От жизни по понятиям к жизни по закону

Путинская Россия — это мир, существующий не по закону, а по понятиям. В прошлой статье мы говорили, что такой мир — вовсе не исключение из правил, не наш национальный феномен, а стадия в развитии человечества, сменяющая стадию беспредела. Порядок лучше хаоса, а жизнь по понятиям (даже тем, что нам не очень нравятся) лучше жизни по беспределу. Но вот вопрос: когда же и при каких обстоятельствах начинается жизнь по закону?

Главенство закона — это выгодно

В XVII—XVIII веках на Западе, жившем по понятиям эпохи абсолютизма, стали происходить перемены. В науке их принято называть модернизацией. Сначала в Голландии, а затем и в Англии обнаружилась вдруг удивительная вещь: если производителя сделать не тварью дрожащей, а наделить такими же правами, какие имеют разнообразные силовики, ресурсы страны увеличиваются настолько, что она начинает доминировать в мире. При сильной экономике, больших налоговых поступлениях и эффективных механизмах формирования госдолга можно расширить армию и накостылять любому соседу. Такой подход к правам человека даже силовикам пришелся по нраву. Он породил то, что в науке принято именовать компромиссным соглашением различных групп интересов.

Произошли эти удивительные перемены потому, что бизнесмены, чья собственность была защищена от наезда, стали развивать свое производство, инвестировать прибыль в дело, строить заводы и фабрики, создавать рабочие места, платить большие налоги и предоставлять государству в долг столько, сколько нужно для сильной армии.

В системе, функционировавшей по понятиям, такой «идиллии» никогда достичь не удавалось. Конечно, и там каждый предприниматель стремился разбогатеть всеми доступными ему способами. Но, разбогатев, начинал вести себя совсем по-другому: он стремился вложить деньги в то, что даст защиту от произвола. Например, покупал землю и дворянство, чтобы жить на ренту. Или приобретал чиновничью должность, позволявшую, помимо прочего, разживаться взятками. В современной России многие предприниматели выводят деньги за рубеж, где вкладывают их пусть в менее доходный, чем на родине, но зато хорошо защищенный законом бизнес, гарантирующий владельцу спокойную старость и возможность передать наследство.

В общем, можно сказать, что любая система, функционирующая по понятиям, — воровская шайка, феодальная Англия, абсолютистская Франция, мафиозная Сицилия, путинская Россия — очень быстро достигает своего экономического потолка. Стабильность, если ведешь себя по понятиям, возможна (в отличие от эпохи беспредела), но развитие — нет.

Казалось бы, все ясно: от жизни по понятиям надо отказываться. Но как?

В старой системе права силовика обеспечивались в основном его собственной мощью, а также патронажем со стороны вышестоящих силовиков (монархов, князей, герцогов, крестных отцов, генералов спецслужб). А как наделить правами «слабовика», который производит богатство, но не имеет сил его защитить? По понятиям он — терпила, даже если в системном смысле признается барыгой, чрезвычайно важным для поддержания национального величия.

Обеспечить гарантии прав бизнеса и, соответственно, приток ресурсов в страну и укрепление национального величия можно лишь одним способом — переходом к правлению по закону, единому как для силовиков, так и для слабовиков. И созданием системы правоохранительных органов для обеспечения действия закона. А органы эти должны подчиняться государству, в котором монарх прав лишь тогда, когда сам действует по закону. Или же государству, в котором вообще монарха нет, а есть лишь закон, формулируемый и исполняемый представителями тех самых людей, от которых ресурсы и национальное величие зависят в первую очередь.

Англия создала подобную систему в XVIII веке. И тут ей такая «пруха пошла», что континент засмотрелся. А после наполеоновских войн континент стал британский опыт копировать. Причем в этот раз все страны начали именно заимствовать английские институты, обеспечивающие действие закона, а не колдовать над собственными возможностями сварганить нечто работоспособное на основе местных ресурсов. Сначала в погоню за англичанами устремились французы, бельгийцы, немцы. Затем — народы Южной и Восточной Европы, Скандинавия, Латинская Америка. Впоследствии ученые назвали этот процесс догоняющей модернизацией.

Компромисс или революция

Многие догнали лидеров. Многие, увы, нет. Некоторые так догоняли, что надорвались и присели отдохнуть. Это как раз наш случай. Нынешняя Россия не идет особым путем, как полагают люди, предпочитающие не знать зарубежной истории. Россия находится на стадии перехода от жизни по понятиям к жизни по закону. Формально весь антураж, необходимый для жизни по закону, был создан в «лихие девяностые». Но за всеобщими выборами, парламентом, судами и прочими импортированными с Запада институтами у нас стоят нормы жизни, при которых силовик стрижет шерстку с барыги. Причем не потому, что не понимает, насколько вредно для государства подобное поведение, а потому, что плевать ему на государство, на его ресурсную базу и даже на национальное величие. «После нас хоть потоп», — как сказал Людовик XV, король той эпохи, когда жизнь по понятиям во Франции уже рассыпалась и страна медленно катилась в сторону революции.

От жизни по беспределу общество переходит к жизни по понятиям тогда, когда большинству населения это становится выгодно. Так же и к жизни по закону оно переходит тогда, когда группы интересов осознают, что компромисс, прописанный в законе, удобнее системы, где каждый должен знать свое место и не высовываться.

Естественно, это не происходит автоматически. Группы могут договориться, а могут и нет. В истории есть как положительные примеры, так и отрицательные.

Скажем, наиболее близкий нам пример компромисса различных групп интересов, желавших выстроить жизнь общества по закону, — это бархатные революции 1989 г. в странах Центральной и Восточной Европы. Но можно привести и другие. Славная революция в Англии в 1688 г. произошла с минимум жертв. Почти никто не стал защищать старую королевскую династию Стюартов, и она вынуждена была уступить место не только новой династии, но и новому порядку вещей, при котором роль монарха оказалась ограниченной, а роль парламента, регулирующего отношения разных групп интересов, расширилась. Похожим образом обстояло дело в Испании при переходе от авторитарного режима Франко к демократии.

Если же доминирующие группы по-прежнему не хотят делиться властью и ресурсами с оппозицией и предпочитают сложившуюся систему понятий жизни по закону, равному для всех, то другие элитные группы переходят в оппозицию, смыкаются с недовольными народными массами и ждут момента, когда эти массы разочаруются во власти. Тогда происходит революция, распадается старый порядок и начинается новый поиск компромиссов различный групп интересов.

Как показывает нам, например, опыт Франции XIX века, революции могут случаться неоднократно, прежде чем будет достигнут компромисс, устраивающий всех или хотя бы большинство. После каждой революции к власти пробиваются новые группы интересов, но оппозиция их не поддерживает и ждет очередного окна политических возможностей. Когда оно появляется, власть рушится. Французам понадобилось четыре революции, чтобы ведущие группы интересов пришли, наконец, к компромиссу и сформировали общество, живущее не по понятиям, а по закону.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге