Октябрь 1917: что это было?

Накануне 7 ноября депутат Госдумы от Крыма Наталья Поклонская назвала Ленина «извергом ХХ века, подобным Гитлеру». В общем, мнение не ахти какое оригинальное. Подобные взгляды на лидера Октябрьской революции 1917 года вот уже лет 30 в России исповедуют и анархисты, и монархисты, и либералы.

Мне это всегда казалось странным. Нет, я не отношусь к религиозным поклонникам Ленина из КПРФ и союзных им организаций, хотя и считаю его великим революционером и теоретиком. Но очевидно, что сравнивать Гитлера и Ленина невозможно просто потому, что они боролись за достижение прямо противоположных целей. Гитлер — за тысячелетнюю империю (рейх), то есть за сверхгосударство. Для Ленина же государство было преходящей формой организации общества, и своей целью он видел его отмирание и замену «свободной ассоциацией производителей». Гитлер — нацист, Ленин — интернационалист. Гитлер — сторонник частной собственности, Ленин — ее противник. Гитлер — приверженец традиционалистских семейных ценностей, Ленин — за полный отказ от них в лично-семейной сфере. Что между ними общего?

Методы воплощения своих идеалов? Отчасти. Но Ленин этническим геноцидом не занимался. Выступал за уничтожение классовых различий (не личностных, не индивидуальных, а именно классовых). Гитлер их лелеял. Ни германское дворянство, ни германский капиталист при нем никуда не делись, скорее наоборот.

Ленин разделял людей по классовому признаку. Было дело. Но не всех подряд, а только тех, кто сопротивлялся революционным преобразованиям. Дворянское происхождение не особо мешало тем, кто служил в Красной Армии или работал в советском госаппарате. Юный дворянин Тухачевский за два года гражданской войны вырос от поручика до командарма.

Террор? Да, тут общее есть. Но если уравнивать политиков по методам, тогда придется поставить на одну доску таких совершенно непохожих деятелей как Тимур и Калигула или буржуазного революционера Линкольна и племенного вождя Чингисхана…

Видимо, откровения Поклонской прозвучали именно накануне 7 ноября не случайно. Этот день продолжает оставаться праздничным или, как минимум, памятным для значительного большинства россиян, что подтверждается хотя бы тем, что взамен старого советского праздника в честь Октябрьской революции 1917 года нынешняя российская власть придумала его патриотический эрзац.

Дескать, раз уж вы так привыкли к 7 ноября и параду в этот день, будет вам парад. Который, в свою очередь, как нам объясняют (без объяснений ведь и вправду не поймешь) проводится… нет, не в честь Октябрьской революции, а в честь… другого парада на Красной площади прошедшего 7 ноября 1941 года. В общем, «парад в честь парада». Нелепее не придумаешь. С фантазией у властных политтехнологов туговато, но на что не пойдешь, чтобы, с одной стороны, угодить электорату, привыкшему к старому советскому празднику, а с другой, избежать страшного слова — «революция».

Между тем и провластные и большинство оппозиционных историков как патриотического, так и либерального толка скажут, что 25 октября (7 ноября) 1917 года в России произошла не революция, а государственный переворот. И будут отчасти правы. По той простой причине, что если госпереворот без революции бывает (например, в XVIII веке в России была целая череда дворцовых переворотов, которые ничего в государственном и социальном устройстве страны не меняли), то революцию без радикального изменения государственного устройства представить невозможно. Другими словами, любая последовательная революция подразумевает и государственный переворот, но не любой госпереворот становится революцией.

То, что события 7 ноября 1917 года в Петрограде были государственным переворотом, никогда не отрицалось его непосредственными участниками и организаторами — Владимиром Лениным и Львом Троцким. Но они же (эти события) положили начало грандиозным революционным переменам во всех сферах общественного устройства бывшей Российской империи — политической, социальной, национальной, экономической, культурной и так далее. В этом смысле события 7 ноября были, безусловно, революционными.

С другой стороны, революция революции рознь. Бывают и такие, что их можно назвать «революцией назад». Когда в стране действительно радикально все меняется, но это движение не к свободе, а в обратном направлении. Наверное, классическим примером здесь можно назвать исламскую революцию в Иране 1979 года. Это было грандиозное антикапиталистическое по своей сути народное движение, которое революционным путем вырвало Иран из противоречий капитализма и ввергло его в теократический мрак Средневековья.

Если рассматривать Октябрьскую революцию 1917 года под таким углом, то возникает почти цветаевский вопрос: «И все-таки, что это было?». То, что тот октябрьский переворот в Петрограде положил начало грандиозной революции, отложившей отпечаток на весь мир, сомнений вызывать не может. О чем можно и нужно спорить, так это о том, был ли этот переворот со знаком плюс или со знаком минус?

В отличие от иранской исламской революции, которая изначально была направлена на реставрацию традиционных патриархальных и мусульманских устоев, российская Октябрьская революция 1917 года выдвигала самые передовые лозунги: свобода (как личностная, так и свобода народов, то есть их право на самоопределение), равенство, братство…

Октябрьская революция принесла гражданам полную личностную свободу, в том числе, и свободу сексуальную. Не случайно почти сразу же после ее победы было отменено уголовное преследование гомосексуалистов, максимально упрощен институт брака и развода (и то и другое можно было сделать в один и тот же день), официально закреплено право женщин самим распоряжаться своим телом — разрешены аборты.

Вообще, женщины (половина населения страны) оказались едва ли не главными выгодополучателями Октября. Он дала им то, чего тогда еще не было у женщин многих развитых европейских стран — политические права (возможность избирать и быть избранными), равные с мужчинами (а во многих случаях даже большие) права при расторжении брака. Если в царской России при разводе (что само по себе было тогда большой редкостью) ребенок в большинстве случаев передавался под опеку отца, то в советской России суд чаще оставлял его матери. Сегодня это можно рассматривать как нарушение гендерных прав мужчин, однако тогда этот «перегиб» в пользу женщин был сделан справедливо. В патриархальном обществе, каковым в целом являлась тогда Россия, связь ребенка с матерью действительно намного сильней, чем с отцом.

Однако больше всех в 1917 году выиграло стомиллионное российское крестьянство. Захватив власть, большевики немедленно приступили к реализации эсеровской аграрной программы. Местные советы распределили социализированную землю «по едокам». В плюсе оказались бедные многодетные семьи.

Однако в этом главном преобразовании Октября заключалось и его внутреннее противоречие. Само по себе решение земельного вопроса было нормальной буржуазной реформой, расчистившей переход к стандартному фермерскому (хуторскому, как его называли в России, Украине и Белоруссии) хозяйству. Однако проводившим ее коммунистическим революционерам хотелось большего и сразу. Сказалось то, что принято было называть «революционным нетерпением».

Фактический запрет на товарно-денежные отношения в 1918-19 годах, централизация распределения продуктов, привели к тому, что, получив в руки землю, крестьяне, во-первых, не могли воспользоваться результатами своего труда на ней, а во-вторых, просто обирались продотрядами до нитки. Стремясь быстро и по максимуму снабдить города, промышленных рабочих и армию продовольствием, советская власть привела деревню к голоду. Крестьяне отвернулись от нее.

Революционерам очень хотелось впрыгнуть в коммунизм с сегодня на завтра. Однако введение продразверстки, стремление из полуфеодального общества сразу же очутиться в обществе коммунистическом, привели к повсеместным крестьянским восстаниям. Большинство крестьян только что выступавшие союзниками большевиков, превратились в их яростных противников.

Уже в 1920 году Ленин осознает, что втянуть за уши крестьянскую страну в коммунизм не удается и ставит в ЦК партии вопрос о переходе от продразверстки к продналогу, что фактически означало отказ от всей политики «военного коммунизма». Однако убедить товарищей сразу не удалось. Переход к Новой экономической политике (НЭПу), как известно состоялся только в марте 1921 года. Именно в краткий период НЭПа СССР продемонстрировал самые высокие темпы экономического развития.

Экономист Андрей Илларионов приводил в свое время данные, согласно которым ВВП СССР только в одном 1926 году вырос сразу на 36%. И это с учетом того, что индустриализация в тот момент еще, по сути, и не началась. То есть большую часть прироста дал именно крестьянин, работавший свободно на своей земле. Для сравнения — во времена пика «китайского экономического чуда» ВВП КНР рос на 10% в год.

Настоящая революция произошла и в системе образования. Во-первых, оно стало общедоступным, обязательным (сперва начальное образование, а в «застойные годы» уже и среднее), а также бесплатным для всех слоев общества. В средней школе проводилось огромное количество педагогических экспериментов. Писатель Лев Разгон, отсидевший свое в сталинских лагерях, писал, что советская школа 1920-х годов дала множество интереснейших новаций в педагогике.

Что сделал Октябрь 1917 года в социальной сфере? Он уничтожил все социальные привилегии и классы. В позднесоветские и постперестроечные годы по этому поводу было пролито немало крокодиловых слез. Но сейчас, когда мы уже довольно далеко и от советской эпохи, и от идеализма 1980-90-х годов, можно смело утверждать, что это было правильным и прогрессивным шагом. Или кто-то и впрямь всерьез хочет узаконить особые привилегии ново-старого дворянства при устройстве на госслужбу? А может, возродить купцов, банкиров и промышленных капиталистов? Так они уже 25 лет как возродились. Стало ли большинство россиян жить от этого лучше, чем при «совке»? Даже официальная статистика дает на этот вопрос отрицательный ответ.

Более содержательным возражением по поводу социальных преобразований Октября служит то, что, уничтожив одни привилегированные слои, он создал новые. Это действительно так. Но могло ли быть иначе? После любой революции всегда следует откат в контрреволюцию, к прежним порядкам. После эпохи Великой французской революции была эпоха Реставрации. После Великой Октябрьской революции последовала эпоха сталинской контрреволюции.

Если внимательно приглядеться, то Сталин уничтожил практически все реальные завоевания Октября. Крестьян вновь загнали в крепостное состояние. От того, что в СССР их собственником стало государство, для них ничего не изменилось. Перед Второй мировой войной рабочих, по сути, тоже прикрепили к заводам, запретив увольняться с предприятий.

В конце 1930-х годов в СССР, одновременно с запуском «большого террора», начинается тотальный откат к консервативным традиционным ценностям: вновь вводятся запреты на развод, аборт, возвращается уголовное наказание за гомосексуализм. В армии вновь вводится беспрекословное подчинение младших чинов старшим (во времена Гражданской войны красноармеец мог в определенных случаях оспорить решение командира, да и сами эти командиры поначалу избирались солдатами вне зависимости от офицерских званий, которые к тому же были упразднены революцией).

В школу возвращают форму (естественно, под предлогом укрепления дисциплины и того, что она якобы нивелирует различия между бедными семьями и богатыми). Вводится раздельное, как при царе, обучение мальчиков и девочек. Больше того, полное среднее образование после войны снова становится платным.

Лозунг «Свобода народам» фактически был свернут еще раньше. Заключенный в 1922 году договор об образовании СССР под ширмой «союза нерушимого республик свободных» фактически вновь восстанавливал «тюрьму народов». Уже тогда Ленин предрек, что «право наций на самоопределение», записанное в этом договоре, «окажется пустою бумажкой». В итоге так и вышло.

Причастен ли к этой реставрации вождь Октябрьской революции 1917 года — Владимир Ленин? Безусловно, да. Созданная им политическая система, которую он сам называл «олигархией», то есть властью немногих (в данном случае, немногих посвященных в научное знание — марксизм), привела к монополизации власти в руках одной партии, а через 10 лет после революции — концентрации ее в руках одного человека — генерального секретаря ЦК ВКП (б) Иосифа Сталина. Монополия политическая привела к тому, что и экономика была сосредоточена в одних руках — у государства, о котором Сталин в период своего наивысшего могущества с полным основанием мог сказать словами Людовика XIV: «государство — это я».

В результате в СССР, а затем в Китае и Юго-Восточной Азии возник тот вид общественного строя, который еще в XIX веке был предсказан классиками марксизма — государственный социализм. В этом типе социализма государство, персонализирующееся его пожизненным руководителем, является высшей ценностью его подданных, а свобода личности обменивается на гарантированную пайку.

Означает ли все это, что революция 1917 года для России стала шагом назад? Думаю, что нет. По своим целям она была устремлена вперед, но методы, которыми проводились преобразования, ошибки в теории и практике, завели СССР и другие страны, использовавшие его опыт, на обочину исторического развития. Однако тупики развития порой дают выход для мысли. Во всяком случае, сегодня мы точно знаем чего нельзя делать при строительстве нового общества. Что надо делать — тоже в целом понятно.

Александр Желенин