Posted 21 мая 2019, 17:21

Published 21 мая 2019, 17:21

Modified 30 марта, 16:48

Updated 30 марта, 16:48

Россиян стало труднее обмануть. Или нет?

21 мая 2019, 17:21
Екатеринбург показал, что прямые и привычные чиновникам грубые манипуляции мнением больше не проходят. Но есть гораздо более изощренные варианты.

В столице Среднего Урала властям предстоит — не по своей воле — провести такой редкий в России акт волеизъявления граждан по поводу постройки храма РПЦ в сквере. Формат уже урезан с затребованного референдума до не вполне легитимного формата «опроса с обещанием следовать его результатам»: граждане не купились на первые посулы проведения «уличного опроса» и «опроса на сайте мэрии», а потребовали и добились голосования на участках, как на выборах. Очевидно, что теперь протестующим предстоит бой за формулировки вопросов. «Росбалт» спросил у экспертов, насколько вероятны дальнейшие попытки фальсификации, и на каких уровнях сложности их можно ожидать? Можно ли сказать, что граждан стало труднее обмануть?

Валерий Соловей, доктор исторических наук, политический аналитик:

«Власть в Екатеринбурге, как и любая власть в Российской Федерации, не готова признать свое поражение, и потому она сделает все возможное для того, чтобы дезавуировать достижения протестующих. Но я склонен полагать, что она не решится пойти на грубые фальсификации. Скорее, речь пойдет о попытках относительно мягкого, цивилизованного влияния на волеизъявление — с помощью пропаганды, каких-либо программирующих опросов.

Грубое воздействие и фальсификация результатов станут красной тряпкой для быка. А сейчас — есть надежда на то, что люди расслабятся, наступает лето, и все будут склонны к каким-то более мягким решениям.

Я бы не возлагал особых надежд на „отмобилизованных“ городских активистов, особенно летом. Организации-то там нет. Это нецентрализованная мобилизация. Я думаю, они поведут себя как обычные горожане. Ну, может, они будут проявлять интерес к ходу опроса, может, будут участвовать — на что я надеюсь искренне — в выработке его формулировок.

Я склонен полагать, что большую роль мог бы сыграть Ельцин-центр, предоставив свою площадку для обсуждений. У оппозиции своей площадки в Екатеринбурге нет. Властная площадка дает преимущество властям, естественно, а вот нейтральная площадка, с медиацией Ельцин-центра, могла бы быть им предоставлена. Это пошло бы на пользу всем участникам конфликта — и всем, кто вовлечен, и всем, кто заинтересован в разрешении конфликта. Я имею в виду и церковь, и олигархов, и городские власти, и губернские власти, и протестующих.

Ельцин-центр, который находится неподалеку — оптимальное место, чтобы вести публичную дискуссию, дискутировать не на площади, не в сквере, а именно там. И тогда, я думаю, что можно будет попытаться выработать какую-то процедуру опроса, обеспечить хотя бы минимальное доверие».

Евгений Потапов, политолог:

«Мы видим, что городское сообщество Екатеринбурга показало себя достаточно разумным, манипулировать им властям достаточно сложно.

Манипуляция должна иметь какую-то цель. Если же цель манипуляции: построить храм на том месте, по которому уже были протесты — это сквер, „храм-на-воде“ или площадь 1905 года, — то такой опрос будет изначально вызывать отторжение у городского сообщества. Всем будет понятно, что власти возвращаются к прежней теме. Поэтому я думаю, что, скорее всего, будут предложены более-менее реальные места, которые согласуют с епархией, с инвесторами, и которые можно реально обсуждать, а не просто убедить горожан путем манипуляции цифрами: мол, давайте строить на том месте, которое уже вызывало протесты.

Сейчас существует некоторая развилка. Можно пойти по пути нормального диалога с городским сообществом и обсуждать взаимоприемлемое место, которое устроит всех. Но, естественно, можно пойти и по пути манипуляции, хотя мне кажется, это будет настолько очевидно, что даже само предложение — а давайте обсуждать эти места — вызовет отторжение. Впрочем, я не удивлюсь ничему, если честно.

Властям стало гораздо труднее игнорировать мнение горожан. Во-первых, потому что была прямая команда президента его учитывать. Пусть в какой-то непонятной форме, но тем не менее, это указание есть. А во-вторых, мы имеем соцопрос, показывающий реальные настроения горожан, которые сложно объяснить вмешательством „госдепа“ или других „космических сил“. И если мы понимаем, что 55% горожан на данный момент против строительства храма в конкретном месте, то лучше эту тему не поднимать, а найти альтернативную площадку, в ходе диалога на этой площадке поставить храм и уже успокоиться».

Анна Очкина, руководитель Центра социального анализа ИГСО, социолог, кандидат философских наук:

«Властям, действительно, стало труднее игнорировать общественное мнение. Во многом этому способствовали и протесты против повышения пенсионного возраста прошлым летом, и, пусть в малом количестве регионов, но все-таки протестное голосование. Вполне возможно, что оно было протестным и в других регионах, просто там легче было с этим справиться.

Конечно, власти чувствуют общественное настроение. Я думаю, они ориентируются не на опросы ВЦИОМ, а на реальное общественное мнение, которое так или иначе мониторят или просто чувствуют. А в преддверии выборов губернаторов или в законодательные собрания власти становятся все более и более покладистыми.

Что касается ситуации в Екатеринбурге и предстоящего опроса жителей по вопросу строительства храма, то попытки манипуляции и слива протеста, конечно будут. Протест начнут „организовывать“, подчинять себе и т. д. А мобилизация городских активистов в Екатеринбурге пока не достигла такого уровня, чтобы успешно противодействовать этому.

Но дело в том, что любая победа над такого рода протестом будет временной. Недовольство накатывается, а Свердловская область и Екатеринбург — это один из самых протестных регионов. Конечно, власти что-то пообещают, что-то сорганизуют, может, какая-нибудь КПРФ или ЛДПР возглавит протест, чтобы его немного сдержать. Но через некоторое время он прорвется в другом месте».

Илья Гращенков, директор Центра развития региональной политики:

«Раньше общественность и власть жили „параллельными прямыми“. Сам концепт идеи „путинского большинства“ или, как его недавно Владислав Сурков переименовал, „глубинного народа“, состоял в том, что эти ветви существуют раздельно: власть где-то на внешних рубежах борется за величие России, обеспечивает определенный гарантированный уровень стабильности, а народ за это не лезет в политику. Ну, и власть не лезет в личные дела. Сегодня стало сложнее этим двум прямым не пересекаться.

Ситуация в Екатеринбурге как раз говорит о том, что свободные ресурсы заканчиваются, и власти время от времени приходится перераспределять то, что народ откровенно полагает своей „вотчиной“, куда чиновники не должны дотягиваться. В этом и состоит граница конфликта. Не то, чтобы власть не может отстоять свою линию, а просто раньше ей не приходилось этого делать. Ее страх состоит в том, как бы не переусердствовать. Власть прощупывает грани возможного обращения с этим, не очень понятным ей народом, который то ли аморфен, то ли патриотичен, то ли, наоборот, раздражен.

И со стороны народа то же самое: он пытается понять, где границы, за которыми власть может отменять свои решения и конфликтовать между собой. В Екатеринбурге ведь фактически произошел конфликт федеральной власти и местных чиновников: федеральная власть не поддержала местных чиновников, заставив поменять решение под напором общественного мнения.

Эти две точки, которые пытаются нащупать обе стороны, в ближайшее время и будут являться показателем того, кто постепенно отвоевывает себе политическое пространство: его в полной мере оставляет за собой власть или все-таки уже отчасти народ.

Сейчас проблема, скорее, не в том, что будет фальсификация результатов опроса, сколько возможность применения определенных технологий для того, чтобы реализовать саму процедуру опроса так, как это будет выгодно власти. Речь о том, как будут сформулированы вопросы, кого конкретно будут опрашивать, как много горожан примет участие в этом опросе, насколько открыто будут опубликованы его данные. При их публикации тоже возникнет много вопросов, которые могут стать точками конфликта. Кто-то будет признавать легитимность опроса, кто-то будет отказываться признавать сам факт его проведения по этой схеме и будет требовать альтернативы или настаивать, что опросы неуместны. Тут конфликтных ситуаций может быть не меньше, чем в случае каких-то фальсификаций при подсчете.

Но если они вдруг произойдут, это породит такую цепочку недоверия к власти, что она в разы превзойдет тот конфликт, который уже развился. Поэтому не думаю, что те, кто следует указаниям Владимира Путина провести этот опрос, будет пытаться подстроить его результаты непосредственно при учете голосов».

Дмитрий Ремизов

Подпишитесь