Кремль сохраняет лицо, но теряет позиции

Президент Турции Реджеп Эрдоган перешел в Сирии от угроз к действиям. Глава турецкого государства заявил в понедельник 3 февраля, что его армия и ВВС нанесли массированные удары в провинции Идлиб по войскам союзника России — сирийского президента Башара Асада. Формальным предлогом к активизации турецких вооруженных сил в этой стране стала гибель нескольких военных из Турции в результате преднамеренных, как считают в Анкаре, артиллерийских обстрелов позиций турецкой армии со стороны армии Асада.

По словам Эрдогана, которые процитировало агентство Bloomberg, турецкие F-16 нанесли удары по 46 целям в Сирии. «Турция ответила мощным ударом на обстрел в Идлибе и будет поступать так впредь», — подчеркнул турецкий президент.

Однако в Минобороны России заявили, что турецкие самолеты не нарушали госграницу Сирии и не наносили удары по позициям сирийских правительственных войск. Как бы то ни было, на севере Сирии отменили очередное российско-турецкое патрулирование, которое должно было начаться 3 февраля.

Между тем, последние военные удары Турции в Сирии по войскам главного союзника Москвы — Башара Асада, далеко не единственный недружественный выпад Эрдогана в адрес Кремля. Одновременно с заявлением об этих ударах турецкий лидер, накануне своего визита в Киев назвал присоединение Крыма к России «аннексией» и выразил озабоченность положением крымских татар на полуострове.

Несколько ранее турецкий президент заявил, что не потерпит присутствия российских наемников в Ливии, а также выразил недовольство тем, что Россия не предоставила технологии производства поставленных Турции зенитно-ракетных комплексов С-400.

О том, чем вызван такой разлад в российско-турецких отношениях и к чему он может привести, обозреватель «Росбалта» поговорил с востоковедом, руководителем Центра Европа-Ближний Восток, главным научным сотрудником Института Европы РАН Александром Шумилиным.

— Очевидно, что Москва последние несколько лет после кризиса со сбитым российским Су-24 рассматривала и рассматривает Турцию как экономического партнера и даже военно-политического союзника. В связи с этим, на ваш взгляд, к чему может привести нынешнее резкое обострение российско-турецких отношений?

— Последнее время совершенно очевидно, что в тандеме Путин-Эрдоган первенство переходит к турецкому президенту. И он не стесняется это демонстрировать, с тем, чтобы в первую очередь, показать европейцам, что он не настолько пропутинский и пророссийский политик. Эрдоган хотел бы, как минимум, сохранять баланс между Россией и Европой. Это для него сейчас важнейшая линия поведения с того момента, как он принял решение оказать военную помощь Правительству национального согласия (ПНС) в Ливии.

В этой ситуации стало ясно, что Эрдоган играет свою игру, нацеленную, прежде всего, на укрепление системы безопасности вокруг Турции, но в таком контексте, чтобы это еще сильнее не разделяло его с Европой. Оказание им военной поддержки ПНС во главе с Фаизом Сараджем, по большому счету, тоже жест лояльности в сторону Европы и ООН в ливийском вопросе.

Это стало новым этапом в политике Эрдогана, расширяя то, что он делает в Сирии на регион Восточного Средиземноморья в целом. Его действия в этом ключе предполагают оппонирование России и противостояние ей здесь. Это достаточно четко оформляется вербально, но без желания дальнейшего обострения отношений с Москвой. При этом Эрдоган решает здесь целый ряд экономических задач.

— Каких?

— В частности, в акватории восточной части Средиземного моря должен быть проложен газопровод из Израиля в Европу. Контролируя эту акваторию, Эрдоган способен создать здесь более благоприятные условия для газопровода, альтернативного «Турецкому потоку».

— Как относятся европейцы к этому?

— Усиление контроля Турции на восточным Средиземноморьем, конечно, не вызывает восторга в Европе. Напротив, это вызывает протесты греков, киприотов, отчасти итальянцев. Чтобы решать эти задачи, Эрдоган декларирует свою оппозицию Путину в Сирии и Ливии, протягивая тем самым руку Европе и Соединенным Штатам.

— Вы полагаете, что последние действия Эрдогана в Сирии вызваны его стремлением наладить отношения с Европой?

— Да, конечно, отношения с Европой для Турции существенны, но сейчас они обострены. Был период их охлаждения, связанный с политикой Анкары и в курдском вопросе, и с покупкой российских С-400. Теперь он хочет перевернуть эту страницу, и все его посылы и положительные сигналы сейчас направлены Европе и НАТО через предполагаемое охлаждение отношений с Россией.

— Да, последнее время со стороны Эрдогана в адрес Москвы сыпался просто град претензий и упреков. В частности, это касалось того, что Россия вместе с комплексами С-400 не поставила технологии их производства.

— Да, договоренность по сделке предполагала передачу этих технологий Турции.

-Что касается ситуации с Ливией, то мы помним, как на жесткие заявления турецкого лидера о неправомерности присутствия в этой стране российских наемников, Кремль сделал попытку смягчить остроту наметившегося здесь российско-турецкого противостояния, пригласив в Москву обе стороны внутриливийского конфликта. Однако положительного эффекта от этого так и не было — Сарадж и его противник генерал Халифа Хафтар за стол переговоров в Москве так и не сели…

— Самое главное, что смягчить российско-турецкое обострение в тот момент удалось. Напомню, что Эрдоган тогда стукнул кулаком по столу и заявил, что никакого наступления Хафтара на Триполи (столица Ливии, где базируется ПНС Сараджа) быть не должно. В результате Россия оказалась в подвешенном состоянии — нужно было спасать лицо и как-то выходить из этой ситуации. Вот и придумали эту встречу в Москве, которая ничем не завершилась.

Но красивый жест удался — он должен был символизировать, что Москва переходит к сбалансированной позиции по Ливии. То есть реально Эрдоган заставил Кремль соскользнуть с линии поддержки генерала Хафтара на линию посредничества и поиска договоренностей между двумя сторонами ливийского конфликта. В этом суть произошедшего.

— То есть, получается, что Путин в Ливии лицо сохранил, но ситуацию для себя не отыграл…

— А он не был в состоянии это сделать. Там именно и надо было спасать лицо и продумывать тактику выхода из этой ситуации. А пробивать свою линию там было невозможно — Эрдоган сказал «нет».

В Сирии же сейчас Эрдоган, вероятнее всего, усилит мощь своих ударов по армии Асада.

— А Россия будет дезавуировать эти удары на информационном уровне, что и делают сейчас наши военные… Но, насколько я понимаю, вступать в войну с Турцией у России, по-моему, сейчас желания нет?

— Нет-нет! Это исключено. Уже сейчас видно, что российские военные избегают малейших возможностей столкновения.

Александр Желенин