Путин-царь и теория мемов

Свежее высказывание главы Крыма Аксенова о том, что неплохо бы ввести в России монархию (он не договорил: «…и Путина в цари», но и так ясно — ведь кто, если не Путин?!) совершенно прекрасно. Оно дает возможность порассуждать, например, о природе таких заявлений. Ведь аналогичных инициатив на местах — с призывом вести страну в светлое прошлое — все больше. Отличился не только Аксенов, но и Милонов, Мизулина, Поклонская и вообще каждый второй депутат-сенатор, не говоря уж про губернаторов. Возьмите хоть Полтавченко, воцерковляющего Петербург безо всяких указаний «сверху».

Кремль (и правительство) от таких пламенеющих глупостей часто передергивает. Правительство у нас на фоне желаний челяди — единственный европеец, тут новостей нет со времен Пушкина.

Но почему так происходит? Почему у нас инициатива часто оказывается куда более дикой, мракобесной, дремучей, чем любые кремлевские потуги ничего не менять? И почему, если верить социологам, замечательный русский народ так любит именно мракобесную дикость? Почему народный русский мир отличается от мира Кремля, как ад Босха — от сауны?

Ответ мы можем попробовать найти в социальной теории, охватившей Запад в конце ХХ и начале ХХI века — но, увы, почти неизвестной в России: теории мемов.

Впервые ее сформулировал в 1976 году в книге «Эгоистичный ген» английский биолог-эволюционист Ричард Докинз. Он предположил, что генетическая эволюция — лишь частный случай эволюции как таковой, что могут быть и другие эволюционные варианты, с другими репликаторами. И что, возможно, носителем культурной эволюции является мем — фраза, образ, идея, мелодия, да что угодно, хоть принцип арочной архитектуры! — который сам собой подхватывается, копируется, мутирует.

Эффект этого вскользь брошенного предположения был оглушителен. Сотни ученых и специалистов, от психологов-когнитивистов до разработчиков программ «Майкрософта», кинулись описывать свое понимание мира через меметическую линзу.

Среди них был и квантовый физик из Оксфорда Стивен Дойч. В его замечательной книге «Начало бесконечности. Объяснения, которые меняют мир» меметике посвящена целая глава. В ней он, в частности, вводит понятие рациональных и иррациональных мемов (и те, и другие могут успешно реплицироваться — для мема, как и для гена, «успех» означает распространение, а не последствия для организма, ген или мем переносящего).

Дойч проводит сравнительный анализ динамичных обществ, продуцирующих рациональные мемы, — и статичных, воспроизводящих иррациональные мемы. Например, он дотошно разбирает, как статичные общества блокируют рациональные мемы, мемы развития. В статичных обществах уничтожаются индвидуализирующие мемы, мемы-сравнения, и личность с детства, со школы начинает подчиняться интересам коллектива, государства. Люди «испытывают гордость и стыд, формируют свои мнения и устремления, руководствуясь критерием того, насколько полно они подчиняют себя мемам общества».

По этой причине, продолжает Дойч, нет оснований надеяться, что новая идея, когда ее кто-то все же бросает в массы, «будет верной или полезной»: «Например, когда в XIV веке в Европе равновесие статичных обществ было нарушено эпидемией бубонной чумы, новые идеи по ее предотвращению, которые распространялись лучше всего, были чрезвычайно плохими. Многие отправлялись убивать евреев или „ведьм“. Многие собирались в церквях и монастырях (тем самым невольно способствуя распространению болезни, которая переносилась блохами). Возникла секта флагеллантов, члены которой посвящали жизнь самоистязаниям, надеясь доказать Богу, что его дети раскаиваются. Все эти идеи были вредны с точки зрения функциональности, ложны с точки зрения фактов и в конечном счете были подавлены властями, которые стремились вернуться к застою». (Власть, добавлю я, в Европе XIV века тоже оказалась главным европейцем).

Мысль о том, что в застойной стране инициатива обычно хуже бездействия, потому что приводит либо к бессмысленному и беспощадному закручиванию гаек, либо, наоборот, к бессмысленному и беспощадному вырыванию гаек вместе с резьбой и болтами, — очень важна. Она объясняет, почему элита (включая интеллектуальную) в конечном итоге предпочитает солидаризироваться с начальством — и почему не обязательно ею движет надежда на вознаграждение. Правда, для интеллектуальной элиты платой за такую солидарность почти всегда является разрушение интеллекта.

По-моему, рассуждения Дойча вполне научны, поскольку обладают и объяснительной ценностью, и предсказательной силой.

Вот увидите: Аксенову где-нибудь за закрытыми дверями накостыляют за публичную вздорную болтовню, — но, держу пари, никакой монархии, то бишь производства Путина в помазанники божии, у нас не будет. Разве что особо рьяный поп объявит его святым и явит миру мироточащую икону, — но и с ним поступят как с Аксеновым. Если только народ тысячными толпами к иконе не попрет.

Дмитрий Губин