Режим выбирает себя

Не знаю, что будет завтра—послезавтра, но пока события идут по самому вероятному сценарию. На линию огня выводятся все более мощные силы. Обиженным и недовольным грозят уже не только традиционными разгонами и изоляторами, но и уголовными делами. Лица, чей служебный функционал — сеять разумное, доброе и компромиссное, вроде криптолиберальной председательницы ЦИК или гуманного президентского СПЧ, спешно прячутся в укрытиях.

Случайно ли это? И действительно ли проблема в том, что какие-то второстепенные некомпетентные чиновники, фамилии которых до этого никто не знал, «организовали на голом месте революцию», заблокировав регистрацию несистемных кандидатов в Мосгордуму, о которой до сих пор тоже почти никто не слышал?

Сомневаюсь, что все так локально. Наша вертикаль в целом созрела для того, чтобы отбросить выборные ритуалы. Ну а для того, чтобы привести ее в необходимое для этого исступление, сгодился бы любой повод. Мосгордума так Мосгордума.

Управляемая демократия, с ее элементами народного вмешательства в назначение должностных лиц, закончилась у нас пятнадцать лет назад, когда отменили губернаторские выборы. Последующее их восстановление, продиктованное минутной растерянностью, было почти сразу же дополнено муниципальным фильтром, после чего опять надолго стало фикцией.

Насчет того, зачем вертикали вообще нужны какие бы то ни было народные выборы, ученые высказывают разные соображения, но более или менее сходятся на том, что видимость выборов придает ей легитимность.

Не знаю, действительно ли руководящие наши чины именно в таких выражениях объясняют себе утомительные, странные и малоприятные кампании, которые устраивают каждый сентябрь. Но почти не сомневаюсь: власти самым серьезным образом считают, что народ в неоплатном долгу перед ними за эти добровольные труды. Поэтому любые признаки неблагодарности и непослушания расценивают как измену. Оттого и нет смысла корить чиновников за неисполнение законов, бессовестность и ложь. Для начальства его священная правота заведомо выше любых формальных и неформальных правил, которые им же сочиняются и, по его мнению, всецело ему принадлежат.

Привычные выборные ритуалы могли соблюдаться только до тех пор, пока все участники держались своих ролей. Низы почти всегда слушались. «Системная оппозиция» четко выполняла команды. Вертикаль изобретала все более замысловатые процедуры, чтобы отсечь несистемных и полусистемных оппозиционеров. А несистемщики год за годом совершенствовались в соблюдении этих процедур, напоминающих прыжки через обруч. Обруч становился все уже, поднимали его все выше, потом забавы ради стали поджигать — но они все прыгали и прыгали, беззлобно выполняя обязанности вечных неудачников.

Эта гармония закончилась. Престиж властей упал, и массы стали использовать любой повод, чтобы сообщить им о своем недовольстве. Хотя бы и выборы.

В изменившейся атмосфере заколебались так хорошо выдрессированные системщики. Коммунисты и жириновцы, особенно в средних и нижних звеньях, стали, что называется, двоить. Отсюда и прошлогодняя победа «спойлеров» в нескольких регионах. Предпринятые сейчас ответные попытки еще решительнее поработать фильтром начинают восприниматься как пощечины уже не только альтернативным крылом номенклатуры, но и частью народа, до этого к данной проблеме равнодушного.

Именно выросшее низовое раздражение сделало возможным прохождение столичными несистемщиками непреодолимых до этого подписных барьеров. Многие из них и сейчас не понимают, что политика — это искусство вести за собой людей к важным целям, и продолжают говорить с народом на языке подписной бухгалтерии и прочих тонкостей искусства прыжков через обруч. Это сужает их аудиторию, но никоим образом не утешает систему.

Новости из столицы, как и из других краев, убеждают наши верхи, что почтения к ним больше нет, и что опиравшиеся на это почтение выборные ритуалы перестают работать. Страна от них отказывается. Но ведь если выбирать между собой и страной, то система выберет себя.

Манихейский дух нашего режима, который самоопределился как единственная сила добра, обложенная силами зла, не то чтобы начисто исключает с его стороны попытки компромиссов, но делает их в его глазах крайне драматичными и потому не очень вероятными. По крайней мере, пока он верит, что остается хозяином положения. Мягкая сила больше не действует? Но есть ведь просто сила. Перестали любить? Так пусть учатся терпеть. Ругают выборные церемонии? Так обойдемся без церемоний.

Страна вплотную подошла к новому начальственному эксперименту над ней. Даже наверху смутно осознают, что плата за него будет высокой, а успех не совсем очевиден. Не возьмусь предсказать, как сейчас, но до сих пор это не останавливало.

Сергей Шелин