«Они живут лучше нас»

Как живут столичные бездомные, почему они не хотят отказаться от существования на улицах, выясняла корреспондент «Росбалта».

Вместе с «Социальным патрулем» из ЦСА «Люблино» мы отправились прочесывать район Арбата в поисках бездомных.

Каждый раз бригады формируются заново и отправляются в новое место — ни слаженного коллектива, ни привычных маршрутов. Сегодня на борту патрульной машины двое соцработников — Наталья Бодрова и Светлана Покровская, и водитель — Андрей Купрюхин.

С наступлением холодов, когда столбик термометра начинает ползти вниз, у соцработников настает горячая пора. «Летом бомжи разъезжаются: кто на дачу, кто — на море, а те, что остаются в городе, в нашей помощи не нуждаются», — делится Наталья.

«На море? Вы серьезно?» — даже не пытаюсь скрыть удивления.

«Ну да, — подхватывает Светлана. — Они на электричках обычно ездят: сначала на одной, потом на другой — и в Сочи, здоровье поправить. А как лето заканчивается, снова в Москву».

«Да они лучше нас живут, — не выдерживает Андрей. — Иной раз смотришь, у него на ногах «Эконика», новые. Я ни себе, ни своей семье не могу такие позволить. Да вы спросите, как часто Наташа со Светой себе комплекты зимние меняют! А подопечным по два, по три за сезон выдают. И не какое-нибудь старье, все новое — дубленки, кожа. Сейчас бездомных в толпе не отличишь».

«Отличишь, — пытаюсь поспорить. — По запаху».

«Вы знаете, — объясняет Наталья, — они ведь часто не моются потому, что так больше подают, так они больше на бомжей похожи. Но если им куда-то поехать нужно, они всегда знают, где это можно сделать».

«Иной раз привезешь их обедать, а кто-нибудь ворчит: дескать, опять эти макароны с сосисками, — не унимается Андрей. — Им помощь предлагаешь, а они посмеиваются. Ты, говорит, сколько раз в день ешь? Два. А я — семь».

Патрульные делят бездомных на касты: на Курской — «простолюдины», на Киевской — «интеллигенция». Обычно в каждом районе есть свой костяк, хотя время от времени встречаются и новые лица.

«Молодежь до 30 лет на улице долго не задерживается, — говорит Светлана. — Если с работой в столице не вышло, летом в Москве потусуются и домой уезжают». Здесь нужно оговориться, что львиная доля столичных бомжей — это приезжие из ближнего зарубежья и российской провинции. Москвичей среди них 14%.

«А после 30 что мешает уехать?» — продолжаю беседу. Дорога длинная, снег выпал, в городе пробки, так что времени на разговоры предостаточно.

«Молодежь возвращается к родителям. После 30 у многих родителей уже нет. Есть бывшие жены, махинации с квартирами, судимости. В общем, многих там, откуда они приехали, давно никто не ждет», — резюмирует соцработница.

Разговор прерывает звонок. «Да… Да… Диктуйте адрес».

«У нас вызов, — говорит Наталья. — Арбатская площадь». Дальше мы едем уже целенаправленно.

«А что вы им предлагаете?» — спрашиваю у соцработниц.

«Можно поехать просто помыться, можно — на ночевку», — рассказывает Светлана. А можно — в новую жизнь. Только на предложения патруля бездомные соглашаются редко.

«Сидит бомж: центр города, сквер, рядом метро. Он весь больной, вонючий, на полметра во все стороны — черви с ноги валяются. Прохожие вызывают кто кого. В итоге к нему приезжает полиция, скорая, «Социальный патруль». Вы представляете, во сколько он обошелся бюджету? А ему хоть бы что! Никуда, говорит, не поеду. Свободный человек — имеет право», — вздыхает Андрей.

Спустя полчаса с момента вызова подъезжаем к «Арбатской». Паркуемся на площадке у выхода из метро со станции Филевской линии. «Клиент» притаился в инсталляции «МОСКВА» у кинотеатра «Художественный», уютно устроился в букве «В», обложился газетками, укрылся шерстяным одеялом и уснул.

Будить бездомных — опасное занятие, признаются мои собеседницы, однако деваться им некуда. Вооружившись медицинскими масками и резиновыми перчатками, они приступают к работе. Минут 10 патрульные тратят на то, чтобы добиться ответа. Затем разговор становится содержательным.

На деле вариантов не так уж много. В ЦСА «Люблино» бродягу сегодня уже не возьмут — он выпил. По «скорой» госпитализироваться он не хочет — два дня как вышел из больницы.

«Поедем с нами на Краснопрудную (там стоит палатка для бездомных — «Росбалт»), поешь, погреешься!» — предлагает Светлана.

«Не поеду! Зачем? Что я там поем? Здесь у меня в день еды на тысячу рублей, сигареты, выпивка, а там — суп пустой? Хотите, я отсюда уйду, но с вами не поеду. Мне потом сюда возвращаться без денег. В метро не пускают — вонючий, грязный. Значит, пешком», — объясняет он.

«А туберкулеза у тебя нет?» — продолжает соцработница.

«Да кто его знает», — разводит руками подопечный. Как выясняется, флюорографию он проходил в центре в Марфино — примерно год назад.

В процессе общения патрульные вспоминают: Сергей, из Таджикистана. «Он жил у нас в Марфино месяца три-четыре. Год назад сбежал, чтобы выпить, и снова оказался на улице», — рассказывает Наталья.

«Никуда я с вами не поеду, — продолжает протестовать Сергей. — Вот в наркологичку — да, но паспорта-то у меня нет, а без него туда не возьмут».

«Тебе в Марфино паспорт не сделали?» — спрашивает Светлана.

«Нет. У меня и бумага с печатью есть от таджикских властей, что таких граждан у них нет и не было. А кто ж мне его еще выдаст?» — вздыхает он.

«Куда ты пойдешь? Холодно ведь, замерзнешь», — не унимается патруль.

«В метро пойду. Немного погреюсь и выйду, потом опять погреюсь и опять выйду. Деньжат соберу, выпью, и снова в метро», — расписывает Сергей свой нехитрый план.

Патрулю приходится признать поражение.

Идем дальше. У выхода со станции «Арбатская» «синей» ветки встречаем еще одного. В правой руке — стакан с мелочью, в левой — слойка, которую он с аппетитом жует.

Слепой бродяга — Роман, который ежедневно у самого входа в метро просит у москвичей «на бухло» (именно с такой формулировкой), ехать с патрулем тоже отказывается. Причина проста: здесь деньги и выпивка, а там сплошные ограничения.

В Москву, как поясняет Роман, он приехал с мамой еще в 2000 году, на операцию в клинику Федорова. «У меня глаукома, — рассказывает бездомный. — Трижды меня оперировали, а потом все».

Как получилось, что он — совсем незрячий — остался в столице, а мать вернулась домой, Роман не рассказывает. Там, откуда он родом, у него есть сестра, но отношения они не поддерживают. «Она замуж вышла, детей родила. Зачем я ей жизнь буду портить», — объясняет он

«Вот вы со стаканчиком сидите, вам подают. А деньги как считаете?» — обращаюсь к нему.

«Наощупь», — отвечает собеседник, и пытается продемонстрировать. Высыпает в ладонь горстку мелочи, трогает пальцами и приговаривает: «вот пять рублей, вот два», так ни разу не угадав. Очевидно, Роман — фигура не совсем самостоятельная. Его миссия — собирать деньги, а дальше «друзья» уже сами решают, что с ними делать. Но видимо, такая жизнь ему по вкусу. «С матерью, которая живет в Армавире, он время от времени созванивается, но домой возвращаться не спешит: «да кому я там нужен — инвалид?»

Роман тоже остается на улице.

Сегодня соцработников ждет еще Старый Арбат, но женщины точно знают — в этот раз с ними никто не поедет. «В минус пятнадцать они сговорчивей. Пока же для них важнее выпить, чем согреться», — резюмирует Светлана.

P.S. Минувшую ночь Сергей не пережил - скончался от переохлаждения. По данным РEH ТВ, ранее он одно время являлся преподавателем философского факультета МГУ, чем и объяснялись его прозвища Кришна и Философ.

Анна Семенец