Posted 18 декабря 2017, 08:26
Published 18 декабря 2017, 08:26
Modified 30 марта, 21:14
Updated 30 марта, 21:14
На минувшей неделе президент Путин дал пресс-конференцию, а на следующий день решалась судьба экс-министра экономического развития Улюкаева. Суровость приговора угадывалась после реплики президента. Но главное, что объединяет два события, — разочарование, которое постигло ту часть общественности, которую принято называть прогрессивной.
Развернутые ответы Путина были проникнуты духом умиротворения. И казалось, что обсуждение внутрироссийских проблем погрузило президента в состояние послеполуденной сиесты. Стало понятно, что экономических реформ, несмотря на все программы, новый срок не принесет. Политических изменений, о необходимости которых говорит лучший друг Кудрин, тем более не будет. Характерной в этой связи выглядит история о структуре, где за коррупцию посадили весь руководящий состав, а через полгода новые опять брать стали. Из рассказа президента следовало, что придется и новых начальников посадить. Между тем, сюжет говорит о том, что отравленная коррупцией структура наделена избыточными контрольными функциями, которые провоцируют чиновников на мздоимство. Но менять систему никто не собирается. Видимо, по той причине, что это грозит большими проблемами.
Как же тогда расценивать кару, которая постигла министра? Это самый высокий коррупционер в истории России. До Улюкаева титул принадлежал Матвею Гагарину, первому сибирскому губернатору, который в 1723 году в присутствии царя был повешен под окнами Юстиц-коллегии. Среди его достижений — губернаторство в Москве, строительство первых каналов в России, основание Омска, создание флота на Дальнем Востоке и торговля с Китаем, которая была подпольной, на чем губернатор и погорел. После казни состоялся пушечный салют и поминальный обед, где заседал царь и прочие вельможи. Собрался ли после приговора Улюкаева хотя бы фуршет, пресс-служба не сообщает.
В чем вина Улюкаева? Истинная вина, а не представление с чемоданом в полтора пуда. Не потому ли суд отнесся с небрежением к доказательству вины министра, что настоящий его грех состоял совсем в другом? Кстати, срок заключения фактически совпал с наказанием, которое получил самый страшный враг режима Ходорковский. Это возможно в том случае, если вина Улюкаева состояла не в обыденном (как следует из рассказа Путина) посягательстве на взятку, а в покушении на государство. И конечно, судьба министра решалась не в Замоскворецком суде.
Символично, что пресс-конференция была проведена 14 декабря, в день восстания декабристов. Это первая попытка революции в России, прежде применялся механизм дворцовых переворотов. Двести лет назад, как и сейчас, общество находилось в ожидании назревших перемен. Но власть была не готова, и столкновение на Сенатской площади стало попыткой решить политический кризис на европейский манер.
Александр Пушкин честно ответил на вопрос, на чьей стороне был бы он, окажись 14 декабря на Сенатской. Владимира Путина спрашивать не надо. И дело даже не в жестком наказании активистов на Болотной, а в зачистке и дезинфекции политического поля. На пресс-конференции президент развел руками — дескать, не мне же самому выращивать себе оппозицию. Но кто же насаждает атмосферу неприятия оппозиции, которую душат чиновники и травят радикальные движения, произрастающие, как сорняки, при одобрительном бездействии силовиков?
Откуда категорическое отторжение, если равновеликих конкурентов на горизонте не видно? Дело не в Путине, а в генетической враждебности российской государственной машины политической конкуренции. Веками авторитарная форма правления худо-бедно обеспечивала спокойствие России. Но политическая, на западный манер конкуренция, как случилось в 1917 и 1991 годах, приводила к трагическим потрясениям. И хотя, как говорил Сталин режиссеру Эйзенштейну после фильма «Иван Грозный», исторические параллели — вещь рискованная, президент не может не видеть этой закономерности. А рядом еще Майдан взыграл, его тоже помянули…
В спокойные времена власть в России не приемлет реформ. Нужны провалы — поражение под Нарвой и Стрелецкий бунт. Позор Крымской и Японской войны. А сейчас поражения нет. Сплошные победы — от Крыма до Сирии. Инфляцию прижали к ногтю, нефть идет в рост, это верный драйвер нашей экономики. Нищенский рост ВВП в 1,6% можно объяснить происками врагов. Доходы граждан падают три года, но они все равно выше, чем в «лихие» 1990-е. Гром побед для нашего народа важнее пустых мисок.
Только от стабильности до застоя дистанция короче одного шага. На пресс-конференции президента ни разу не спросили про науку и высокие технологии, а сам он предпочитал не касаться чужих эмпирий. На подобных мероприятиях в США тема инноваций и научных прорывов занимает приоритетное место. В день, когда президент России вел умиротворенную беседу, президент США подписал указ о возобновлении лунной программы.
Сегодня Путин, как Петр и как Сталин, вновь пытается решить проблему статуса России, который кажется заниженным. При Петре в России было построено две сотни заводов, производство железа выросло в восемь раз, а всемирная кузница Англия по чугуну отстала от России, начавшей с нуля, в полтора раза. При Сталине, в окружении врагов, рост ВВП доходил до 22%. Путин назвал свои цифры роста — 1,6%. Зато мы провели Олимпиаду, готовимся к чемпионату мира. Едем в Корею на любых условиях.
Почему мы уповаем на цифровую экономику, если только что не задалось с инновациями? Современные экономические модели находятся в глубоком противоречии с корневыми свойствами российской государственной машины. В России нет конкуренции, нет крупных, созданных собственным талантом частных компаний, Никогда в истории не было, чтобы в России разбогател инженер — вроде Джеймса Уатта, Александра Белла, Томаса Эдисона, Билла Гейтса. Что за систему мы построили за 25 лет, если до сих пор нет своих Джобсов, а только олигархи того же замеса, что шейхи?
В 1987 году классик социологии Борис Грушин классифицировал советский социум по моделям поведения — 2-3% инноваторов и 73% консерваторов. В 2015 году исследование было повторено, и оказалось, что за четверть века рыночных бурь ничего не изменилось — инноваторов 2-3%, а консерваторов стало даже больше — 80%. Попутный вывод: в таком обществе отсутствует запрос на устойчивую демократию.
В информационную эпоху неповоротливое государство не может обеспечить высокий экономический рост и проигрывает частному сектору. Прежде всего, в высоких технологиях. Но в России единственным эффективным предприятием остается государство, только оно пасует на мировых рынках. Доля частных предприятий в России самая низкая в Европе и ниже, чем в коммунистическом Китае. Мертвая стена перед инновациями, которые рождаются в среде мелкого и среднего бизнеса.
«Роснефть», пожирающая, как акула, компании помельче — это приговор России. А недоверие аппетитам государства, которое выразил зарвавшийся министр, — это тоже приговор. Министр зашел за флажок, хотя кормился досыта, судя по его недвижимости. По существу, Улюкаев — это волк в овечьей шкуре, это отравитель Родченков, только в своей области.
Сергей Лесков