Они готовятся осчастливить народ

На турецкие курорты возобновляются чартерные рейсы из России. Растет вероятность, что к зиме отечественные туристы вернутся и в Египет. Через четыре месяца каждому пенсионеру выпишут по 5 тыс. рублей. А в 2017-м пенсии полностью проиндексируют по инфляции. Наши граждане успели отвыкнуть даже от самых немудреных послаблений и наград, а тут вдруг сразу несколько.

В чем причина?

Казна разбогатела? Ничего подобного. Ее доходы продолжают снижаться.

Эрдоган исправился? Не похоже. Как раз сейчас проводит в Сирии вместе с союзниками-туркоманами собственную сухопутную операцию, которая явно не ложится в планы «друга Владимира».

Дело в другом. Кое-что начало сдвигаться в головах наших власть имущих. Процесс медленный и успевший пока пройти только начальную стадию, но поучительный.

«Россия богата не только углеводородными ресурсами. Люди — вот наша „вторая нефть“, которая… по своему значению вскоре займет заслуженное первое место». Семь с половиной лет назад, на пике прошлого нашего кризиса, эти чудесные слова произнес Сергей Иванов, ныне полуотставник.

Будем объективны. Иванов увязывал тогда будущий рост доходов, извлекаемых начальством из «людей», не только с вульгарным затягиванием поясов, но и с совершенствованием их трудовых умений, со становлением, как он выразился, «экономики знаний». Только наловчившись лучше работать, простонародье, по его мысли, станет достаточно подготовленным, чтобы заменить собою для капитанов державы и нефть, и газ, и даже, может быть, мазут.

Пролетели годы. «Экономика знаний» оказалась на свалке использованных лозунгов.

И вот в начале нынешнего кризиса крылатую фразу вспомнили и некоторое время, лукаво перемигиваясь, повторяли в начальственных кабинетах. Народ, мол, — вторая нефть. В том простом и ясном смысле, что потерянные нефтедоллары можно и нужно выжать из подданных. Ведь их терпение, как известно, не знает границ. Они будут только рады жертвам и лишениям.

Довольно долго казалось, что так оно и есть. Простые люди кротко все переносили, а люди руководящие не стеснялись изобретать для них все новые и новые проблемы.

Первые признаки пересмотра доктрины замещения нефти народом обнаружились примерно полгода назад. Чиновники социального блока правительства принялись с сочувствием отзываться о страданиях рядовых граждан. Высшее руководство перестало придумывать и объявлять новые продуктовые и туристические бойкоты. А статистическая служба изменила методики подсчета количества бедных, и отчетные цифры стали гораздо утешительнее.

Наряду с виртуальными мероприятиями осуществлялись и реальные. Работодателей заставили свести к минимуму увольнения. Начиная с весны 2016-го уровень безработицы (с исключением сезонного фактора) медленно снижается. В июле он составил всего 5,6%. Это практически столько же, сколько было год назад, и явно мало для экономики, почти бесперебойно идущей вниз.

В таких ситуациях всплеск безработицы, то есть переток людей с убыточных предприятий и из упадочных регионов в живые сектора и процветающие области, был бы явлением нормальным. Но властная вертикаль этого не допустила, прекрасно зная собственную неспособность поддерживать, переучивать и помогать в переселении тем, кто ищет и находит новую работу. Поэтому выход из кризиса откладывается на потом, но зато сегодня количество потерпевших и недовольных сравнительно невелико.

Конечно, не все выходит складно. Тонущие фирмы остаются тонущими, а государственные менеджеры — самими собой. Видео, на котором самарский губернатор Меркушкин обещает покарать тольяттинскую работницу невыплатой ей долгов по зарплате, стало сетевым хитом.

Но вообразите себе другую картину. Прогоревшим предприятиям не мешают исчезать. На улицах — массы возмущенных людей. Вот с этим наш режим справиться действительно неспособен. Он понятия не имеет, как действовать в таких случаях.

Поэтому разорившиеся фирмы, которые не платят зарплату персоналу, продолжают формально существовать. Борьба за выплату зарплатных долгов превращается в непрерывный процесс, в котором для чиновного люда предусмотрена почетная роль посредников и контролеров. Между низами и бюрократическими верхами сама собой возникает возможность для сотрудничества на почве борьбы за то, чтобы ничего не менялось. Меркушкин просто был не в форме и неудачно сыграл. Возможно, в следующий раз у него получится.

Что же до повальной начальственной нервозности, то она очевидна. Репрессии, которые обрушились на краснодарских фермеров, двинувших было «к Путину» жаловаться на рейдеров-латифундистов, совершенно несоразмерны скромному масштабу протеста и осторожности участников.

Но мелкий, почти никем у нас не защищаемый бизнес любых разновидностей, будь-то в городе или в деревне, — постоянная жертва и самого этого кризиса, и начальственных «антикризисных мероприятий». Где может, он сейчас прячется в тень, а где не может — подвергается разгрому. По стране победоносно шествует социальная и хозяйственная архаизация. Не имеющий крыши частный сектор — вне того пакта, который верхи пытаются сейчас наладить с широкими массами.

Главное в этом предполагаемом пакте — удовлетворить те и только те потребности, которые массы считают для себя критически важными и не согласны больше урезать.

В последние месяцы перестал идти вниз уровень потребления товаров и услуг. Импорт товаров (в физическом объеме, с устраненной сезонностью), по расчетам Центра развития ВШЭ, нынешним летом приостановил свой долгий спад и уже не уменьшался, достигнув, видимо, некой черты, ниже которой народ не готов терпеть.

Некоторое понимание того, что порог долготерпения достигнут, сквозит и в прочих начальственных послаблениях — от реставрации дешевого заграничного туризма и до новейших пенсионных посулов.

Но пакт — если, конечно, верхи его сформулируют, а низы согласятся принять, — должен охватить все стороны жизни. Особенно интересными обещают стать мероприятия в сфере духовных потребностей масс. Ведь одна из таковых — всеобщее или почти всеобщее высшее образование. Его дороговизна и развращающее влияние на народ — давняя тема начальственных жалоб, а сокращение числа учреждений, имеющих право выдавать дипломы, было одним из главных лозунгов Минобрнауки в эпоху Ливанова.

Разоблачители отставного министра с особым чувством напирают на то, что он-таки добился своего — реально урезал число студентов. Но посмотрим внимательно.

В 1990-м в России было 2,8 млн студентов. А численность тех, кому от 20 до 24 лет, т. е. возрастной группы, которая поставляет в вузы большую часть их контингента, — 9,8 млн. В три с половиной раза больше. В 2010-м картина радикально изменилась. Студентов стало 7,05 млн, а тех, кому от 20 до 24 лет, — 12,2 млн. И, наконец, в 2015-м, ввиду прохождения демографической ямы, заметно меньше стало и тех, и других — соответственно 4,8 млн и 9,3 млн. Ливановские усилия почти не изменили пропорцию. Народ настоял на своем.

А теперь ответим на вопрос: что может, а что не может новый министр Васильева?

Действуя в рамках вышеупомянутого пакта верхов с низами, она не может сколько-нибудь заметно уменьшить долю студентов в общей массе молодежи. Народ не поймет. А вот клерикализацию и общее ухудшение качества высшего образования она, если очень захочет, провернуть может. Но при условии, что на количестве выдаваемых дипломов это не отразится.

В этом вся логика пакта с массами, к которому сейчас интуитивно потянулся руководящий класс, поняв, что использовать народ в качестве заменителя нефти все-таки не получилось. А раз так, то вместо перманентного затягивания поясов пора предложить людям стабильность. В собственном, корпоративном ее понимании. Да, заскорузлую, архаичную и, видимо, не очень долговечную. Но чего-нибудь получше они для нас придумать не могут.

Сергей Шелин