Если у ребенка рак

Когда у ребенка находят онкозаоблевание, для родных диагноз становится страшным ударом. Детский рак гораздо более агрессивный, чем взрослый: в растущем организме злокачественные клетки делятся с умопомрачительной скоростью, и счет, порой, идет на часы.

Почему так важно вовремя поставить диагноз? Российские дженерики и правда далеки от идеала? Есть ли жизнь после борьбы с раком? На вопросы отвечают петербургские онкологи, представители комздрава и пациенты.

Отмести самое страшное

«Мне было двенадцать, когда появились странные симптомы. Болел желудок, голова, и никто из врачей не мог понять, что со мной. Ставили разные диагнозы», — рассказывает петербурженка Ксения Петрова.

Сейчас девушке девятнадцать. Но вряд ли она дожила бы до этого возраста, если б не случай: однажды во дворе Ксюша качалась на качелях и вдруг потеряла сознание. Упала, ударилась головой. И пришлось сделать МРТ.

«Мне диагностировали медуллобластому мозжечка — опухоль мозга. И буквально через двенадцать минут меня везли в больницу. Оперировали девять часов», — вспоминает она.

Ремиссия у Ксении длится уже семь лет. Она учится в педагогическом колледже и готовится стать воспитателем в детском саду.

«Опухоли в таком возрасте высокозлокачественные, без лечения ребенок безальтернативно умирает, — рассказывает детский онколог Маргарита Белогурова. — И потому самое главное — вовремя поставить диагноз».

По ее словам, уже два года врачи кафедры онкологии Санкт-Петербургского государственного педиатрического университета ездят по детским поликлиникам и разговаривают с врачами об онконастороженности. Проблема серьезная, ведь первый доктор, который видит ребенка с жалобами — это не онколог. И про рак врачи думают в последнюю очередь.

«Бывает, две недели ребенка „крутят“, а у него оказывается лимфома Беркитта. Мы такую девочку в пятницу забрали к себе, а если б еще промедлили — в понедельник ее уже бы не было в живых, — говорит Белогурова. — Мы всегда наставляем и хирургов, и лоров: видите подозрительные симптомы — отметите сразу самое страшное!»

Врач советует и родителям быть настороже: лучше лишний раз наведаться в онкоцентр и исключить страшный диагноз. И пусть десять человек придут с «ерундой», зато один обратится по делу и вовремя.

Четвертая стадия страха

Большинство разновидностей детского рака успешно излечивается с помощью препаратов, хирургического вмешательства и лучевой терапии. Рак — не приговор, и подтверждений тому множество.

В начале 11 класса у Даши Назаровой без всякой видимой причины заболело колено. Обезболивающие не помогали, и девушка сделала МРТ.

«Врачи зашли ко мне с огромными глазами, но сказать ничего не могли — мне ж шестнадцать лет всего», — рассказывает Даша. Ей поставили диагноз «остеосаркома с метастазами в легких». Четвертая стадия.

Девушка прошла химиотерапию и несколько операций. На пятый день после хирургического вмешательства (ей меняли коленный сустав на эндопротез) она сдавала итоговые школьные экзамены прямо в палате реанимации. С камерами и наблюдателями — все как полагается.

Чуть позже ее организм эндопротез не примет, и ногу ампутируют. Но, по словам девушки, и без ноги можно жить. Сейчас ей двадцать, она студентка юридического факультета Петербургского гуманитарного университета профсоюзов. Встречается с молодым человеком.

«В Петербурге ежегодно заболевает от 120 до 160 детей, — рассказывает Маргарита Белогурова. — Сегодня мы полностью излечиваем до 80% пациентов».

Маргарита Белогурова сейчас возглавляет детское онкологическое отделение, которое открылось в городском онкоцентре в 2018 году. Здесь проводятся все виды химиотерапии и высокотехнологичные хирургические операции опухолей самых разных локализаций.

Дешевые дженерики

Огромную роль в лечении детских опухолей играют качественные препараты. Но все больше нареканий у родителей и врачей вызывают дженерики — аналоги оригинальных лекарств. Одни не оказывают никакого воздействия, прием других оборачивается сильными побочными эффектами. Многих людей «напрягает» и дешевизна: государство закупает дженерики, которые на 85-90% дешевле оригинальных.

«Но это нормально, так как срок патента на препарат истек, и производить его могут другие фирмы, которые не тратили свои ресурсы на разработку, — объясняет директор Городского клинического научно-практического онкологического центра Владимир Моисеенко. — Другое дело, что качество грубой химической субстанции, которая составляет основу дженерика, может быть под вопросом. Сейчас ее производят только в Индии, Китае и Аргентине. В 2005 году в США разразился скандал — препараты из китайской субстанции вызвали паралич у нескольких онкобольных. Оказалось, в ней была примесь — ее готовили на том же оборудовании, что и другое лекарство».

Субстанцию в этих странах закупают в том числе и российские производители, задача которых — очистить ее от примесей, провоцирующих странные побочные реакции.

Впрочем, многие специалисты уверены, что побочные эффекты от противоопухолевых дженериковых препаратов — это нормально, ведь речь идет о лечении рака. В то же время Белогурова отмечает, что аналоги порой вызывают у детей такие токсические реакции, что приходится уже лечить их, а не саму болезнь.

По закону при сильных побочных эффектах пациенты могут заказать оригинальные препараты.

«Но это такая долгая процедура, что ребенок вообще может их не дождаться, — говорит врач. — Пока консилиум проведут, пока через комитет пройдет заявка, пока оплатят, через таможню провезут… А в детской онкологии счет идет на часы».

Ноль эффекта

Вторая задача российских производителей дженериков — определить активную дозу вещества. На практике это оказывается самым сложным.

Андрей Саранд, первый зампредседателя петербургского комздрава, рассказывает, что в одной из российских больниц обнаружили целую партию «нерабочих» дженериков. Ее отправили в Росздравнадзор, где подтвердили, что на заводе произошел сбой, и активного вещества в препаратах оказалось недостаточно.

Печальная статистика: с исчезновением из списка бесплатных лекарств оригинальных препаратов для лечения лейкозов в России за последние три года ухудшились показатели излечения рака крови у детей.

«Именно из-за дженериков количество рецидивов у больных лейкозом с 4% подскочило до 15%, — отметила Маргарита Белогурова. — А у детей, которые продолжают лечиться оригинальными онкопрепаратами, такого скачка нет».

Свет в конце тоннеля все же есть: не так давно в Минздраве признали, что политика импортозамещения в медицине ухудшила ситуацию с лечением детского рака. Теперь необходимые препараты будут завозить из-за рубежа, а закупать — не по международному непатентованному наименованию, а по коммерческому названию. Это значит, что детям теперь смогут назначать долгожданные оригинальные препараты.

Если и говорить об импортозамещении, дженерики должны проходить полноценные исследования. Сегодня, по словам Владимира Моисеенко, у аналоговых препаратов упрощенная система регистрации. Для подтверждения их эффективности даже не нужны серьезные клинические испытания,.

Без сомнения, некачественные лекарства играют роковую роль при лечении не только детей, но и взрослых. И подходы государства к проблеме явно пора менять — с вводом жесткого контроля российских производителей на всех этапах. Иначе победить в войне с раком просто невозможно.

Анжела Новосельцева

«Росбалт» представляет проект «Не бойся!». Помни, что рак не приговор, а диагноз. Главное — вовремя обратиться к врачу.