Сургутский прецедент

19 августа в центре Сургута 19-летний юноша пытался поджечь торговый центр, а также с ножом и топором напал на прохожих, ранив семь человек. Молодого человека застрелил полицейский в ходе погони. Нападавшего звали Артур Гаджиев, он уроженец Дагестана.

Следственный комитет РФ возбудил уголовное дело о покушении на убийство, отметив, что следователи не исключают других мотивов преступления. В полиции ХМАО версию теракта назвали неосновной, заявив, что виновник резни мог совершить преступление из-за расстройства психики.

Однако сотрудники сайта SITE Intelligence Group, отслеживающего активность террористов, сообщили, что связанное с боевиками запрещенной в России террористической группировки «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ) издание опубликовало видео с человеком, атаковавшим людей в Сургуте. Джихадист в черной маске, не позволяющей разглядеть лицо, по данным SITE, произносит обращение непосредственно перед нападением на прохожих.

Эксперты в комментариях «Росбалту» сошлись во мнении, что Россия столкнулась с новым видом терроризма, и власти несут ответственность за сокрытие информации и неготовность отвечать на этот вызов.

Дмитрий Щеглов, главный редактор портала siapress.ru:

«Есть информация, которую в частных разговорах подтверждают руководители силовых ведомств, что и Сургут, и в целом Ханты-Мансийский автономный округ — это один из заметных центров религиозного экстремизма, подпольного, но который иногда даже не особо и скрывается. То, что случился выплеск действий религиозного экстремиста, это был вопрос времени, это должно было рано или поздно случиться. Вопрос был лишь в том, как бы все это выглядело.

Дело в том, что в наш город и округ, как один из самых благополучных, — а до недавних пор можно было сказать, что и самый благополучный, помимо Москвы и Петербурга, — направлялась очень большая миграция из кавказских регионов и Средней Азии. Очень много людей приезжало на заработки и селилось здесь с Северного Кавказа, а также гастарбайтеров, иностранных граждан, из Таджикистана и Узбекистана. Этот миграционный поток шел к нам стабильно с 90-х годов, и лишь в последние годы он стал спадать из-за кризисных явлений. И получалась такая ситуация, что когда где-то, например, на Кавказе, в Дагестане, появляется все больше религиозных экстремистов, то они вместе с мигрантами постепенно перетекают и к нам. Здесь они начинают вести свою подрывную, миссионерскую „работу“, заражают и своих единоверцев из кавказских республик, и даже представителей титульной нации.

По имеющейся информации, три самые крупные точки по „подготовке“ экстремистов — это Москва, Дагестан и наш Ханты-Мансийский автономный округ.

Насколько мне известно, еще 17-18 августа в Сургуте были предупреждения со стороны спецслужб о том, что возможна некая „атака“. Сейчас ищем официальное подтверждение этому, но известно, что и на крупные предприятия, и в городскую администрацию, и городским силовикам пришла информация о том, что возможен какой-то всплеск нарушения общественного порядка либо даже теракт. Это нам косвенно все подтверждают. Но, вероятнее всего, они не ожидали, что будет ножевая атака. Скорее всего, ждали чего-то вроде взрывов, что более понятно и привычно для силовиков, как более очевидный акт террористической агрессии. Полицейских на улицах было достаточно много, и, возможно, поэтому преступника быстро обезвредили, и никто из мирных жителей не погиб. Будем надеяться, что все, кто находится в травматологическом центре, выживут.

Однако определенное попустительство со стороны власти, я считаю, было. В нашем городе за последний год сменилась управленческая команда. Особенно в последние месяцы — они занимались тем, что преследовали бывших работников администрации, писали десятки заявлений в правоохранительные органы, присылали ОМОН, чтобы провести обыск на муниципальном хлебозаводе, к которому, по некоторой информации, проявляется коммерческий интерес. И силовики занимались в городе этими вопросами, а отслеживать какого-то парня, который может отреагировать на барселонские события и пойти резать людей, у них не было времени.

Крайне важно и то, что ни городская власть, ни региональная, ни правоохранители после тех событий не дали жителям Сургута полной картины того, что произошло, и чего ждать дальше. Люди до сих пор в смятении, они боятся привозить детей из отпуска и отправлять в школы 1 сентября, а представители власти хранят молчание».

Тарас Самборский, издатель газеты «Новый Город»:

«Любой теракт всегда является, с одной стороны, результатом чьего-то недосмотра, с другой, — стечением случайностей. Нынешняя сургутская городская власть слишком увлечена прессованием малого и среднего бизнеса. Если верна информация о том, что накануне, еще в четверг, было известно о неких угрозах и если правда, что администрация подписывала некое постановление или распоряжение об усилении мер безопасности, тогда можно сделать вывод, что она „пропустила“ этот инцидент. Тогда, конечно, на ней лежит определенная ответственность.

Однако никто ничего официально не подтверждает. И власти, и правоохранительные органы просто заняли позицию абсолютного молчания. Нет ни одного официального комментария по этому поводу.

Если говорить о работе с национальными диаспорами, то после того, как сургутские власти сменились около года назад, эта работа несколько изменилась, ослабла и сегодня носит неочевидный характер. У тех специалистов, экспертов, которые могли наблюдать за подобной работой, сегодня нет такой возможности, потому что в публичном пространстве наблюдать не за чем».

Раис Сулейманов, эксперт Института национальной стратегии:

«В конце 1990-х и на протяжении 2000-х годов произошла очень резкая миграция с территорий Северного Кавказа и Средней Азии в нефтегазовые районы севера Уральского федерального округа, в том числе в Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округи. Там даже произошло изменение демографической ситуации, когда стали присутствовать достаточно большие национальные диаспоры. В том числе, туда переезжали и исламские радикалы. После второй чеченской войны началось выдавливание ваххабитов с Кавказа, и часть из них уезжала как раз в районы Тюменской области, Югры, Ямала.

Последствия видны даже по количественным показателям людей, которые уехали воевать в ИГИЛ. Озвучивались цифры, согласно которым из Сургута уехали более двух десятков человек. Это только кажется, что мало, но, если посмотреть на численность населения города и сравнить с другими городами, то это достаточно большая цифра.

Поэтому можно говорить, что проблема исламского радикализма для этих регионов становится острой. Если бы эти люди лишь уезжали в погибали где-то в Сирии, то этому, мне кажется, можно было бы и не противиться. Но, как мы видим, они имеют свойство возвращаться или даже удаленно взаимодействовать с единомышленниками.

В последние два года игиловцы избрали такой метод терроризма как терроризм одиночек. При этом не требуется изготавливать взрывное устройство, а они могут взять пистолет и пойти стрелять в толпу, либо использовать нож в нападении, либо сесть в автомобиль и врезаться в толпу. В России мы привыкли к тому, что теракт — это взрыв бомбы в местах тесного скопления людей. А сейчас, даже если посмотреть по странам Европы, террористы нападают по-иному: вышел человек с ножом и начал бросаться на толпу, или стрелять, или врезался автомобилем. Такое действие не требует денег, поиска ингредиентов, чтобы террористу изготовить взрывчатку, но, в то же время, делает очень уязвимым население, которое не готово к тому, что на него могут нападать на открытом пространстве.

По поводу личности нападавшего в Сургуте идут споры о том, кто он, действительно ли он связан с ИГИЛ. Силовики стараются это отрицать, списывая произошедшее на психическое расстройство человека. Но это же ничего не значит, ведь и в ИГИЛе могут быть люди с психическими отклонениями или чем-то в этом роде.

Здесь, я думаю, мы впервые столкнулись с таким новым методом терроризма. Хотя у нас простое нападение человека с ножом по Уголовному кодексу не квалифицируется как терроризм, за рубежом это уже считается терроризмом».

Дмитрий Ремизов