все возможные гарантии безопасности своему нынешнему патрону. Либо в качестве экономико-духоподьемного мероприятия на ближайшее время запланирована какая-то серьезная война, во время которой произойдет дальнейшее закручивание гаек внутри страны. А по результатам победы, вполне возможно, народу также представят преемника в камуфляже.

В пользу того, что могут быть задействованы такие сценарии, говорит характер обращения президента к народу 25 марта. Не помню, когда он выглядел бы так неубедительно во всех отношениях. Сугубо социально-экономическая тематика его выступления на фоне военно-политической речи Сергея Шойгу напоминает президентство Дмитрия Медведева с его невразумительными социальными проектами, в то время как реальным властителем оставался Владимир Путин. Впрочем, окончательно списывать Путина со счетов, конечно, еще рано.

Александр Желенин