Почему в СССР не удался «настоящий» социализм

В год столетия Великой русской революции нелишне поразмышлять над тем, почему в Советском Союзе во времена Перестройки не состоялся переход к настоящему («истинному», «правильному» и так далее) социализму. Этим вопросом почему-то никто всерьез не задается, хотя он, как мне кажется, вопиет. Ведь шанс, как тогда казалось, был.

Действительно, к моменту прихода к власти в СССР в 1985 году Михаила Горбачева, материальные условия для такого перехода имелись в полном объеме. 99% средств производства в Советском Союзе находились в государственной собственности. Сам по себе этот факт еще не означал подлинно социалистических отношений в экономике, но мог послужить материальной базой для их создания.

Отсутствие в стране крупной частной собственности, да и вообще, какого-либо более или менее широкого слоя собственников средств производства, теоретически предполагало безболезненный переход к новой фазе социалистического строительства, в ходе которой наемные труженики должны были бы превратиться в подлинных хозяев своих предприятий и учреждений, а с ними и в хозяев своей собственной жизни.

Я намеренно подчеркиваю, что речь здесь идет именно о средствах производства, то есть «заводах, газетах, пароходах», поскольку частная собственность на средства потребления существовавшая в виде миллионов автомобилей, дач, небольших земельных участков под этими дачами, частных домов в деревне, кооперативных квартир в городе, эта собственность советских граждан, стыдливо именовавшаяся тогда «личной», в СССР была всегда.

Во время этой новой фазы социалистического строительства, гипотетически, могло и должно было, наконец, произойти то, о чем в свое время так много писали основоположники научного коммунизма, но чего не произошло на практике социалистического строительства. А именно, «преодоление отчуждения непосредственного производителя от средств производства».

Как мы помним, методом огосударствления большей части собственности этой цели не удалось достичь ни в одной стране мира, где такие попытки предпринимались. Напротив, везде в мире в ХХ веке, где строился социализм по советскому образцу, несмотря ни на какую национальную специфику, наемный работник так и остался наемным работником. Сменился лишь его хозяин и работодатель. Место частного собственника занял государственный менеджер.

Если же говорить о сталинских временах, которые сейчас принято вспоминать ностальгически, то положение абсолютного большинства наемных работников тогда ухудшилось даже по сравнению с традиционным капитализмом. Если кто забыл, абсолютное большинство населения Советского Союза того времени — крестьяне — были лишены не только элементарных трудовых прав, в частности, не получали оплату за свой труд деньгами (после войны крестьяне трудились не за деньги, а за «трудодни», за «палочки» в отчетных книгах), но и столь же элементарных человеческих прав. Напомню, что паспорта и вместе с ними право свободного передвижения по стране колхозники получили много позже — только в 1974 году. Фактически, да и юридически, с 1933 года по 1974 год крестьяне в СССР были крепостными государства.

В 1985 году надежды тех, кто считал себя демократическим (истинным и так далее) социалистом, коммунистом, вспыхнули с новой силой. Казалось, нужно было сделать немного — демократизировать политическую надстройку, проводить нормальные выборы и передать средства производства в руки трудящихся (в управление или собственность — это была тема для дискуссий,до сих пор, кстати, не завершенных) — и, вуаля, — мы получаем настоящий социализм. Но это в теории. На практике все оказалось гораздо сложней…

По большому счету, нельзя упрекнуть Горбачева, что он не пытался провести именно реформу социализма. Пытался, и даже очень. В его краткое правление были, например, появились два очень важных закона: о государственном предприятии и о кооперации.

Суть первого закона, принятого 30 июня 1987 года, состояла в том, что на советском предприятии официально вводился хозрасчет, но, главное, должность директора становилась выборной. При этом выборы были альтернативными, каждый кандидат предлагал свою программу, трудовой коллектив впервые избирал директора из нескольких кандидатур тайным или открытым голосованием (на усмотрение трудового коллектива) на срок 5 лет. Срок, правда, был явно слишком большой — американского президента избирают на 4 года. За пять лет директор мог «врасти» в свое кресло, но об этом ниже.

Второй закон — о кооперации, принятый в мае 1988 года, казалось, возродил идеи позднего Ленина, провозгласившего после гражданской войны «перемену всей нашей точки зрения на социализм» и упиравшего на максимально широкое развитие кооперации.

Почему же эти реформы не сработали? На мой взгляд, существует три объяснения этой исторической неудачи.

Во-первых, среди самих сторонников социалистического развития существовали диаметрально противоположные взгляды на то, что должен представлять собой «правильный» социализм. Проблема заключалась в том, что для большинства из них, составлявших тогда «главную политическую силу советского общества» — КПСС, «правильный» социализм ассоциировался исключительно с жестким директивным планированием народного хозяйства, государственной собственностью, которой управляют государственные же чиновники и менеджеры, и однопартийной политической системой. Непосредственный же производитель в этой системе как был никем, так никем и оставался.

Те, кто подразумевал под «правильным» социализмом передачу предприятий в управление их трудовым коллективам, представителями «советского» «коммунизма» всегда воспринимался, как подозрительный мелкобуржуазный элемент и в таковом качестве решительно отвергался.

Вторая причина неудачи социалистических реформаторов состояла в том, что к концу 1980-х годов в СССР сформировался достаточно широкий протобуржуазный и просто буржуазный слой людей. В него входила значительная часть советской номенклатурной бюрократии, управленцев и теневиков. Этот слой начал формироваться практически с начала 1920-х годов, то есть сразу же после победы большевиков в Гражданской войне, укрепился после «коллективизации» сельского хозяйства в начале 1930-х годов и достиг своего апогея в 1950-80 годы.

Иначе говоря, этот широкий и влиятельный протобуржуазный слой в Советском Союзе был порожден не тайными врагами советской власти, не «предателями», о которых так любят поразглагольствовать нынешние наследники КПСС, а его собственной экономической системой.

О чем, собственно, речь? Дело в том, что система государственной собственности подразумевает выстраивание мощного бюрократического аппарата. Такой аппарат во все времена и во всех странах всегда строился по строго иерархическому принципу — снизу вверх. Иначе он и не может функционировать, поскольку в противном случае будет нарушен принцип централизованного управления и рухнет вся система (что и произошло в СССР в конце 1980-х — начале 90-х годов). В Советском Союзе эта система, как известно, называлась принципом «демократического централизма», в царской России, она же называлась самодержавием, но дело не в названии, а в сути. Тут, как говорится, хоть горшком назови …

В СССР единственным источником и материальных благ, и продвижения по бюрократической лестнице была карьера в государственном предприятии или на государственной (партийной) службе. Больше того, в системе, где была ликвидирована частная собственность, карьера государственного бюрократа для абсолютного большинства населения была, по сути, единственным легализованным видом бизнеса.

Слово «карьерист» в Советском Союзе было ругательным, поскольку подразумевало и тогда, да и теперь, стремление к личному, а не к общему благу. То есть исключительно корыстные цели. Карьеристов за это ругали и высмеивали советская пропаганда и советское искусство, однако, как с бороться с этим злом на самом деле никто не знал. Потому что борьба с ним означала борьбу с самой системой.

Ленин, называл карьеристов «мерзавцами и проходимцами», достойными только расстрела. Он справедливо опасался (и не раз писал об этом), что в единственную правящую партию после ее победы в Гражданской войне широким потоком хлынут эти самые «мерзавцы и проходимцы». Однако меры борьбы с ними предлагал совершенно утопические и малодейственные — либо закрыть прием в партию для новых людей вообще, либо «разбавлять» профессиональных управленцев неиспорченными рабочими «от станка».

И та, и другая мера могли быть только временными и не решавшими проблемы карьеризма в принципе. Закрытие партии на прием новых членов было нарушено Сталиным, который сразу после смерти Ленина в 1924 году провозгласил так называемый «ленинский призыв», в результате которого в нее хлынули сотни тысяч девственно чистых (в том числе, и от каких-бы то ни было теоретических познаний и даже от среднего образования), но честолюбивых рабочих и крестьян. Они сильно разбавили собой тонкий слой старой партийной интеллигенции, которая еще помнила «зачем все начиналось».

Именно эта масса, все время пополнявшаяся новыми рекрутами, и стала основой советской партийной и государственной номенклатуры. Именно эта многомиллионная масса советской бюрократии и стала основой для вызревания новой буржуазии, поскольку изначально руководствовалась сугубо личным, корыстным, а значит, по сути своей, буржуазным интересом. Этому также способствовали и недостатки сугубо централизованного народного хозяйства СССР.

Сверхвысокий уровень централизации и жесткость плановой системы не позволяли быстро реагировать на «все возрастающие запросы советских граждан» и приводили к бесконечному дефициту элементарных продуктов и товаров, недостатку торговых площадей и длинным очередям в магазинах.

Это неизбежно вело к возникновению «черного рынка» и к повышению роли как производителей дефицитных товаров (точнее, директоров соответствующих производств), так и тех, кто «сидел» на их распределении — директоров магазинов и складов. Таких людей по стране насчитывалось, как минимум, десятки тысяч и действовали они хоть еще и в нелегальных, но уже во вполне рыночных условиях.

То есть, в отличие от партноменклатуры, источником доходов которой была в основном государственная зарплата, для новых «черных предпринимателей», многие из которых, повторим, были вполне себе официальными директорами советских предприятий и магазинов, все большее значение приобретал реальный доход от их «бизнеса». О мелких «фарцовщиках», тех, кто нелегально подрабатывал таксистом на своей машине, миллионах крестьян, вполне официально торговавших своей и чужой продукцией на «колхозных» рынках, и говорить нечего — в 1950-е-80-е годы все эти виды нелегальной, полулегальной и легальной предпринимательской активности в СССР были весьма развиты.

Поэтому кооперация, разрешенная в 1988 году, практически сразу же стала официальным прикрытием и способом легализации всех видов частного бизнеса — как новых, так и без того уже существовавших по факту. В реальности все перечисленные выше социальные слои были уже даже не протобуржуазией, а самой настоящей буржуазией, которая все громче и громче заявляла о своих не только экономических, но и политических правах.

Третья причина неудачи социалистических реформ в СССР при Горбачеве состояла, скажем так, в неважнецком бэкграунде советского социализма. Уж слишком кровавым и беспощадным он был, слишком многих жертв стоил. Да, в конце 1980-х годов он был уже вполне себе вегетарианским, однако любое послабление после таких массовых жертв, как в сталинском СССР, всегда используется как возможность сказать о них открыто. Со всеми вытекающими из этого обстоятельствами, выражающимися, в первую очередь, в отторжении всего того (включая и позитивное), что было связанно с утверждением этого строя.

Необходимо констатировать, что историческая инициатива в конце 1980-х годов была отнюдь не за социализмом, за которым тянулся тяжелый шлейф множества ошибок и массовых преступлений. Все что было связано с социализмом в массовом сознании и особенно в сознании большинства интеллигенции, вызывало стойкое неприятие. Именно поэтому все попытки социалистических реформ в СССР в конце 1980х — начале 90-х годов отторгались и высмеивались, еще не начавшись.

«Человечество, смеясь, прощается со своим прошлым», — сказал как-то Маркс. Именно так и было в СССР. С социализмом здесь расставались со смехом. Знаменитый сатирик по поводу перестроечного лозунга «Больше социализма…!», публично вопрошал аудиторию: «Что? Еще больше?! Да, куда уж больше!» Или анекдот 1980-х о построении социализма в Сахаре: «вначале начнутся перебои с песком, а потом он совсем исчезнет»…

Старый советский социализм уходил в прошлое, и с этим ничего невозможно было поделать. Новые слои общества, порожденные его собственными достоинствами и недостатками, взрывали это общество изнутри. Именно поэтому избранные всеобщими собраниями трудовых коллективов новые директора предприятий, все более вписывающиеся в рынок, стали активными лоббистами отмены закона, по которому они были избраны, а «кооператоры», требовали легализации себя уже в качестве главных акционеров новых компаний и банков…

Да, как это обычно бывает с любыми реформами, с грязной водой выплеснули и ребенка. Эти слова, между прочим, сказала мне не какой-нибудь коммунист, а известная правозащитница, либерал, глава комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина. Но… тут уж ничего не попишешь. Потерявши голову, по волосам не плачут.

Неудача «социалистических реформ» в Советском Союзе в конце 1980-х годов важна для понимания того, что любое общество движется вперед отнюдь не только благодаря желаниям и убеждениям отдельных личностей, но и в силу объективных законов своего развития. Возвращение к капитализму произошло абсолютно во всех бывших социалистических странах, вне зависимости от того, как именует себя партия, находящаяся сейчас там у власти. Это нужно признать и понять причины случившегося.

Несомненно, это разные виды капитализма. Но, хотя где-то, как в Китае или Туркменистане, политическая демократия отсутствует вообще, где-то, как в России или Казахстане, имеет место ее имитация, а где-то утвердилась нормальная демократическая республика, в экономике везде господствуют частная собственность и рынок.

Александр Желенин