Кремль теряет родственные души

Не стану гадать, окончательно ли отстранена от должности Дилма Русеф, или над ней в конце концов сжалятся и разрешат доработать оставшиеся два с чем-то года последнего ее президентского срока. В любом случае левопопулистский режим бывшего харизматика Лулы да Силва и его выдвиженки Русеф, правивший Бразилией с 2002-го, идет к финишу.

И не надо спрашивать, полностью ли справедлива вся эта лавина коррупционных разоблачений. За детали не поручусь, но по большому счету обоснованность выдвинутых обвинений не вызывает сомнений.

Коррупция в Бразилии системная, и охвачен ей весь политический класс. Русеф, может быть, замаралась меньше многих, но уж ее патрон Лула, которого она так отчаянно пытается выгородить, издавна считался чемпионом по этой части. Что не помешало ему в 1992-м самым энергичным образом способствовать импичменту тогдашнего президента (и своего удачливого конкурента на выборах в 1990-м) Колора ди Мелу, тоже уволенного за коррупцию. Ну а сейчас подошла очередь самого Лулы и его наследницы. Таковы уж нравы и традиции современной Бразилии.

Что же до наших домашних дел, то следствием довольно банальных событий в далекой стране станет исчезновение с кремлевской пропагандистской карты не только оскандалившегося дружественного режима, но, пожалуй, и всего БРИКа. Пора ему в архив.

Как и почти все прочие фигуры пропаганды, альянс, именуемый то ли БРИКом, то ли БРИКСом, в реальности никогда не существовал. Однако его виртуальная история многое говорит не только об интеллектуальных наклонностях нашей системы, но и о странностях всей окружающей действительности.

Аббревиатуру BRIC (Бразилия, Россия, Индия, Китай) придумал в 2001-м Джим ОʼНил, главный аналитик американского гиганта Goldman Sachs, экономический шарлатан с мировым именем. Цель была самая почтенная — привлечь в Goldman Sachs деньги мелких спекулянтов для игры с акциями предприятий упомянутых четырех огромных держав, которым ОʼНил предрек полвека стремительного и безостановочного хозяйственного роста.

Приманка сработала, причем в непредвиденно больших масштабах. Аббревиатура чрезвычайно понравилась нашим вождям, а частично и правителям трех остальных государств. БРИК превратился в подобие политического клуба и даже зачем-то пополнил свои ряды Южной Африкой, страной далеко не огромной и не особо процветающей.

Разумеется, никаких решений, кроме символических, в этом клубе не принималось, но БРИК-БРИКС нашел свою нишу в продукции нашего агитпропа. Его преподносили как противовес объединениям западных стран, которых, согласно авторитетным предвидениям зачастившего в Россию ОʼНила, БРИКу предстояло вскоре обставить по всем экономическим пунктам.

После разрыва нашего режима с Западом и пропагандистский, и практический интерес к БРИКу вырос еще сильнее. Очень хотелось предъявить собственному народу, а также всему человечеству, каких-нибудь мощных друзей — притом желательно не по отдельности, а целым коллективом.

И тут пошли огорчения. Каждый из потенциальных собратьев разочаровывал по-своему.

Китай, на который возлагались самые большие надежды, отказал и в политическом союзничестве, и в сколько-нибудь крупных деньгах. Да и сама его система (за исключением уникального опыта блокирования интернета) оказалась совершенно непригодной для перенимания. Интересы Индии были настолько далеки от интересов России, что идеи превратить продажи ей оружия во что-нибудь большее увяли сами собой.

Оставалась Бразилия. Хозяйственного и геополитического сотрудничества с ней никогда не было и не предвиделось, но она манила к себе, так сказать, духовно, поскольку издалека выглядела почти двойником нашей державы.

Гигантская территориально (лишь вдвое меньше России). С огромным населением (на 40% больше нашего). Тоже среднеразвитая (бразильский ВВП в 2015-м равнялся 90% российского, считая по паритетам покупательной способности, и 140% — считая по обменным курсам). Тоже с комплексом великой державы. Тоже с устойчивыми антизападными наклонностями, а поэтому уклоняющаяся от любого серьезного сотрудничества с США и Евросоюзом. И тоже с популистским режимом, претендовавшим на несменяемость и сохранение у власти через передачу полномочий по наследству. Само существование на другом краю планеты огромной страны с системой, вроде бы родственной нашей, как-то утешало Кремль в нынешних его заботах.

И вдруг оказалось, что все не так. Ни верхи, ни низы в Бразилии вовсе не желают возврата к авторитарным режимам, последний из которых сошел со сцены еще в середине 1980-х. Судебная система, парламентаризм и прочие бразильские институты сработали совершенно не так, как у нас. «Антизападная» Бразилия в глубинных своих основах оказалась куда больше похожа на Запад, чем на нас.

У этой страны полно болезней, отдаленно похожих на российские, но на них смотрят иначе и лечат по-другому. Правящий слой там тоже раздробленный и продажный, но он не ищет твердую руку. Народ там тоже не любит капитализм, но рыночная реконструкция экономики, с большим хозяйственным успехом начатая в 1990-е, хоть и была остановлена левым режимом Лулы—Русеф, но ее не обратили вспять. Дистанция между привилегированным слоем и низшими классами в Бразилии была огромна, как и у нас, но за 14 лет правления левых она заметно уменьшилась, если их агитпроп не врет.

При всей своей великодержавности, бразильцы не стремятся силой навязать свою гегемонию Южной Америке. Их военные траты не дотягивают до 1,5% ВВП и в несколько раз меньше российских. Эта держава даже не обзавелась ядерным оружием, хотя при своем потенциале без проблем могла бы это сделать.

Сегодняшняя общественная, экономическая и политическая модель Бразилии — с ее недостроенностью капитализма, чрезмерным изоляционизмом, букетом внутренних слабостей и противоречий — достигла пика возможностей. Отсюда застой и спад последних лет, почти такой же глубокий, как у нас.

Чтобы с точностью предрекать, когда и по какой траектории эта страна выйдет из кризиса, надо быть ОʼНилом. Добросовестные эксперты стараются не строить детальных прогнозов, хотя что именно нужно сделать, более или менее понятно. Происходящее сейчас в Бразилии — часть захватившего всю Латинскую Америку процесса упадка и ухода со сцены левых режимов всех оттенков авторитарности: от Аргентины, где только что рухнула киршнеровская династия, и до «боливарианской» Венесуэлы, режим которой, видимо, решил не покидать своего поста, пока не сокрушит все, что осталось от ее экономики.

Новые правительства, включая бразильское, удачно или нет, но пойдут другими путями. И эти пути не будут похожи на тот, по которому следует система Путина. Что для нашей державы на самом деле и к лучшему. Ведь если в большой и сильной стране режим становится слишком уж похожим на наш, то получается турецко-российский конфликт. Бразилия — не Россия. Бразильско-российского конфликта не будет.

Сергей Шелин