Почему молодежь уходит налево

Выход лидера движения «Авангард красной молодежи» Сергея Удальцова на свободу вызвал дискуссию о реанимации левого движения в России. Как показала практика протестов последнего времени, ряды оппозиции стабильно, а иногда даже неожиданно взрывным образом, пополняются молодежью.

«Росбалт» опросил молодых левых активистов о том, что их привело в политику, почему именно коммунистические или социалистические идеи кажутся им привлекательными и чем они сами отличаются от коммунистов прошлого поколения. А эксперты — «ветераны движа» — рассказали о своем видении перспектив «левого тренда» в стране.

Данил Боднар, 21 год, Ростов-на-Дону:

«Левым политическим спектром я занимаюсь уже пять лет, прежде всего в научно-исследовательской среде. В движение я влился, когда поступил в университет на политологию. Поначалу просто интересовался правами человека. Потом попал в левое движение анархо-синдикалистов, где мои взгляды уже и утвердились. Сейчас я являюсь членом коммунистической организации РКСМ. Но с этим движением я только потому, что из большинства российских коммунистических представительств это наиболее гибкая организация. Сам я по взглядам ближе к либертарно-анархистским, анархо-коммунистическим идеям, но формирование отдельного политического движения по этим направлениям в России в полной мере сейчас практически невозможно.

Однозначно как коммуниста я себя позиционировать не стал бы, поскольку практика российского коммунистического движения значительно оторвана от реального социального запроса. Левая идеология в целом, как мне кажется, может значительнее повлиять на мир, чем ее ответвления по отдельности. Именно поэтому я не стремлюсь однозначно становиться на позиции какого-то конкретного движения. Думаю, что только синтез отдельных принципов в рамках левой идеологии сможет предложить миру что-то действительно стоящее, что-то, что определит наше будущее.

Молодое поколение коммунистов, безусловно, выглядит совершенно иначе, чем старшее. Модернизация политической системы не может не сказаться и на представителях политических идеологий. Сейчас левые находятся в перманентных дискуссиях, пытаясь очертить рамки происходящего в соотношении с практикой политического движения. Неоднозначное довлеющее прошлое в виде истории СССР оставило неизгладимый след, и многие молодые ребята занимаются разбором абсолютно устаревших основ политической экономии и практических рекомендаций, которые, как по мне, являются не более чем хорошей историографией, но уж точно не практической теорией, которую стоит пытаться реализовать вновь. Миру нужна новация, отход от уже скомпрометировавших себя в истории направлений к неизведанным векторам политических идеологий».

Женя Рукгабер, 26 лет, Омск:

«Анализируя развитие и современное состояние политических институтов и положение прав человека, я пришел к нескольким выводам. Первый вывод, который декларируется не только социалистами, звучит следующим образом: право одного человека заканчивается там, где начинается право другого. При пристальном рассмотрении этой догмы я обнаружил одно существенное противоречие, отношение к которому у социалистов, либералов и консерваторов разное. Дело в том, что право одного человека на роскошь, собственность и свободу экономической деятельности может нарушать право другого на здоровье, образование, жилье и даже на жизнь. Яркий пример недавнего прошлого — история о Мартине Шкрели, купившего производство жизненно необходимых лекарств и взвинтившего на них цены. Это нарушение права на жизнь и на здоровье. К счастью, насколько мне известно, этот вопрос благополучно разрешился для людей с ВИЧ, которые могли пострадать от действий этого человека. Но мало ли еще таких примеров? Мы их можем наблюдать ежедневно — например, на рабочем месте или в магазине.

Пресловутый „договор между работодателем и работником“, который рыночная доктрина описывает как взаимовыгодное сотрудничество, в конечном счете становится „игрой по правилам работодателя“, и даже в благополучных странах с сильными профсоюзами у работодателя могут быть „развязаны руки“ в большей степени, чем это необходимо. Ведь работников всегда больше, чем работодателей, и один работник чаще всего может быть без проблем заменен другим. „Правые“ рассматривают это в качестве проблемы как таковой, „левые“ же видят решение в ограничении права на предпринимательство и распоряжения собственностью в угоду тем правам, которые находятся на „дне“ всем известной пирамиды Маслоу. У меня сложилось мнение, что в современном мире социально-экономические и политические конструкции, которые рассматривают опасность благополучия одних за счет нищеты других людей как нечто второстепенное, не заслуживают внимания.

Второй вывод: степень влияния на политические процессы предпринимателя, наемного работника и социального иждивенца может сильно различаться. Человеку, наделенному значительными финансовыми ресурсами, проще создавать политические структуры, защищающие его интересы, проще пользоваться своим пассивным избирательным правом по вполне понятным причинам. В результате возникает некий перекос системы „сдержек и противовесов“, который может „сглаживаться“ при уменьшении индекса Джини (показателя степени неравенства доходов).

Третий вывод: многообразие мира сказывается на правах и возможностях каждого из нас. Два пола, три расы, множество вариаций гендерной принадлежности и сексуальной ориентации, бесчисленное число этнических групп, профессий, мировоззрений, вкусовых предпочтений — все это приводит к дискриминации одних социальных групп другими. В ретроспективе можно уловить устойчивую тенденцию к гуманизации и эгалитаризации общества. Однако это не предел. Необходимо, чтобы каждый из нас мог быть уверен в том, что вне зависимости от того, какого цвета у него кожа, какую одежду он носит, какой герб изображен на его паспорте и многих других факторов его права и возможности не только формально, но и фактически будут совпадать с правами других людей. Это может привнести только законодательство, которое способствует развитию равенства во всех сферах жизнедеятельности, а не только в части из них.

Таким образом, слияние ценности равенства между людьми и логики, изучения политических, экономических и прочих проблем привело меня к социализму. Но я не отрицаю „подводных камней“ этой идеи. В частности, того факта, что практически все режимы, декларирующие себя в качестве социалистических, фактически были реализацией этатизма, авторитарные тенденции были вполне очевидны.

Я в левом движении уже несколько лет и повстречал тех, кого считаю действительно сторонниками социалистических идей, способных дать реальную альтернативу тому, что предлагал Адам Смит. Так что, думаю, у социализма есть будущее, которое способны совместно представить обществу и пожилые, и молодые адепты социалистической идеи».

Андрей Рудой, 27 лет, Нижний Новгород:

«Как верно заметил мой знакомый, путь человека похож на сумму векторов, которые на него воздействуют. На мой приход в левое движение повлияли и небольшой достаток людей в среде, где я рос, и книги, которые были прочитаны, и учеба на истфаке. Наконец, заключительным аккордом здесь стали „болотные“ протесты, в которые я включился с первых дней и ход которых серьезно анализировал. Тогда симпатии к марксизму у меня переросли в полноценную систему взглядов — потому что я на практике понял, насколько верны были идеи Маркса, Ленина и многих других коммунистов. Дальнейшее мое сближение с активом „Левого фронта“ было с тех пор практически предрешено. Позже, после развала ЛФ, мы со многими товарищами вступили в движение „Рабочая платформа“.

Что касается причин, то прежде всего, по моему мнению, капитализм несправедлив. Он основан на использовании узкой социальной прослойкой людей труда подавляющего большинства населения. И марксизм как раз таки предлагает конструктивную альтернативу такой системе.

Во-вторых, капитализм не вечен. Если что-то родилось, то однажды оно умрет. В этом смысле заслуга Маркса, Энгельса и их последователей состоит в том, что они грамотно проанализировали тенденции развития рыночной экономики и определили, что она неизбежно должна уступить дорогу новому, более прогрессивному укладу.

В-третьих, марксизм — это научная концепция, а не банальные идеологические лозунги. И в этом также кроется его сила.

Наконец, в-четвертых, социализм (если мы говорим о действительном полноценном социализме) — это система, которая работает в интересах трудящегося большинства. Поэтому у левой идеи очень много потенциальных приверженцев.

Не уверен, что у нас есть колоссальные отличия от тех коммунистов, которым сейчас 35-45, но точно есть отличия от „старых“ левых, которым за 50. Все же молодежь в большинстве своем ориентирована не на банальное воспроизводство системы СССР, а на путь вперед. Есть и отличия в подходах к построению организации (у молодых здесь, на мой взгляд, больше стремления к демократизму) и агитации (использование новых технических возможностей, которые открывает, в первую очередь, Интернет). В этом плане молодые левые, конечно, очень важны для развития движения в целом».

Тигран Тамазян, 22 года, Минеральные Воды:

«Как ни парадоксально, но в детстве я был ярым антикоммунистом, меня практически ничего не связывало с левым движением. Переломным моментом стал колледж, в котором один из преподавателей дал нам возможность взглянуть на ситуацию немного под другим углом, и с того момента я начал интересоваться этой темой. Однако хотел бы особенно подчеркнуть — я не состою ни в одной партии, хотя у меня и есть партийные товарищи.

Во время одной из конференций по Skype мною был поднят вопрос: были ли до советского опыта неудавшиеся попытки перехода в новую экономическую формацию? В ответ мне привели примеры отката к рабовладельчеству во время реформ Юстиниана, а также французские и немецкие буржуазные революции. Как показала история, откат был временным, а что будет сейчас — тут я не обладаю ни экстрасенсорными способностями, ни достаточным опытом политического прогнозирования. Но, думаю, что, полагаясь на исторический опыт, можно как минимум не отказывать левым идеям в жизнеспособности.

У старшего поколения есть определенная склонность к ностальгии, часто бывает, что именно они „заражают“ молодежь левыми идеями. Что касается непосредственно молодежи, на мой взгляд, основная их особенность в том, что если речь идет конкретно о советском прошлом, им приходится полагаться на рассказы тех, кто застал то время, либо изучать его по фильмам, статьям, книгам. У старшего поколения эти источники, конечно, разбавлены тем, что они видели лично».

Павел Серпов, 23 года, Самара:

«За коммунизмом будущее, а я считаю себя обязанным бороться за будущее, светлое и чистое! Во Всесоюзную Молодую гвардию большевиков я пришел, изучая историю нашей родины. Я понял, что именно при советской власти жизнь в стране стала счастливее, справедливее и прекрасней!

А другого нам не дано, потому что так мир устроен. Коммунизм — наивысшая известная цивилизации планка, на которой человек раскрывает свои лучшие качества. Подлинная история человечества начинается с коммунизма! И как бы ни старались реакционные силы замазать, очернить и насильно заставить забыть о коммунизме, он все равно будет, потому что иначе — смерть».

Дмитрий Костенко, экс-лидер профсоюза «Студенческая защита»:

«Сегодня политические активисты имеют постоянную связь друг с другом, они могут жить в разных городах, но при этом состоять в одной сетевой структуре. В этом коренное отличие от ситуации 90-х годов, когда построение организации требовало больших усилий. Люди тогда списывались по почте, приезжали на съезды, а издание бумажной газеты было подвигом.

Ребята сейчас в чем-то образованнее, чем их сверстники в 90-е годы. Когда я в 1992 году пришел на митинг со значком с Че Геварой, на меня долго смотрели — кто же это у меня в берете изображен, а потом сказали с пониманием: „А-а-а, Саддам Хусейн!..“ Сегодня молодые люди, если чего-то не знают, то могут быстро посмотреть в Интернете. С другой стороны, из-за этого присутствует определенная легковесность. Людям просто не нужно запоминать что-нибудь, всегда же можно посмотреть в Интернете, погуглить. И кто первый нагуглит, тот и будет корифеем.

Система взглядов сегодняшних молодых левых часто бывает „винегретом“. Меньше классических коммунистов, анархистов, социал-демократов, а эклектики в идеях больше.

Честно сказать, я сейчас объективных причин для подъема левого движения не вижу, потому что оно оказалось где-то на обочине. Оно отстает по количеству каких-то свежих мыслей, по количеству активистских начинаний от тех же ультраправых. Ультраправые нас немного опережают, что показывает и ситуация на Украине, где с двух сторон сражается больше правых, чем левых.

Однако пока у либералов и националистов тоже не все слишком гладко. Левые могут сплотиться вокруг каких-то социальных проблем. Правда, здесь лежит на пути большая туша КПРФ, словно какой-то сдохший гигант. И сама уже не живая и мешает развиваться чему-то свежему.

Единственное, что может изменить ситуацию, это какие-то ошибки власти, которые приведут к серьезному социальному напряжению. В этой ситуации левая идея, так или иначе, возьмет верх: или в старых формах, лакунах, или в виде какого-то нового популизма».

Борис Кагарлицкий, диссидент, кандидат политических наук, директор Института глобализации и социальных движений (ИГСО):

«Если под перспективами развития движения понимать, что левые идеи так или иначе в стране, в том числе среди молодежи и самых разных слоев населения, распространяются, то с этим все в порядке. Левое движение есть отражение противоречий капитализма. До тех пор, пока существует капитализм, существуют и левые.

А что касается вопроса о том, смогут ли левые в условиях современной России создать политическую силу, способную бороться за власть и взять ее, это совершенно другое. На самом деле это единственный существенный вопрос, потому что любая политика, не ставящая перед собой целей и задач сформировать собственную власть и трансформировать общество, является, скорее, клубом по интересам.

Смогут ли левые выйти на уровень настоящей политики, зависит от двух обстоятельств. Первое: будет ли в России политика вообще и будет ли в России политическая борьба за какие-то серьезные политические цели. Скорее всего, будет. Но тут встает второй вопрос: насколько остро и в каком масштабе будет разворачиваться политический, экономический и социальный кризис. Если развал России произойдет раньше, чем сформируются политические силы, которые будут бороться за власть в России, то тогда перспектив нет ни у левых, ни у правых, ни у центристов, ни у голубых, ни у розовых, ни у фиолетовых.

Если же гражданское самосознание в обществе и социальная мобилизация будут развиваться быстрее, чем будет происходить развал политической, экономической и социальной системы, то перспективы есть. Тогда, думаю, ни у кого, кроме левых, перспектив и не будет, потому что в условиях подобного кризиса необходимы именно радикальные меры. И я всегда говорю, что проблема того же Алексея Навального не в том, что он якобы радикален, а в том, что он очень умеренный. Эта умеренность сделает его абсолютно беспомощным в случае прихода к власти. Но это уже совсем другой вопрос».

Беседовал Дмитрий Ремизов