Третий мир вместо Третьего Рима

Главный итог 2016 года для меня — эстетический.

Я люблю, когда выдерживается стиль, а русский стиль в культуре все более единообразен. Любимые певцы народа — Пугачева и Киркоров, любимые писатели — Донцова и Устинова. Любимое радио — «Дорожное» и «Русское». Неважно, что Пугачева давным-давно не поет, что Донцова и Устинова давным-давно пишут один и тот же детектив, и что все популярные радиостанции крутят музыку, от которой меня тошнило еще в школе.

Происходит то, что Радзинский, рассказывая о 1920-х, называл политикой упрощения культуры — но тогда упрощение касалось людей простых, а теперь любых. В 1920-х существовал авангард, при Брежневе — контркультура, а сейчас никаких авангарда и контркультуры нет.

Нет даже культуры интеллектуалов. Интеллектуалы на полном серьезе полагают глубокими писателями Шишкина и Водолазкина, хотя это всего лишь вышивание гладью на фоне технического языка женских романов. «Авиатор» — роман слабый, разваливающийся. Это не грех: из меня, вероятно, писатель еще хуже. Но восторженные отзывы — грех. Они означают примитивизацию вкусов. Это во Франции «Благоволительницы» Литтела получают две литпремии и расходятся тиражом в миллион. А у нас про него не знают, и русские литпремии ни на что не влияют. У нас символом высокой культуры считается Мариинский театр с Гергиевым, хотя все, что ставит в последние годы Мариинка — это добротный и глубоко провинциальный уровень, и то если исключить Пермь, где «Травиату» ставил Уилсон. В Мариинском давным-давно нет премьер мирового уровня.

Процесс упрощения и опускания в России столь повсеместен, а культурный проигрыш СССР по многим позициям столь заметен, что его не объяснить ни мельчанием талантов, ни парадигмой нового застоя (о чем все чаще говорят).

Телевидение при Путине убого не потому, что оттуда выгнали Парфенова, Шендеровича, Быкова и Бильжо, а оставшихся подвергли той процедуре, которую я не столько из стыдливости, сколько из брезгливости не решусь обозначить, — а потому, что на нем невозможно представить ни историка Анисимова, ни физиолога Жукова, ни астрофизика Попова, ни лингвиста Кронгауза, ни биолога Маркова. При Брежневе на ТВ было всего 4 канала, но один из них назывался «Российские университеты». Капица, Аверинцев и Лихачев были людьми из телевизора.

Сегодня задач просвещения, образования и, простите за пошлую фразу, повышения культурного уровня не ставит ни одно из государственных СМИ — а других массовых не осталось. И когда я читаю лекции, то знаю, что на имя Хокинга публика еще реагирует (ну да, тот самый скрюченный чувак в инвалидном кресле), но на Докинза, Ергина, Сагана, Даймонда — уже нет. Хотя они — мировые звезды, ученые и популяризаторы науки первой величины.

Это касается не только науки. Я редактировал декабрьский журнал Esquire, и мы опубликовали фото 10 современных городских арт-объектов. Джефф Кунс, Урс Фишер, Аниш Капур, Элмгрин и Драгсет, Энтони Гормли, Луиз Буржуа… Многих вы из этих знаменитостей знаете? Разве что Буржуа — ее в Россию привозили Эрмитаж и «Гараж». Но две эти институции — крутейшие, противостоящие современному оболваниванию, — исключения из правил. А правила — вон они, за окном. Очередной князь с крестом, неотличимый от девушки с веслом. И когда в Питере хвастают, что у нас не князь, а духовность в виде Довлатова с пишмашинкой, — это то же весло и та же убогость, состоящая в провинциальной убежденности, что нужно непременно что-то увековечивать в бронзе…

Но вернусь к главной своей мысли: просто засильем второсортных скульпторов, писателей, певцов и т.д. ситуацию не объяснить. Как не объяснить и «застоем». Это по аналогии с Брежневым мы про нынешнее время говорим «застой». А на самом деле оно никакой не застой, то есть не фиксация в неизменном положении. Россия очень энергично перемещается на новое место: в группу стран третьего мира.

Мы больше не ведем борьбу за пьедестал почета, как это было во время противостояния США и СССР. Мы даже не страна второго мира, то есть отстающая, но подающая надежды, — к таким сегодня относятся восточно-европейские государства, с лидером-Польшей, которая, как говорят в Европе, может занять место после Франции и Германии.

Третий мир — это страны декорационной демократии, персоналистских режимов, гибридных устройств. Тут мы пока занимаем строчку на самом вверху, между Турцией (где ВВП на душу населения чуть меньше нашего) и Казахстаном (который нас по этому показателю обогнал). Руанда и Уганда в той же группе, но пока сильно ниже.

Ни второй, ни тем более первый мир — больше не наш клуб и даже не мечта. Путин давно молчит об обещании догнать по ВВП на душу населения Португалию. В мировую экономику мы вносим меньший вклад, чем Корея; производительность труда у нас вчетверо ниже американской, и чтобы купить «Биг-Мак», россиянин должен проработать 191 минуту (датчанин — 16, немец и англичанин — 26, зато турок — 232, если только он не врач: зарплата врача в Турции стартует, в пересчете на рубли, от 200 тысяч в месяц).

И впервые со времен Петра I мы отказались от соревнования с первым миром. Вот откуда наши маскировочные разговоры об уникальности русского пути. Какая уж тут уникальность! Посмотрите на нашу соседку и двоюродную сестру — Турцию. Там та же тоска по рухнувшей империи, та же неспособность произвести приличные сыр и колбасу, то же насаждение квадратно-гнездовым способом мечетей (при декларируемой светскости государства), та же глубоко провинциальная культура, те же отдельные проблески при отсутствии системы — скажем, в кино. Только у нас — Звягинцев, а у них — Джейлан с Золотой пальмовой ветвью за «Зимнюю спячку». Но нобелевский лауреат Орхан Памук из Турции уехал точно так же, как из России уехал Борис Акунин.

Повторяю: упрощение, опускание, примитивизация культуры — это неизбежный процесс при нисхождении страны в третий мир. А это значит, что у нас не тот застой, который исчезнет, когда появится новый Горбачев. Прежнего механизма нет, а новый работает по-другому.

И это означает, что для русского человека сопротивление опусканию должно принимать иные формы, чем прежде. Нельзя, например, уходить во внутреннюю эмиграцию — в самоизоляции теперь отсутствует контркультурная подпитка.

А, например, переезд в другую страну может быть решением, даже если твоя профессия не конвертируема. Вот почему все больше уезжает журналистов, предпочитающих сменить профессию, но не участвовать в опускании.

Но если человек остается, он должен понимать: сегодня нельзя просто выключить телевизор — нужно включить что-то другое. Если воротит от НТВ, смотри Mezzo, АRTE, BBC. Не можешь взять в руки «Известия» — читай Guardian или thedailybeast.com. Интернет же позволяет, а языки нужно учить: у нас это не столько средство общения, сколько способ спасения. Я давно уже слушаю на завтрак и ужин BBC Radio 3, потому что не «Маяк» же. А недавно был по делам в Баварии и там в городке Аугсбург обнаружил не только оперный театр, но и в торговой галерее рояль Bechstein под елкой. Можете себе представить, чтобы у нас в торговом центре играли на рояле?.. Это и есть разница между первым миром и третьим.

Так что теперь слушаю по утрам «Баварское радио» и начинаю учить немецкий.

Чего и вам желаю.

Потому что это лучший финал года, к какому можно прийти в России.

Дмитрий Губин