Он был недосягаем и необъясним

Нынешний год оказался трагическим для артистов комического жанра. Зимой не стало Михаила Державина, а с началом осенних дождей в Центральном доме литераторов проводили в последний путь Романа Карцева. К этому можно добавить, что из двух других великих артистов, ушедших в этом году, Олег Табаков тоже широко использовал юмор, а Иосиф Кобзон был человеком эстрады. И оба они активно дружили с цехом юмористов.

Тяжелее всех было, конечно, Михаилу Жванецкому — он остался один из знаменитого трио «Жванецкий — Карцев — Ильченко». «Сижу, смотрю на совсем неподвижное лицо очень дорогого мне человека», — сказал Жванецкий на прощании. И больше ничего вымолвить не смог.

«Это неправильно, это не его место, — подчеркнула Клара Новикова, тоже убитая горем. — Для меня Рома был недосягаем и необъясним. Сказать ему „гений“ было невозможно, он отмахивался». Новикова рассказала, что «бросила свой Киев», чтобы быть рядом с великим трио юмористов и учиться у них.

Но учились актерскому ремеслу у Жванецкого, Карцева и Ильченко не одни лишь юмористы. «Рома был для меня учителем, — сказал Александр Калягин. — Непревзойденный, его миниатюры смотреть — все время учиться. Как играть и драматически, и комически, и использовать элементы буффонады».

Важную роль сыграли юмористы и в становлении Аллы Пугачевой, о чем примадонна поведала залу. «Мой первый выход на сцену был в его театре в Ждановском парке, — рассказала Пугачева. — Меня даже не пускали туда, не знали, кто я. Выступать с ними в первом отделении было очень тяжело: публика шла не на пение, а на них. Но они помогли мне выдержать этот экзамен, были мне как братья».

«Первое ощущение: нет слов! Столько радости нам дал, столько восхищения, — напомнила Алла Борисовна. — Кусок земли, жизни атмосферы покидает нас. Мы становимся беднее. И не появляются такой величины артисты». Пугачева заметила, что «талант и величие Карцева диктовали ему величайшую скромность»: «Никаких понтов!» «Надо говорить и любить, и беречь человека, пока он жив, — подчеркнула певица. — Может, тогда и какой-то лишний сосуд не лопнет».

«Ушел из жизни один из тех великих, веселых одесситов, которые забавляли мир и заставляли его думать и чувствовать, — а иногда и ком в горле вставал, — отметил режиссер Марк Розовский. — Рома Карцев был лучезарен. Радостная душа, выходил на эстраду с внутренним ликованием, райкинская школа высокого гротеска. Это трио взорвало мир зарядом смеха, скучную и поганую жизнь, когда все запрещалось. Его Величество Шут, а не шут Его Величества».

«Чтобы быть артистом, надо быть ни на кого не похожим, — сказал режиссер Михаил Левитин. — У нас много хороших артистов, которых я иногда даже путаю. А Рома был абсолютно один — и непостижимо закрытый человек при огромной открытости».

«Мы подружились в их ленинградский период, когда они работали у Райкина, — вспоминал композитор Александр Журбин. — Это был веселый период, когда советская власть давила, но многие смело выступали».

Журбин рассказал, как веселые артистические компании с его участием часто ездили на отдых в круизы по рекам, а по мере возможности и по морю вокруг Европы, из Одессы и Питера. И главным развлекателем на борту был Карцев. Работали же они вместе с Журбиным над фильмом «Биндюжник и король» по пьесе Исаака Бабеля «Закат». И там Карцев, которому очень понравилась роль портного Боярского, впервые решил сам петь. До тех пор он, за недостатком голоса и слуха, в певцы не рвался. Но, по словам Журбина, он как следует позанимался с Карцевым, и в итоге «только одну фразу спел за него».

Журналист Михаил Гусман поведал, что для него близкое знакомство с «Ромой и Витей» началось в его родном Баку — они очень любили этот город. «Был чемпионат мира по футболу, мы собирались у меня дома, после их спектакля шел футбол, — рассказал Гусман. — У нас в коммуналке собиралось человек 20, и все смотрели не в телевизор, а как Рома с Витей болели. За ним шла ватага мальчишек, поклонников, он с ними шутил».

«Каждая их миниатюра становилась у нас в стране событием. Их трио — божественная случайность, с которой нам всем повезло, — сказал художественный руководитель еврейского театра „Шалом“ Александр Левенбук. — Очень обидно, что в последнее время по телевидению нет этого замечательного явления отечественной культуры. В искусстве важно не только что-то сказать, но и сказать это первым, и сказать так, как никто до тебя не говорил».

Вообще, на церемонии прощания прозвучало довольно много негатива. Поругали современную эстраду, вспомнили, что Карцев очень переживал происходящее в ней. «Сейчас у нас шоу-бизнес, а высокой эстрады нет, — сказал Марк Розовский. — Один стеб, а настоящей сатиры, которая доводит зал до колик — нет».

«Сейчас какой-то мутный отвратительный вал, из интернета, „одесского юмора“, — посетовал известный журналист Виктор Лошак. — Стена сопротивления ему с уходом Ромы стала значительно ниже. Они не понимают, что Одесса так живет, это часть ее жизни. Для нас, выросших в Одессе, Рома был родным и кумиром».

«Они приносили в нашу жизнь праздник, иногда грустный, иногда травматичный. Но всегда праздник», — подчеркнул критик и общественный деятель Михаил Швыдкой.

Церемония впечатляла не массовостью. «Зал, в котором на выступлениях Ромы люди висели на люстрах, сегодня полупустой. Мне очень это грустно, — счел необходимым заметить Аркадий Инин, ведущий церемонии. — Можно легко сказать: мол, так проходит мирская слава — но я думаю, это не так. Надеюсь, что это просто жизнь, обстоятельства, дождь. А слава Ромочкина не пройдет никогда».

Леонид Смирнов