Лужков ушел. Теперь навсегда

Большое видится на расстоянии — особенно во времени. Эту временную дистанцию история нам предоставила: Юрий Михайлович Лужков скончался за тысячи километров от родной Москвы (первые печальные новости даже не содержали названия страны). И, что гораздо важнее, через девять лет после своей отставки.

В определенном смысле это хорошо: ему довелось отдохнуть после действительно геракловых трудов. Конечно, мэр Лужков своей отставки не хотел — тем более, что проходило это некрасиво, со скандалом, и на пенсию любой пожелал бы, если уж уйти, то не в такой обстановке.

Это хорошо и для нас. «Шествия и мавзолеи», которые последовали бы за кончиной Лужкова на рабочем месте, сильнее врезались бы в память. Но, на иной взгляд, нам полезнее вспомнить о нем теперь, девять лет спустя, и помянуть, пусть куда скромнее.

Сегодня можно вполне бескорыстно употребить слово «великий». Юрий Лужков был великим авторитарным правителем Москвы. Не хочется употреблять слово «диктатор» — но, к счастью, как раз в последние годы политология приучила нас к более мягкому слову «автократ». И 18 лет его правления составили великую эпоху, а то и целых две: эпоху «нищих 1990-х» и «подающих большие надежды нулевых». Это колоссально много.

Были времена, когда еще трудно было сказать, «кто больше весит» — президент Ельцин или мэр Лужков. И был момент, когда приход Владимира Путина оказался большой неожиданностью: ждали Евгения Примакова и Юрия Лужкова (сам Лужков вряд ли прошел бы в президенты, за него не проголосовало бы большинство российских провинциалов, живших куда беднее и хуже, так что он претендовал на пост премьера, но видение его будущим первым лицом России было очень распространено).

От Лужкова, как и подобает такой фигуре, осталось много очень весомых и зримых напоминаний. Восстановленный Храм Христа Спасителя. Гигантский Петр Первый на Москве-реке. Циклопический Москва-Сити. Модернизированный МКАД и Третье кольцо. Это лишь то, что сразу приходит на память. Конечно, новый ансамбль Манежной площади с выпущенной из подземного русла Неглинкой. Нелишне добавить и филиал МГУ в Севастополе.

Все это подвергалось и критике. И если круг тех, для кого Храм Христа Спасителя — презренный «бетонный новодел» с толстым нижним бюстом, довольно узок, то деловой центр Москва-Сити был публично признано градостроительной ошибкой практически сразу после отставки Лужкова. Ничего себе ошибка! Она совершалась у всех на глазах в течение многих лет, поглощая астрономические суммы денег, и вопрос «А как к нему подъедет столько машин?» — далеко не бином Ньютона. Но такова была воля градоначальника.

Интеллигенция почти стонала и от москворецкого Петра, и от Манежной с ее «утками», а еще сильнее оплакивала множество снесенных исторических зданий. Но было много людей, которым лужковская архитектура нравилась, просто среди них меньше оказалось гуманитариев и публицистов.

Именно строительство — великая неоднозначность лужковской эпохи. Гигантские объемы построенного жилья, в том числе социального — и многие простые и небогатые москвичи после отставки Лужкова беспокоились: «Успеем ли теперь из пятиэтажки-то выехать?» Но город-то весь застроен так, что теперь он от пробок, возможно, никогда уже не избавится, это проблема на века.

…Судить о том, всегда ли плохо авторитарное правление, надлежит с большой осторожностью. Все ли мы сразу вспомним, кто стал первым мэром Москвы — именно мэром, без советских аббревиатур? А ведь имя Гавриил Харитонович очень редкое и запоминающееся, хотя фамилия Попов из самых частых. Что помешало знаменитому профессору-трибуну стать истинно демократическим мэром и заняться развитием городской демократии и местного самоуправления вплотную (да и у коллеги Собчака в Питере не все хорошо пошло)?

«Поповку» получил?!» Карточки для покупателей с московской пропиской тоже не все еще забыли. Ладно, это — закат советской власти с пустыми прилавками. Но кто теперь знает, как проходил бы столичный мегаполис через гайдаровскую реформу, окажись во главе города прекраснодушные «друзья народа» с горящими глазами и кудрями до плеч? Работало бы метро без перерыва, подавалось бы отопление в дома, сколько стоил бы хлеб для пенсионеров? «Бардак в любой стране грозит обвалом» — бессмертные слова Евтушенко.

В самый тяжелый момент в Москве все-таки «бардак не обвалился». Это не само собой обеспечилось, не с неба упало. Но с городской демократией пришлось подождать, и долго. Мы и сегодня не живем при демократии, и не так давно один публицист едко и горько заметил, что «Примаков и Лужков гораздо раньше сделали бы с Россией то, что с ней сделал Путин сегодня». Но ведь очень многих восхищают деяния Путина. Если наша демократия была незрелой и кислой, если наша свобода «пришла нагая» и неопрятная, кто виноват в том?

«У нас же страна демократическая, никому не запрещено выпрыгивать из штанов, тем более коротких», — еще одна лужковская фраза (до спонтанного остроумия Виктора Черномырдина он не дотягивал, но кое-что общее было). Из наших коротких штанишек нам, как оказалось, расти куда дольше, чем думалось. И «выпрыгнуть» не удалось. Явление авторитарных «воспитателей» на этом пути было неизбежно. Мы вырастаем из этой системы, в том числе и городского управления, но медленно, а хлеб насущный и тепло нам требуются ежедневно.

Лужков смотрелся добродушным автократом, его коренастая «круглая» фигура у психологов обозначается словом «синтонная», «солнечная». Ему очень хотелось величия, оптимизма и позитива. В его фразе «Мы помним наше великое прошлое, мы мечтаем о нашем великом будущем, и пора уже создавать наше великое настоящее!» есть прямая параллель с высказыванием графа Бенкендорфа «Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается до будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение». Но есть и «смещение акцентов». В эпоху Лужкова уже невозможно было отрицать, что как раз в настоящем-то величия не так уж много.

Лужков был разный. Его хвалили. Его ругали. И 18 лет подряд ему очень доверяли москвичи, до того самого, рокового сентября 2010-го, когда все изменилось и рейтинги столичного градоначальника впервые рухнули вниз.

Создавался ли в Москве лужковского времени культ мэра? Безусловно. Но в данном случае, наверное, уместно вспомнить шолоховское: был культ, но была и личность.

Леонид Смирнов