Доцент Соколов и студент Жуков

Евгений Базаров считал, что все люди одинаковы, как деревья в лесу. А еще Базаров настаивал, что в патриархальной России надо отрицать все, что изменит жизнь к лучшему. Сегодня Базарова назвали бы русофобом и подыскали бы ему статью. По меркам нынешнего законодательства роман «Отцы и дети» легко заподозрить в экстремизме и оскорблении власти. Что за причудливую синусоиду выписала наша история, если современная Россия оказалась похожа на ту далекую Россию, вступавшую полтора столетия назад в эпоху революционных перемен?

Cтуденческие волнения во второй половине XIX века сводились, по сути, к двум требованиям. Провести политическую реформу и привести Россию к европейским стандартам. А также отлучить от власти расплодившихся воров и лжецов, которые пиршествует на нищете народа. Сейчас это коррупция, в ту эпоху говорили о мздоимстве. В чем отличие от требований сегодняшней оппозиции? Может быть, России на роду написано ходить по заколдованному кругу? Может быть, чудовищное социальное расслоение и присыпанное елейными речами о народном благе воровство, — родовое и несмываемое клеймо России?

Впечатление, что власть не понимает суть претензий, которые адресует ей протестующая публика. Разве не об этом говорят увещевания премьера на недавней пресс-конференции? Нельзя молодежи бунтовать против закона, но ни слова о мракобесии и архаичности самого закона. Между тем, 2019 год стал самым бурным по части массовых протестов. В третьем квартале в стране прошло более 580 протестов, всего с начала года — 1443, рекордный показатель за несколько лет. Ежегодно в России фиксируется от 1,2 до 1,5 тысяч уличных протестов, но в 2019 году показатель будет намного перекрыт. Кроме того, отмечено новое явление — «цеховой протест» На улицу выходят студенты, врачи, учителя, ученые, актеры…

Следствие социального расслоения — отсутствие социальных лифтов, что изрядно возмущает молодежь, вышедшую на улицы в 2019 году. Будто «закон о кухаркиных детях» принят не при Александре III, а в начале XXI века. Один из немногих способов выйти в люди — политическая активность в нужном направлении. И не стоит удивляться, что лидеры патриотических движений, отрыгнув в удобный момент лицемерные лозунги, используют свое положение как трамплин для броска на проклинаемый Запад. Последнее подтверждение — немецкий десант верного единоросса и лидера движения «Наши» Роберта Шлегеля.

Кстати, в истории нет примеров, чтобы министры и царедворцы в Российской империи, перебравшись в Европу, меняли российское гражданство. В Российской Федерации это обычное дело. Для современной элиты российский паспорт — самый обременительный документ, стыд и позор. Сегодня его достают из широких штанин не для того, чтобы напугать иностранного чиновника, а чтобы выбросить в помойную корзину. Деградация элит на фоне их непомерного обогащения очевидна всем и каждому. Как и то, что скандальные коррупционные разоблачения — это не борьба с явлением, а жадная грызня ненасытных группировок во власти за очередной жирный пирог.

В результате в иерархии жизненных ценностей российского гражданина произошли грустные для общественного прогресса метаморфозы. Согласно последним опросам ВЦИОМ, в лидерах жизненных ориентиров теперь здоровье, семья и личная безопасность. Ценность социального статуса за 10 лет упала в два раза, а карьерный рост ходит в аутсайдерах. Зачем стремиться к тому, что недостижимо? Все равно, что выть на Луну. Впечатление, что русский человек от безысходности замыкается в скорлупе и мечтает лишь о том, чтобы его не трогали. Личная инертность и обреченность — спутник стагнации государства. Но тогда говорить о прорыве и модернизации не приходится.

И еще ВЦИОМ выяснил, что в России только два процента граждан открыты изменениям, новым смыслам, а также готовы уважать чужое мнение. А в Европе в среднем — 20 процентов. Другого ждать не приходится, если любая реформа у нас — как кораблекрушение, а каждый новый закон приводит к новому оброку и ограничивает личное пространство. Русский человек устал от перемен, которые по воле жизнерадостных прорабов бесконечных перестроек ломают ему жизнь. Тотальное разочарование — вот главный мотив мировоззрения старшего поколения. Когда мы говорим о пионере, имеем в виду Павлика Морозова, хотя пионер — это первооткрыватель и творец нового. У нас было много замечательных пионеров — Королев, Курчатов, Калашников. А сейчас на пионера больше всего похож Роберт Шлегель. Да и тот переметнулся. Уже не наш.

Конечно, Базаров троллил и дразнил доброго и недалекого Павла Петровича. Базаров кажется мне русским Шопенгауэром, этаким обаятельным циником и мизантропом. Вслед за немецким философом наш нигилист мог бы повторить, что люди делятся на две категории — одни думают о том, что у них есть, другие — о том, что хотели бы иметь. В этом противоречии корень социальных конфликтов и революций, которые совершаются вовсе не от нищеты, а от униженности духа и невозможности достичь желаемого. По этой логике Базаров и хотел завести русскую власть в тупик, а наша, кажется, без всяких нигилистов нащупала тот же путь.

Своеобразие нынешнего исторического момента состоит в том, что на фоне апатии и усталости растет протестная активность социальных групп, которые могут сплотиться вокруг профессиональных интересов. Пока по численности выдохшиеся консерваторы намного превосходят пионеров и студентов. Но ведь число в этих вопросах ничего не значит.

Кстати, как отнесся бы доцент Соколов к уголовному преследованию Егора Жукова? На чьей стороне оказался бы? Два самых громких процесса совпали по времени. Уверен, влюбленный в старину доцент был бы среди охранителей. Студент для системы чужой, а доцент свой, просто оступился. И условный, непривычно мягкий для системы приговор ему бы не понравился. Доцент Соколов расчленил бы студента Жукова. Хотя бы в переносном смысле.

Сергей Лесков