«Ради чего мы должны хавать пропаганду?»

В петербургском Манеже 21—22 июля пройдет «ПроТоАрт» — фестиваль современного искусства, организованный по принципу иммерсивного спектакля. Пространство выставочного центра трансформируется в город будущего, в зданиях и на площадях которого будет представлена современная живопись, скульптура, музыка, видеоарт, механические объекты, инсталляции. Гости же смогут почувствовать себя на месте художника.

Программа перформансов обширна: московский Театр.doc представит спектакль Всеволода Лисовского, шоу устроят финский перформер Пиа Линди и основоположник модного сейчас в Европе направления physical theatre Джулиен Хамильтон. А еще гостей ждет перфоманс «Живые шахматы», в ходе которого люди станут фигурами на доске, а управлять ими будет компьютерная программа.

Вишенкой на торте станет новый перфоманс от арт-группы «Синие носы». Шабуров и Мизин уже много лет не радовали своих почитателей перформативными жанрами и давно не появлялись в Северной столице, поэтому гостям «ПроТоАрта» представится редкий случай увидеть, как изменилось народническое современное искусство «Синих носов» 20 лет спустя. «Петербургскому авангарду» удалось пообщаться с Александром Шабуровым. Разговор получился серьезным — о великом смысле искусства, миссии художника и особенностях новой российской идеологии.

— Как и почему вы работаете вдвоем?

— Участвуя в фестивалях и выставках, мы оба оказались в Москве. А до того успели много чего наделать. Но тут выяснилось, что никто наши прежние заслуги ценить не хочет. Интересно только то, что делают здесь и сейчас. А нам уже лень. Мы уже самовыразились. Поэтому совместная деятельность — это, во-первых, способ заставить себя работать. Мне не нравилось то, что предлагал Слава, ему не нравилось то, что предлагал я. Если я первым не сделаю, сделает он. Приходилось работать наперегонки.

Во-вторых, выяснилось, что у нас больше общего, чем различий. Когда мы участвовали в совместных выставках в Екатеринбурге, то как все нормальные художники, друг друга за художников не считали. А тут обнаружили, что московское современное искусство — это междусобойчик для узкой тусовки из 100 человек. Висит какая-то хрень, а рядом пресс-релиз куратора, где объясняется, как это замечательно… с использованием огромного числа англицизмов. Я помню время, когда буквально в каждом абзаце встречалось модное тогда слово «симулякр». Мы же привыкли делать художества, которые были бы интересны нашим друзьям на Урале или в Сибири. Поэтому у нас был примерно одинаковый набор приемов.

В результате мы придумали новый извод «современного искусства». Более популистский. Адресованный не только специалистам на иностранных выставках, а как я любил повторять: «Для пионеров и пенсионеров». Основанный на образах массовой культуры и современном интернет-фольклоре. Вокруг наших работ на любой выставке стояла толпа.

Примерно так мы и работаем. Изменилось только то, что раньше мы долго ругались, чья идея лучше, потом, чтобы отложить начало работы, а последние лет пять уже и не спорим. Тем более, что я живу в Москве, а Слава — в Новосибирске. Встречаемся мы больше на выставках.

— Какой смысл вы вкладываете в искусство? В чем видите миссию художника?

— Говоря выспренним языком, искусство — часть познавательной деятельности человека. У человека всегда есть какая-то рефлексия по отношению к себе и окружающему миру. Художники — такие же люди. Только рефлексируют в тех или иных визуальных формах. Больше руководствуясь не рассудком, а интуицией.

То, что людям (и художникам) важно, и то, что их волнует, с возрастом меняется. Когда человеку пять лет, его интересуют герои мультфильмов, потом девочки, потом люди начинают взрослеть, осознают свои профессиональные, социальные и политические ипостаси, а потом стареют, их волнуют только болячки и смерть. Мы где-то на полпути к этому.

Еще надо понимать, что художники не являются демиургами. Не зависимыми ни от кого творцами. Они — лишь вербализаторы и визуализаторы групповых смыслов, которые возникают в обществе.

Структура общества за последний век принципиально не поменялась. У нас как было 87 процентов крестьянского населения с общинным сознанием, так и сейчас примерно то же — советское коллективистское большинство и маленькая антисоветская верхушка. А художники соотносят себя с теми или с другими. Делают то, что важно и интересно первым, либо нечто элитарное для вторых. Чтобы они чувствовали себя «избранными», отличающимися от простонародного «быдла».

Хотя чаще всего выбора нет: интеллигенция традиционно прислуживает денежным мешкам.

— Но ведь звучание, формы и смыслы, которые вкладываются в произведения искусства, век от века меняются?

— Как писал Карл Маркс, «актуальные идеи — всегда идеи господствующих классов». Меняются элиты — меняются и смыслы. Во времена Микеланджело художники изображали представления церковников и царедворцев. Во времена Мане — картину мира народившейся буржуазии: как они устраивают на траве пикники с куртизанками.

Русский авангард начала ХХ века стал великим искусством, потому что у него был великий заказчик — первое в мире государство рабочих и крестьян. Хозяевами его стали не выродившиеся аристократы Раневские и не профессора Преображенские, а большинство населения, которое до того было бесправным и безграмотным. Это новое государство выдвинуло Родченко, Малевича и Маяковского, растиражировав их на каждом углу.

— А сегодня кого выдвинуло общество в авангард искусства?

— С тех пор многое поменялось. В течение жизни одного нашего поколения. Мы пережили сразу две революции (или контрреволюции) 1991 и 1993 годов, а до этого мы жили в СССР. В 1990-е стали этакими клоунами при олигархическом капитализме. Потом случился мировой финансовый кризис, все частные коллекционеры куда-то сбежали. Теперь биеннале и центры современного искусства финансируются государством. И художники опять на перепутье.

Современное искусство по инерции остается стилизацией под жизнь паразитической прослойки из стран постиндустриального, а точнее — неоколониального общества. Но и там все давно меняется.

Тут надо пояснить, что такое «современное искусство». Мало кто понимает, что это всего лишь технологии, появившиеся в XX веке. Когда художники стали использовать фото, видео, акции и инсталляции. Сначала казалось, что это круто само по себе, а потом выяснилось, что не важно, какие средства передачи информации ты используешь. Важнее — что ты хочешь сказать. Открою еще более ужасную тайну — за рубежом никакого современного искусства не существует. Если ты художник XIX века, твои работы попадают в музей «Тейт-Бритиш», если ты художник XX века — в «Тейт-Модерн». У нас же в «Перестройку» в связи с развалом прежнего государства возникло искусственное разделение: те художники, кто не умеет рисовать, но снимает фото или видео — хорошие, а те, кто использует традиционные технологии, — плохие.

Теперь у нас сосуществуют современные и несовременные художники. Все центры современного искусства в России — это какие-то гетто для 10 хипстеров, а всех прочих «несовременных» художников, живущих рядом, там замечать не хотят. Девяносто процентов современного искусства — это симуляция творческой деятельности, фетишизация форм. Художники не новые смыслы вырабатывают, а копируют внешний вид среднестатистического европейского арт-мейнстрима. То, что за границей давно вызывает лишь скуку. Теперь и у нас все эти биеннале кроме зевоты ничего не вызывают. Питерский блогер Гоблин, который беседует с историками на важные для большинства темы, интереснее всех биеннале, вместе взятых.

— Разве художники к этому не причастны?

— Художников это тоже все раздражает. Мы ходим на выставки, чтобы посмотреть, как не надо делать. Чтобы проникнуться чувством противоречия и сделать, как надо. Плюс возрастной фактор примешивается. Печень и желчный пузырь. С возрастом окружающее начинает тебя раздражать все больше и больше: выставки современного искусства, то, что по телевизору показывают, новая идеология.

— А какая она, эта новая идеология?

— Мы живем в интересный период, когда развернулась новая идеологическая борьба. Недавний пример — юбилей революции, который отмечали в прошлом году. СМИ и масскульт согласно новым установкам взяли и перевернули все с ног на голову. Ленин стал «немецким шпионом», а Николай II — страдательной персоной вне критики. Не виновником последующих исторических катаклизмов, а жертвой. Ну не могут же буржуазия с квазиаристократией обвинить сами себя. До этого Чапаева попытались заменить Колчаком. Из британской марионетки и не подлежащего реабилитации военного преступника сделали лирического героя. Объясняют, что панфиловцев было не 28, а 128 (что не отменяет ни их бой, ни их подвиг, ни то, что Москву защитили), а с другой стороны — вешают доску Маннергейму.

Почему? Новые элиты, которые появились в 1990-е, украв у большинства населения построенные им заводы, теперь втюхивают этому большинству свои представления об истории и устройстве общества. Доказывают: то государство было несправедливым, сплошной ГУЛАГ, поэтому мы справедливо его разворовали.

Раньше декларировалась цель — всестороннее развитие каждого члена общества, а сейчас — если у тебя деньги есть, ты учишься и лечишься.

Социальный расизм. При том, что например, в Германии все наоборот — натуральный социализм, общественные фонды потребления, бесплатные детсады, высшее образование и медицина. Парадокс!

Или сходите в самый чудовищный в Петербурге музей — политической истории в особняке Кшесинской на Петроградской стороне. Это хуже музея Ельцина. Герои — цари. Александр II, якобы «освободивший» крестьян, и Николай II, якобы подаривший народу Конституцию. Советская часть — черные потолки, решетки и кричащие надписи «Всех расстрелять без суда и следствия». В разделе Великой Отечественной — две цитаты. О том, как угнанной в плен советской женщине понравилась заграница. И о том, как режиссеру Довженко не понравился Парад Победы.

Я спрашиваю у сотрудников: «Отчего такая чернуха?» Они мне по секрету: «У Сороса все черное…». Оказывается, экспозицию начинали делать на деньги Сороса (с соответствующими обязательствами), что тщательно скрывают. Когда я бываю в Питере, то захожу в этот музей только ради того, чтобы переполниться негодованием.

Какого черта? В прежних музеях было более сложное изображение действительности. В советском кино белогвардейцы были разными, а сейчас все красные и энкавэдэшники — это тупые садисты и упыри. Думают лишь о том, как бы избить невинного и отправить в штрафбат или в ГУЛАГ. Меня как художника это не может не раздражать. Так что поводов для создания новых работ предостаточно. В СССР нам не нравилась прямолинейная советская пропаганда, так чего ради мы должны хавать куда более примитивную антисоветскую?!

Продолжение читайте на сайте «Петербургский авангард».

Беседовала Дарья Петрова

Перфомативную программу от «Синих носов» можно будет увидеть на «ПроТоАрте» 21 и 22 июля. Фестиваль будет работать с 17:00 до 00:00. Вход — свободный.