Соседи России не видят в ней гегемона

Вот одно из определений понятия «региональная держава»: «Государство, доминирующее в своем регионе в экономическом и военном отношении и признаваемое или даже почитаемое как региональный лидер своими соседями». Есть и более замысловатые формулы. Но смысл ясен: то, что сверхдержава делает в мировых масштабах, держава региональная вершит в кругу своих послушных и понятливых соседей.

Россия в последние годы вернулась к супердержавным играм, хотя и по сокращенной в сравнении с советскими временами программе.

По доброму обычаю давать советы, пусть даже высшее начальство вовсе их не спрашивает, умеренное крыло наших аналитиков, экспертов и знатоков жизни рекомендует пореже идти на глобальные риски и сосредоточиться на делах региональных.

Ссылаются на то, что Россия в роли естественного лидера окружающих ее стран будет ласковее приниматься мировым концертом держав и одновременно извлечет больше выгод из давних и надежных связей с соседями.

А теперь из умозрительного мира перейдем в реальный.

Сначала — пара «регионально-державных» иллюстраций.

Кроме исполнения своих всемирных функций, Соединенные Штаты являются заодно региональной державой по отношению к своим соседям — Канаде и Мексике. Это подразумевает интеграцию экономик (особенно с Канадой), перемещение рабочей силы и просто переселенцев (особенно из Мексики), теснейшие торговые связи и, наконец, определенную политическую оглядку двух упомянутых стран на своего великого соседа. Все это, вместе взятое, и складывается в гегемонию США на североамериканском континенте.

Чтобы не утонуть в подробностях, напомню только, что Канада для США — первый по значимости торговый партнер, а Мексика делит с Китаем второе—третье места. С другой же стороны, две трети товарооборота Канады, как и Мексики, приходятся на США. Попытки нового американского президента прижать мексиканцев сразу по нескольким линиям хотя и возымеют кое-какой эффект, но вряд ли приведут к радикальной перестройке отношений. Система прочна и в целом работает.

Другой случай — Германия. Помимо того, что эта страна — столп Евросоюза, она взяла на себя особую роль в хозяйственных отношениях с соседями на юге и востоке. У непосредственно с ней граничащих Польши, Чехии и Австрии треть товарооборота приходится на Германию. У Венгрии и Словакии, географически менее близких, — четверть. У Румынии — пятая часть. Даже в торговле далекой Болгарии немцы тоже на первом месте, хотя их отрыв от прочих ее партнеров не так велик.

Как видим, Германия в экономическом смысле довольно уверенно взяла под крыло всех бывших советских восточноевропейских сателлитов (Австрия, напомню, тоже наполовину была таковым).

Вот два примера действующей региональной гегемонии. Чтобы было с чем сравнивать.

А теперь посмотрим на составные части предполагаемой российской гегемонии на постсоветском пространстве.

Такими частями должны были бы стать: экономические и человеческие связи, а также вышеупомянутое «признаваемое или даже почитаемое лидерство».

С лидерства и начнем. Несомненно, страх, внушаемый Россией своим соседям, сейчас выше, чем когда-либо за последние четверть века.

Но страх и почтение — разные вещи. Да и распределен этот страх в разных дозах и формах. Балтийские страны укрылись под сенью НАТО. Украина тратит все больше денег на свою армию. Узбекистан полагается на собственное многолюдство и на расстояния, отделяющие его от российских границ. А если взять коллектив центральноазиатских стран в целом, то во всех их расчетах присутствует мысль, что без согласия Китая никакие силовые перемены в этих краях уже невозможны. В Азербайджане, Грузии и Молдавии тоже предполагают, что в случае чего им есть на кого опереться.

Существенно также и то, что военно-политический блок ОДКБ, задуманный как объединение сателлитов России, включает всего пять бывших советских республик (Белоруссию, Казахстан, Армению, Киргизию и Таджикистан), и при этом ни в одной кризисной ситуации не проявил себя как коллектив российских союзников.

Правящий режим Белоруссии, формально самый близкий и самый зависимый из всех, ведет самостоятельную игру и в настоящий момент находится в худших отношениях с Москвой, чем когда-либо. Конфликты с Казахстаном упрятаны под ковер, но они велики и с годами не рассасываются.

Роли реальных российских форпостов играют лишь Таджикистан и Армения, причем только потому, что там дислоцируются военные базы.

К этим двум форпостам можно добавить Абхазию, Южную Осетию, Приднестровье и ДНР-ЛНР — российские протектораты, статус которых оформлен по-разному или вообще никак не оформлен.

Для военно-политического контроля над постсоветским пространством этих небольших, малочисленных и лишенных внешнего признания опорных пунктов совершенно недостаточно. Для большинства постсоветских соседей Россия — не «почитаемый лидер», а просто сильный и совершенно непредсказуемый игрок, наводящий на мысли о принятии мер предосторожности.

Теперь — о человеческих связях. Укрепляются они или слабеют?

В Казахстане накануне распада СССР русских было столько же, сколько казахов (по 6 млн с лишним). Сейчас их втрое меньше (3,6 млн против примерно 11-ти). В Узбекистане число русских за это же время упало с 1,6 млн до 0,6 млн. В Киргизии — с 0,9 млн до 0,4 млн.

Вытеснение русского языка из официального оборота, из бытового обихода, с уличных вывесок и т.п. идет с разной скоростью, но ни в одной из стран не поворачивается вспять. Повсеместно молодежь хуже владеет русским (если вообще хоть сколько-нибудь владеет), чем предыдущее поколение.

Человеческие связи экс-метрополии с бывшими провинциями обеспечиваются сегодня лишь многомиллионной массой гастарбайтеров, продолжающих, хоть и в меньших масштабах, чем раньше, прибывать в Россию. Это важный фактор, но явно недостаточный, чтобы заменить другие. А других нет.

И, наконец, экономические связи.

Сначала перечислю бывшие советские республики, хозяйственная зависимость которых от России потеряла критический характер или вообще приблизилась к нулю. Таких девять из четырнадцати: Эстония, Латвия, Литва, Молдавия, Украина, Грузия, Азербайджан, Узбекистан, Туркмения. Подавляющее большинство жителей постсоветского пространства живет в странах, хозяйственно отпавших от «региональной державы».

Особенно впечатляют две вещи.

Во-первых, разрыв экономических связей с Украиной, который еще года четыре назад казался даже теоретически невозможным. А сейчас, при всей противоречивости и запутанности оценок, на Россию приходится от одной десятой до одной седьмой украинской торговли. Это уровень Литвы, давно и окончательно от нас отделившейся.

Во-вторых, прорыв Китая в Центральную Азию. Тут широкий спектр вариантов. Туркмения переключила свои связи полностью, и от Москвы не зависит нисколько. В Казахстане Россия и Китай экономически присутствуют примерно на равных. А Киргизия, в целом лояльная Москве и получающая оттуда вспомоществование, в торговом смысле замкнута больше на Китай. Самая многолюдная центральноазиатская страна, 32-миллионный Узбекистан, хозяйственно партнерствует и с Китаем, и с Россией, и с Казахстаном. И только Таджикистан материально замкнут не столько на торговлю, сколько на экспорт рабочей силы к нам.

В дальнейшем расклады в регионе вряд ли могут измениться в пользу России. Слишком быстро увеличивается экономический отрыв Пекина от Москвы. Если посмотреть с китайской стороны, то и Центральная Азия, и Россия — это просто граничащие с Китаем земли, естественным порядком вовлекаемые в сферу его влияния.

Превращению Китая в «региональную державу» в таком весьма невыигрышном для России понимании мешает пока боязнь нескольких центральноазиатских режимов целиком подпасть под иностранный контроль. Маневрируя между Москвой и Пекином, они сохраняют свободу рук. Но ведь это свобода от обеих великих держав. В этом весь ее смысл.

Ну и напоследок. По самым последним подсчетам, на все страны СНГ (к которым, напомню, по инерции причисляют и Украину) приходится только 12,9% российской торговли (это ниже, чем товарооборот США с одной Мексикой) и меньше 10% российской внешней торговли услугами. Бывшие меньшие братья по СССР не просто разбегаются кто куда. Они еще и не имеют особой ценности как рынки — отчасти из-за причуд Москвы, отчасти по объективным причинам. Россия богаче соседей, но, как и они, технологически не продвинута. Партнеры с обеих сторон мало что могут дать друг другу, кроме сырья. А сырье нынче не такой уж дефицит.

Образ «региональной державы» — это умозрительный конструкт, не менее далекий от сегодняшних реалий, чем конкурирующий с ним образ «глобальной державы», навеянный ностальгией по СССР.

Спор о том, в каких краях надо показывать молодецкую удаль — в дальних или в ближних, во всех или только в некоторых, — это типичный ложный выбор, призванный отвлечь от мыслей о том, что наша страна не выйдет из стагнации, пока не сосредоточится на внутренних своих делах.

Сергей Шелин