Процесс года: режим против народа

В начале прошедшего года власти еще надеялись, что народные к ним симпатии, пошатнувшиеся из-за реформы пенсий, мало-помалу вернутся. Но с каждым месяцем становилось все яснее, что этого не будет. Пришлось обновлять технику управления.

В атмосфере глухого раздражения, которая теперь царит в массах граждан, вспышки недовольства уже не сходят на нет сами по себе, как это произошло, например, когда-то с выступлениями дальнобойщиков.

При всей разнице в масштабах, спусковым крючком всех скандалов года, будь то история с собором в екатеринбургском сквере, скандал из-за мусорного полигона у станции Шиес или политический кризис в столице, было желание влиятельных лиц или структур среднего звена навязать рядовым людям что-нибудь для них неприемлемое.

Начинались волнения. В ответ властная вертикаль пускала в ход охранительную машину и принималась защищать дело своих средних звеньев. После чего ситуация из заурядной и разрешимой становилась обычно тупиковой.

Первое, что бросалось в глаза, — это малозначительность поводов. Те же выборы в ничего не решающую Мосгордуму прошли бы без забот, если бы несколько несистемных кандидатов были к ним допущены. Издевательский отказ дал выход гневу москвичей, накопившемуся по множеству других причин. В других горячих точках механизм раскручивания конфликта был примерно таким же.

Второе — это абсолютно мирный характер всех низовых акций, где бы они ни происходили. Дежурная свирепость охранителей не имела отношения к защите общественного порядка. На него никто не покушался.

Третье — выросшая способность масс обходиться без вождей. Упреждающие аресты Навального и недопущенных мосгордумовских кандидатов ничего не изменили в течении столичных событий.

Четвертое — всплеск общественной солидарности с потерпевшими и преследуемыми. Это и бурный рост инфраструктуры поддержки арестованных, особенно заметный в Москве — ход процессов детально освещался, подсудимые бесплатно получали адвокатов, для их семей собирали деньги, у судов толпились желающие их ободрить. И кампания открытых писем, подписанных даже теми, кого относили к конформистам — священниками, учителями, людьми шоу-бизнеса. И сама атмосфера, в которой состоящие при начальстве лизоблюды-ЛОМы («лидеры общественного мнения») вынуждены были стушеваться и помалкивать. В эпоху «Болотного дела» все было гораздо мрачнее.

Пятое — способность протестующих влиять на исход конфликтов, пусть даже скромная. Екатеринбургский собор хоть и возведут, но все-таки на другой площадке. «Умное голосование» опрокинуло на выборах испытанных номенклатурщиков и выдвинуло других, чуть менее надежных, некоторые из которых считают выгодным для себя обозначить интерес к избирателям. А те арестованные, кого защищали сильнее прочих — Иван Голунов, Павел Устинов и Егор Жуков, — избежали колонии. Участники акций видят: от них иногда что-то зависит. Это новое ощущение.

И шестое — попытки организовать общенациональную поддержку локальным протестам, особенно шиесскому. Они не очень масштабны, но раньше почти не было и таких. И не случайно судебная речь Егора Жукова, воспринятая многими как программное заявление, имела явственную неэлитную и нестоличную тональность.

Все это говорит о том, что в 2019-м российское общество слегка ожило и начало напоминать о своих правах. Но режим, понимая это, осуществлял, и притом с растущей энергией, собственную программу мер, нацеленную на изгнание с публичного поля любых конкурентов. Тоже из шести пунктов.

1. Изолировать и ошельмовать действующих и потенциальных критиков. В конце 2019-го вступили в силу: закон о суверенном интернете (в просторечии «закон Клишаса», в честь номинального автора) и закон о физических лицах — иноагентах. Первый из них в случае чего отрежет недовольных от окружающего мира, а второй, даже и не пытающийся притвориться правовым, сделает невыносимой жизнь любого, кого наметят к изгнанию из страны.

2. Вселить уверенность в обвинительно-судебную машину и напомнить публике, что у нее нет заднего хода. При всех предполагаемых стилистических разногласиях между «силовиками» из профильных ведомств и «технократами» из АП, они едины в мысли, что органы всегда правы. Унижать их отменой возбужденных дел, даже явно абсурдных, нельзя. История с Голуновым была первым и последним исключением. Из нее сделали выводы. «Московское дело», при всех зигзагах обвинительной стратегии и даже при неохотном смягчении части первоначально намеченных приговоров, во всех судах следует правилу: вердикт может быть только обвинительным, даже если фигурант явно ни при чем и случайно попал под колесо. Максимум, о чем может мечтать подсудимый — условный срок.

3. Идя, если нет другого выхода, на уступки массам протестующих, одновременно репрессировать их актив. Собор в сквере строить передумали, но против устроителей митингов возбудили дела. Голунова отпустили, но тех, кто на следующий день вышел на улицы, отлупили или свинтили. Сегодняшний режим интуитивно воспроизводит большевистские управленческие приемы начала 1920-х. Эсеро-меньшевистские экономические требования тогда выполнили и ввели нэп, а самих меньшевиков и эсеров отправили в тюрьмы и ссылки.

4. Не допускать слияния московских и региональных оппозиционеров в общенациональную силу. Осенние единовременные обыски в нескольких десятках региональных «штабов Навального» — лишь одна из таких профилактических акций. Декламации о столичных и иноземных злоумышленниках, якобы подстрекающих простодушных местных жителей протестовать против очередных начальственных затей, — обязательная часть репертуара руководящих лиц всех уровней.

5. Выявлять активистов нового поколения и наносить по ним упреждающие удары. Допуская, что Навальный может устареть, в 2019-м старались обезвредить всех, кто выглядел способным прийти к нему на смену.

В обществе появилась мода на либертарианцев, а у режима — мода на репрессии против них. Этот кружок не очень ладящих друг с другом людей не выглядит серьезной силой, но может, пожалуй, сыграть роль инкубатора перспективных несистемных кадров.

Бродящие в нем идеи свободы, неприятия властной вертикали и национализма выглядят в глазах властей весьма неприятным для них коктейлем. Не зря у самого известного из либертарианцев, Михаила Светова, внезапно нашли в Instagram какие-то давние фоточки.

Правда, суд над близким к либертарианской группе Егором Жуковым сделал его всероссийской знаменитостью, но вряд ли этот прокол вылечит систему от репрессивного рвения.

6. Ради очищения политического поля смело жертвовать сислибами и системными оппозиционерами. Разгром президентского Совета по правам человека показал, что во властном аппарате нет больше места для лиц, чей функционал — мягко критиковать репрессии, не претендуя на то, чтобы критику услышали. В атмосфере растущей общественной поляризации даже эта разновидность лояльности стала выглядеть двусмысленно. Под разными предлогами в последние месяцы надавали оплеух и главному заповеднику сислибов — Высшей школе экономики. А наиболее вдумчивые из системных либералов сами покидают политику — как Нюта Федермессер, которая вовремя снялась с мосгордумовских выборов.

Что же до лояльной оппозиции из КПРФ и ЛДПР, то и ей все чаще советуют не путаться под ногами, не изображать альтернативу, а то ведь люди могут принять их всерьез. Отставлен суперсистемный иркутский коммунист-губернатор Левченко. Единственный его промах в том, что когда-то выиграл у казенного претендента и, кажется, намеревался повторить это в 2020-м. Сегодня такие промахи больше не терпят. По многим признакам, обсуждаются и способы прекращения хабаровского эксперимента. За год с небольшим после несанкционированного своего избрания губернатор-элдэпээровец Фургал не только не провалился, но в сентябре 2019-го еще и разгромил единороссов на выборах в краевое собрание. Это плохой пример для других.

В 2019-м столкнулись два плана. План общества, которое хочет играть какую-то роль в собственной стране. И план режима, который не желает видеть в стране никого, кроме себя, и идет ради этого на все более авантюрные шаги. Ни одна из сторон своего не добилась, спор продолжится в 2020-м.

Сергей Шелин