Киев, Лондон, Анкара, Каракас: мутации демократии-XXI

Часто повторяю, что нам никто ничего не должен. Как бы нашим интеллектуалам ни хотелось, чтобы какой-нибудь Трамп (а до него Обама) убедил наше начальство вести себя у нас дома правильным с их точки зрения образом. Или чтобы Украина сделалась некой улучшенной версией России, с которой удобно и необидно было бы брать пример.

Все это беспочвенные грезы. Весь мир живет для себя, а не для нас, и это нормально. Другое дело — бесплатные уроки, которые другие страны дают нам, сами об этом не задумываясь. Просто потому, что там происходят события, из которых мы можем что-то извлечь.

Только за последние дни для всех, кто желает с расстояния понять, как устроена демократия в XXI веке, поставщиками сведений стали, помимо Украины, о которой все говорят, еще и Британия, Турция, Венесуэла. О Словакии, где на президентских выборах несистемная экоактивистка только что победила мастодонтов местного истеблишмента, говорить не буду. Тамошняя ситуация в родстве с украинской.

А Украина вступила в клуб стран, лидерами которых путем вольного народного выбора становятся люди со стороны, ранее незнакомые и в состав привычных политических классов не входящие (по крайней мере открыто).

Абсолютный лидер первого тура Владимир Зеленский по большому счету из той же компании, что и Дональд Трамп, и основатели итальянского «Движения пяти звезд», и во многом Эмманюэль Макрон, и разноликие прочие вожди, внезапно вышедшие сейчас на Западе в первые ряды.

При всей разнице лозунгов и дел, их объединяет антиистеблишментарность и скромность (или даже полное отсутствие) государственного опыта. А после прихода к власти они схожи еще и тем, что один за другим оказываются в центре конфликтов — совершенно разных по сюжетам, но всегда крайне горячих. Взять, например, борьбу антитрампистов с трампистами или «желтых жилетов» с Макроном.

Эта импровизационность, рискованность и авантюрность не укладывается в демократические стандарты, как их понимали в XX веке. «Комика» Зеленского зря сравнивают с «актером» Рейганом. К моменту избрания в президенты Рейган имел за плечами несколько десятков лет сначала общественной (в профсоюзах), а потом и государственной деятельности (в качестве калифорнийского губернатора). Его взгляды и управленческая практика были хорошо известны. А штаб Зеленского, кажется, хочет избежать даже публичных дебатов с почти безнадежно отставшим Порошенко, явно считая непрозрачность и таинственность фаворита его козырем.

Это не значит, что Зеленский в случае победы станет неудачным главой своей страны, — но указывает на то, что риск сюрпризов достаточно велик. Однако избиратель XXI века, и вовсе не только украинский, на такие риски охотно идет, чего в демократиях прошлого столетия обычно не наблюдалось.

Как и того, что устраивает сейчас британская демократия, чуть ли не самая почтенная на планете. Много говорили, что Brexit — результат безответственного обращения властей к народу с расплывчатым вопросом, на который простой избиратель неспособен дать компетентный ответ.

Однако происходящее там в последние дни показывает, что проблема не только, а может и не столько в политической незрелости простонародья. Британский парламент, коллективная мудрость которого вошла в поговорку, не стесняется стать посмешищем, трижды отклонив правительственный план «Брекзита», а попутно и все другие возможные решения, разложенные сначала по восьми, а потом по четырем вариантам.

До контрольного дня, после которого уход из ЕС может произойти стихийно, остается чуть больше недели, а британские руководящие круги все не могут решить, как быть дальше и что сказать собственной стране.

Не будем преувеличивать ужаса тамошней ситуации. Дела как-нибудь утрясутся. Но этот раздрай и эта безответственность всех общественных этажей напоминают, что демократия, если взять ее в отрыве от всего прочего, — лишь процедура. Добросовестное ее соблюдение, будь то референдум и последующие парламентские дебаты в Британии, или свобода выдвижения кандидатов и аккуратность подсчета голосов на украинских президентских выборах, не гарантирует удачных государственных решений. Демократия, не подкрепленная минимальным сплочением и ответственностью низов и верхов, может стать синонимом плохого управления. Для демократических режимов двадцать первого века эта угроза явно сильнее, чем была во второй половине двадцатого.

К сомнительным новостям с Запада добавляются многозначительные сигналы из стран, где с демократией обращаются как с трудновоспитуемым подростком. Местные выборы в Турции прошли неудачно для режима Эрдогана. Впервые за неполные двадцать лет своего существования он проиграл во всех трех мегаполисах — Стамбуле, Анкаре и Измире. Однако правитель объявляет о своей победе, а его пресс-секретарь Ибрагим Калын дополнительно разъясняет через «Твиттер»: «Некоторые снова разжигают историю про „начало конца для Эрдогана“. Они никогда ничему не учатся и утешают себя, выдавая желаемое за действительное…»

Не скажу, что тамошний Песков гонит пургу. В своих координатах он прав. Все больше режимов в разных краях не опускаются нынче до вульгарного авторитаризма, демократическую процедуру в общих чертах соблюдают, однако власть удерживают независимо от того, как голосует публика. Электоральные неудачи, даже такие, которые не получается скрыть, «началом конца» для них не становятся.

А если режим еще и не выполняет при этом даже простейших управленческих обязанностей, получается Венесуэла. Президент Мадуро проиграл парламентские выборы еще в 2015-м. Но он не стал разгонять оппозиционный парламент, а просто завел свой собственный и с его помощью провозгласил себя главой Венесуэлы на следующий срок. Эта страна разваливается, ее граждане разбегаются кто куда, а старый режим который год терпит двоевластие, однако уходить не собирается. Каждый день оттуда плохие новости.

Вы скажете: нам ли кого-то учить. И будете правы. Наше дело — не учить, а учиться. И разбираться в собственных неудачах, ведь один раз демократия у нас уже не получилась. При этом исходить надо из того, что сегодня освоить демократические азы труднее, чем в конце прошлого века. Мировой климат изменился в худшую сторону. Хочу надеяться, временно.

Сергей Шелин