Россияне стали защищаться

В стране заметно участились экологические протесты: в прошлые выходные такие акции прошли в целом ряде регионов. Люди требуют соблюдения своего права на чистый воздух, выражают недовольство строительством новых производств рядом с жилыми домами, выступают против новых свалок и мусоросжигательных заводов, защищают природу от посягательств промышленников и т. д. С чем связана активизация «зеленой» повестки?

Максим Жаров, политолог, социолог:

«Если касаться текущего года, то рост экологических протестов связан со стартом „мусорной реформы“ — изменением политики переработки твердых бытовых отходов. На мой взгляд, эта реформа — абсолютно непроработанная, и она была запущена, что называется, с колес, без подготовки общественного мнения. Это не замедлило сказаться на протестной активности населения — мы видим ее заметный рост.

Что касается в целом экологической проблематики, то в течение нескольких последних лет экоорганизации и протесты активно используются в конкурентной борьбе крупных финансово-промышленных групп. В принципе, сегмент экологического протеста у нас активно развивается в последние годы еще и в связи с тем, что рынок политконсалтинга у нас окончательно стал мертвым: на выборах много не заработаешь, а вот на экологической теме, ее использовании в конкурентной борьбе — можно.

Думаю, что нишевых — новых экологических — партий не появится. Мы видим по рейтингам партии „Зеленые“, что она достаточно маргинальна, и нет у нее перспектив для роста. Но экологическая проблематика, несомненно, будет присутствовать в программах партий, в том числе „Единой России“ и партий парламентской оппозиции. Все те региональные экологические конфликты, которые сейчас развиваются, партии будут активно использовать в своих интересах, зарабатывать на них политические очки. Все это будет, но протест останется нишевым, и, соответственно, место здесь для новых людей найдется только в составе уже существующих структур, в том числе, и партийных».

Илья Гращенков, директор Центра развития региональной политики:

«Разумеется, рост экологических протестов связан с тем, что началась реформа по сбору и переработке мусора. Прежде всего, идет борьба за влияние в этой сфере, а значит и передел рынка — размещение новых полигонов, строительство новых заводов.

Собственники и те чиновники, которые отвечают за эту отрасль, конечно, стремятся оптимизировать и расходы, и размещение объектов. В итоге во многих регионах замаячила опасность размещения новых полигонов ТБО. Кроме того, собираются строить многочисленные перерабатывающие и мусоросжигательные заводы. Все это напрямую задевает интересы местных жителей, особенно в тех городах и поселках, которые могут оказаться в непосредственной близости к новым свалкам. А мы помним по истории в Волоколамске, что это может быть прямой угрозой жизни не только взрослых, но и детей.

Поэтому растет недовольство экологической политикой, возникает протест против власти, которая не хочет идти на компромисс с населением. Поскольку количество таких новых полигонов будет нарастать, то будет нарастать и региональный протест, связанный с экологией».

Евгений Витишко, эколог:

«Люди стали чаще обращать внимание на благополучие окружающей среды в тех местах, где они живут. В целом, это последствия настроений в обществе: люди видят, что политический процесс в стране идет не так, как им хотелось бы; он не оправдывает их ожиданий, связанных, в первую очередь, с экономическим благополучием, а также с безопасностью и, соответственно, экологической безопасностью. То есть свалки выступают катализатором и кристаллизатором негативных настроений в обществе.

Экологические, „мусорные“ проблемы — это та рубашка, которая близка к телу. В то же время людям непонятно, по какой причине проблемы долгое время не решались. Действия власти только приносят финансовые неудобства для жителей — периодически повышается стоимость вывоза мусора. И при этом не видно света в конце этого тоннеля. Все эти факторы население воспринимает в негативном контексте, и после свалок будет обращено внимание на какие-то другие процессы, уже связанные не с экологией, а скорее с социальными вопросами.

Можно даже сказать, что первоначальным катализатором протестных настроений стала пенсионная реформа, а на свалки обратили внимание уже после нее».

Анна Очкина, руководитель Центра социального анализа ИГСО, социолог, кандидат философских наук:

«Не заметно такой тенденции, что именно экологический сегмент протестов будет расти. Но мусорная проблема — фактор очень серьезный. Протест против мусорной реформы развивается не только как экологический, а как социально-бытовой — в рамках протеста против беспорядков в ЖКХ, или против мусорных тарифов и т. д.

Здесь многое сошлось. Внимание к этой проблеме было привлечено еще в прошлом году, когда начались волнения в Подмосковье — в Волоколамске и других городах Московской области. Близость к столице сыграла свою роль: сразу и пресса обратила на них внимание, и была поддержка активистов, которые приезжали, в том числе, из Москвы.

Эта тема продолжилась в протестах против мусорной реформы — и как экологического акта, и в рамках выступлений против мусорных тарифов. Шиес — очень яркий протест из этой серии. Здесь тоже был медийный шаг, который сделал эти протесты массовыми и интересными для журналистов.

Не думаю, что этот сегмент отныне и всегда будет расти очень бурно. Не могу сказать, что у нас экологическое сознание безумно выросло, мы все прониклись Гретой Тунберг, и стали протестовать против нарушения нашей экологической безопасности. Но вот сейчас ситуация сложилась так, что этой теме нужно уделить внимание, эти проблемы нужно решать.

Объективно усиливается уплотнительная застройка — и поэтому будет такой постоянный сегмент протеста. Акций против уничтожения зеленых зон стало несколько меньше, но зато они ярче — как, например, выступления за достопамятный сквер в Екатеринбурге. То есть мы увидели сложение как объективных причин, так и комплекс определенных факторов».

Дмитрий Ремизов