Русский хаос на итальянской почве

Про Россию порой говорят, что мы, мол, – не Европа. Что мы безнадежно отстали от развитых стран мира. Что только наш народ из всех «условно европейских» проявляет удивительную склонность отторгать нормальный демократический порядок и порождать бардак во всех делах, за которые берется.

Действительно, в политическом, экономическом и социальном развитии мы явно отстаем от многих европейских стран. Однако в безапелляционных рассуждениях о нашей абсолютной отсталости есть сильное упрощение. Европа на самом деле очень разная. Причем даже в ведущих странах со старой культурой существуют регионы, выглядящие как своеобразный провал в ровном ряду членов Евросоюза.

Не скажу, что, отправляясь на Сицилию, я искал именно такие провалы. Меня в первую очередь интересовала культура. Но прежде чем удалось познакомиться с ней, обнаружилась масса малоприятных неожиданностей. Сицилия предстала землей постоянного хаоса, нисколько не похожего на привычный европейский порядок, характерный, в том числе, для различных регионов северной Италии. Более того, Сицилия в плане неприятных сюрпризов обошла даже хорошо знакомый мне Неаполь – город, который у нас принято приводить в качестве примера антисанитарии и неустроенности быта.

Что поджидает нас на Сицилии

Самолет, на котором я летел из Рима в Палермо, сильно опоздал без всяких видимых причин. Автобус, везущий пассажиров из аэропорта в город, сломался, даже не начав движения.

Затем возникли проблемы с отелем. Номер был у меня забронирован и оплачен заранее. Тем не менее, когда я добрался до гостиницы, свободной комнаты там не оказалось. Меня поселили в «партнерский» отель по соседству, но лишь на одну ночь из трех, которые предполагалось провести в Палермо. Рано утром, вместо того чтобы спокойно осматривать достопримечательности, я должен был вновь кинуть вещи в чемодан и перетащить его в первый отель. Комнаты мне там, правда, опять не предоставили, справедливо сославшись на то, что расчетный час, когда освобождаются номера, наступает лишь в двенадцать. «Приходите после двух, – вежливо сказал портье, – обязательно поселим».

Я оставил чемодан в камере хранения отеля и отправился гулять по Палермо, не собираясь возвращаться до вечера. Около семи обнаружилось, что комната по-прежнему не готова, причем исключительно из-за бардака. Горничная бросилась домывать пол, и лишь минут через двадцать мне удалось, наконец, вселиться.

Не хочу создавать впечатление, будто на Сицилии туриста ждут лишь испытания. Отель был уютным и чистым, персонал - вежливым, круассаны на завтрак - вкусными. Но за пределами этого маленького «островка Европы» на меня обрушивался мир, который лишь с оговорками можно назвать европейским. Палермо – чрезвычайно грязный город. Причем если в Неаполе создается впечатление, что власти просто не справляются с вывозом мусора, то на Сицилии грязь лежала где попало и даже попахивала - при полном равнодушии умиротворенных жарой сицилийцев.

В крупных туристических центрах, таких как Неаполь или наш Петербург, естественной логикой действия городских властей является наведение порядка в районах расположения достопримечательностей, тогда как на окраины и задворки часто не хватает сил и средств. В Палермо я обнаруживал омерзительные помойки в наиболее красивых местах. Десяток воняющих отбросами баков расположился на набережной, с которой открывается впечатляющий вид на окруженный скалами голубой залив. Чуть дальше по берегу стоят скамейки, где, по идее, можно сидеть, глядя на закат солнца, но спинки выломаны, от сидений осталась одна узкая доска. К тому же за вездесущими собаками там явно никто не убирает.

На Piazza del Parlamento перед королевским дворцом, где, в частности, расположен региональный парламент, давно уже не ступала нога дворника. А поскольку нога туриста и местного жителя туда ступает часто, то на земле обнаруживается множество продуктов их жизнедеятельности - оберток, окурков, раздавленных банок, выброшенных пакетов… Урны редко опорожняются и переполнены уже с утра. Выбросить мусор некуда, кроме как под ноги.

С другой стороны дворца – на Piazza Indipendenza – вроде, почище. Но там я обнаружил иные признаки хаоса. С этой площади уходит автобус к главной достопримечательности Сицилии – собору в городке Монреале. Казалось бы, остановка должна быть хоть как-то обозначена, чтобы ее мог найти путешественник. Однако не только специальных указателей, но даже обычной таблички с номером автобуса обнаружить не удалось. Местные жители подтвердили, что именно отсюда едут в Монреале, и я стал ждать. Стоять пришлось больше часа без полной уверенности, что транспорт и впрямь будет. Причем молодая итальянская и пожилая французская пары, ждавшие вместе со мной, также мало что понимали. Лишь за пятнадцать минут до прихода автобуса итальянцам удалось метрах в ста обнаружить киоск, за стеклом которого висела неприметная бумажка с расписанием рейсов до Монреале.

До собора мы добрались уже в сиесту. Поскольку дневной перерыв для сицилийца – это святое, пришлось ждать еще два часа до открытия храма. За это время, прогуливаясь по городку, я обнаружил хорошо обозначенную остановку в самом удобном для туриста месте. Это вызвало удивление, поскольку автобус, который нас привез, высадил пассажиров не там, а при въезде в Монреале. Когда настало время отправляться в Палермо, я пришел на удобную остановку, но на всякий случай поинтересовался у прохожего, действительно ли здесь бывают автобусы. Оказалось, что сюда они не заезжают, и надо идти пешком к тому месту, где нас раньше высадили. Очевидно, пассажиры не «клюют» на заманчивую остановку и благополучно добираются до Палермо лишь потому, что все они утром приезжают оттуда и знают, куда следует возвращаться для посадки.

Подобные бытовые «мелочи», встречающиеся на каждом шагу, гораздо больше определяют облик Сицилии, чем «штампы» относительно преступности. Впрямую ограбить меня никто ни разу не попытался, хотя я бродил в одиночку в темноте по разным глухим районам Палермо и Катании. Зато в траттории Таормины попытались надуть столь нагло и цинично, как ни разу не делали ни в одном из ресторанов Италии. К счету просто приписали фрукты и кофе, а когда я обратил на это внимание официанта, тот нехотя извинился, отметив, что ко мне случайно попал счет с соседнего стола. В траттории я в тот момент был единственным клиентом, причем другие строчки счета соответствовали именно моему заказу.

Другой пример мошенничества (уже официального) – продажа билета в церковь Сан-Катальдо в Палермо. Вход в нее прикрыт занавеской, которую откидывают, лишь взяв с вас два евро. Если бы занавески не было, любой посетитель с порога мог бы увидеть, что в крохотном храме ничего от исторического интерьера не сохранилось, и деньги берут ни за что.

Это, впрочем, мелочь по сравнению с тем, что вытворяют в кафедральном соборе. Чтобы брать специальную плату за осмотр гробниц древних монархов, их отгородили мерзкими щитами, изуродовав все пространство храма.

Но есть у сицилийских властей и благие начинания. Самое яркое – туалет на вокзале в Катании. Он представляет собой удивительный пример сочетания высокой технической культуры с низкой культурой бытовой. Проблема чистоты решается следующим способом: вместо пола в туалете установлена решетка, под которой проносится мощный поток воды.

Все гениальное просто. Возникает лишь вопрос, почему русские и сицилийцы сначала сами создают себе трудности, а затем (как отмечал Черчилль) героически их преодолевают? Об этом поговорим дальше.

Почему Сицилийское королевство совсем не похоже на Киевскую Русь

Для ответа на вопрос о странном российско-сицилийском сходстве первым делом начинаешь искать общее в нашей истории, поскольку географически и климатически мы слишком уж далеки друг от друга. А вот в историческом плане действительно есть важный этап развития, который нас чрезвычайно сближает: как Русь, так и Сицилия были в Средневековье плодами норманнской экспансии. Проще говоря, к нам в IX веке вдруг заявился варяг Рюрик с целью наведения искомого новгородцами порядка. Он сформировал государство и породил династию рюриковичей. А на итальянский юг прибыли в XI столетии братья Отвили. Власть захватили в суровых боях и основали государство с центром на Сицилии, но простиравшееся при этом к северу по Апеннинам вплоть до Неаполя. Собственно говоря, то, что считается нынче отсталым итальянским югом (так называемым регионом «Меццаджорно»), – это и есть территория, на которую тысячу лет назад распространили свою власть норманны. Там, где они особенно прочно укрепились (на Сицилии), нынче больше всего бардака, а там, где послабее, существуют проблески нормального европейского порядка.

Из этих исторических фактов можно сделать вывод, будто русские и сицилийцы по природе своей мягки, ленивы и безалаберны. Они не обладают способностями к государственной организации, а потому в свое время легко отдались в руки небольшой кучки сильных, волевых норманнов. Те держали покоренные народы в ежовых рукавицах, но как только давление сверху ослабло, хаос стал неудержимо распространяться во все стороны.

Теории такого рода соблазнительны и нынче очень модны. Культура, мол, навсегда определяет судьбу народов. В крови у нас есть что-то такое, как говорил Петр Чаадаев. Неспособны к порядку – и все тут.

Впрочем, путешествие по Сицилии с внимательным осмотром памятников норманнской эпохи разрушает простенькую интеллектуальную конструкцию, сформированную чтением популярных исторических очерков. Мир сицилийцев XI–XII веков лишь на поверхности был норманнским, тогда как в глубине его обнаруживаются признаки культуры, происходящей отнюдь не из северного источника. У политической власти стояли потомки рода Отвилей, и целый ряд баронов, владевших землями, происходил из числа завоевателей. Но вовсе не они определяли параметры экономической и духовной жизни.

Заглянем в небольшой курортный городок Чефалу, находящийся в часе езды по железной дороге от Палермо. В Чефалу можно погреться на солнце, искупаться в море и даже вскарабкаться на гору к развалинам старинного замка, откуда открывается чарующий вид на окрестности. Но главное там другое.

В центре стоит суровый романский (по стилю) собор, воздвигнутый во времена норманнов. Строгие темные стены, аскетичные башни. На ступенях лестницы, ведущей к порталу, заканчивается веселая курортная суета. Здесь тихо сидят люди, греются под солнышком. А позади собора возвышается мрачная серая скала с горизонтальными трещинами, как бы нарезающими ее на пласты. Кажется, будто кусок сурового скандинавского севера волшебным образом перенесся с норманнами на мягкий сицилийский юг.

Но как только мы входим внутрь, нас сразу захватывает совершенно иной мир – греческий. Огромный мозаичный Христос смотрит на посетителей из апсиды собора грустным, слегка испуганным взглядом, будто бы спрашивая, зачем все оставили его в час испытания на Голгофе. Это, пожалуй, лучшая мозаика из тех, которые мне доводилось видеть в Италии. Господь вроде бы нависает над миром, как принято в старом византийском искусстве, но в то же время он удивительно соразмерен нашим чувствам и вовсе не грозен. Это – не судящий грешников Бог, а Бог сопереживающий. Бог, которого распяли. Бог, который претерпел муки, и может поэтому понять всякого, кто со своими муками приходит молиться в собор маленького городка Чефалу.

В Монреале мозаики покрывают весь собор и представляют собой подробное изложение божественной истории. Здесь всегда море туристов, и, может, поэтому Монреале не производит столь сильного впечатления, как Чефалу, хотя бесспорно является одним из величайших культурных памятников Европы.

Самый простой способ увидеть «норманнское» искусство – это сходить в Capella Palatina Дворца Норманнов, расположенного в самом центре Палермо. Эта небольшая церковь выглядит, как драгоценный ларец. Вся покрыта мозаиками. Восхищаясь ими, следует, правда, иметь в виду, что наиболее яркие «детали» доделаны через много веков после того, как норманнское государство приказало долго жить. Изящно всплеснувшая руками мадонна из центральной апсиды или веселенький Св. Петр из боковой представляют собой явный продукт культуры барокко. Но на подобные «тонкости» в Палермо не обращают внимания туристов. Как говорится, не обманешь – не продашь.

Впрочем, забудем про подделки и вернемся к главному. Настоящие мозаики в Палермо, Чефалу и Монреале – это продукт не норманнской, а византийской культуры. Более того, если внимательно посмотреть на внешнюю сторону апсиды в Монреале и на общий облик кафедрального собора в Палермо (еще одного важнейшего памятника), можно увидеть совершенно непривычные для европейской архитектуры формы. Это – следы культурного влияния сарацинов, которое, помимо Сицилии, существовало разве что на юге Испании.

А в двух шагах от Дворца Норманнов стоит храм Сан-Джованни дельи Эримити, красные купола которого напоминают скорее мечеть, чем христианскую церковь. Туда можно войти за 6 евро и посмотреть на продукт арабского влияния, стараясь не обращать внимания на то, что уже в утренний час на полу лежит птичий помет, который ленивым служителям даже не приходит в голову убрать.

В общем, под «норманнской оболочкой» основную культурную работу на Сицилии проделывали греки и арабы, обладавшие умениями, намного более совершенными, чем умения любых европейцев XI–XII веков. Именно поэтому в «норманнской» Сицилии были созданы столь грандиозные памятники, которые «варяжской» Руси и не снились.

Более того, арабы с греками в основном формировали государственный аппарат норманнских королей, поскольку именно они умели управлять державой. Помимо этого сарацинский контингент составил значительную часть армии норманнов, а греки выстроили профессиональный флот. Сицилия представляла собой синтез, как минимум, трех культур и в этом смысле качественно отличалась от Киевской Руси, принявшей христианство от греков, но не обладавшей достаточным числом греческих чиновников, строителей, художников, корабелов.

При ближайшем рассмотрении тезис о том, что Русь с Сицилией являются братьями, рожденными от норманнов, рассыпается в прах. Норманны были лишь правителями, вынужденными вписываться в совершенно различные культуры. С одной стороны - в славяно-финскую культуру рек, лесов и озер, с другой – в высокоразвитую городскую греко-арабскую цивилизацию.

Норманны не могли никому создать государство, как не может создать бизнес ни крышующий его бандит, ни работающий на него охранник. У норманнов было четыре пересекающихся между собой вида деятельности – грабеж, торговля, наемничество и крышевание. У слабых они отбирали все, что возможно. Награбленное перепродавали богатым покупателям. К этим же богачам могли пойти за плату на военную службу. А в идеале сами становились правителями, взимавшими дань с покоренного народа.

Если норманны крышевали «невинных» детей лесов и рек, получалось такое государство, как Киевская Русь. Если крышевали изощренных в государственном строительстве горожан, которые поначалу сами приманивали норманнов платой за службу, получалась Сицилия. Киевская Русь являлась отдаленной культурной провинцией Европы, тогда как Сицилия до поры до времени в культурном плане была одной из ее наиболее развитых частей. И все это под тонкой норманнской оболочкой, казалось бы, одинаковой для Востока и Запада.

Таким образом, нам надо переформулировать вопрос о причинах сходства российского и сицилийского бардака. Не стоит искать культурную общность двух народов. Более того, следует отказаться от самой мысли, будто культура – это судьба, и, следовательно, высокая вековая культура обязательно лежит в основе нынешнего высокого уровня развития. Ведь современная Скандинавия, откуда вышли в свое время дикие норманны, намного цивилизованнее нынешней Сицилии, имеющей просвещенных греческих и арабских предков.

Чтобы разобраться в сицилийской загадке, следует ответить на вопрос: каким же образом остров, о былом величии которого напоминают Палермо, Чефалу и Монреале, впоследствии так «деградировал»?

Сицилия между барокко и бардаком

Впрочем, проблема Сицилии состоит не в деградации, а в том, что остров долгое время не развивался, пока другие регионы Европы модернизировались. Именно этим определяется отставание.

Тысячу лет назад вся Европа состояла из величественных соборов, окруженных кварталами нищеты и непролазной грязи. Триста лет назад соборов было еще больше, и их убранство было еще богаче, чем прежде, но грязь и нищета оставались примерно на том же уровне. А затем различные страны вдруг двинулись вперед. Возросло качество жизни широких масс. Чисто стало не только в соборе, но также на улице и в домах простых горожан.

В известной мере жизнь модернизируется и на Сицилии. В этом легко убедиться, сравнив нынешний быт с картиной, представленной в фильме Лукино Висконти «Земля дрожит» (1948 год), где режиссер заснял настоящих рыбаков из-под Катании. Но все же загадка Сицилии состоит в том, что разрыв между потрясающими храмами и окружающим их убогим миром по-прежнему велик.

Американский политолог Роберт Патнэм, внимательно изучавший, как работает демократия в современной Италии, показал, что север и юг со Средневековья двигались в совершенно разных направлениях. В свободных городах севера высока была гражданская активность, которая, в свою очередь, способствовала бурному экономическому развитию. А на юге норманнское наследие после пресечения мужской линии рода Отвилей попало под власть германских императоров. Фридрих II Гогенштауфен попытался уже в XIII веке сформировать настоящее абсолютистское государство, в котором для самостоятельности подданных не оставалось никакого места. Эта традиция, наметившаяся в Средневековье, и заложила основы нынешнего южно-итальянского провала.

Патнэм, думается, совершенно прав, объясняя, почему Сицилия выглядит диковато на фоне развитого итальянского севера. Но остается важный вопрос. Во времена Фридриха II почти вся Европа отставала от таких успешных городов-государств, как Венеция, Флоренция, Генуя, Милан. Почему же с тех пор прогрессировали немцы, французы, датчане и шведы, у которых тоже были в свое время абсолютистские режимы, а Сицилия заняла место в хвосте европейской гонки за модернизацию? Почему на Сицилии не сработали те стимулы, которые заставляли других европейцев со временем жить по-новому?

Дело в том, что после целого ряда войн и династических пертурбаций итальянский юг стал частью гигантской испанской империи, которая была своеобразным двойником державы российской в католическом мире. Испания подчинила себе огромные территории в Америке, Россия – в Сибири. Испания делала ставку на военную мощь, пренебрегая развитием торгово-ремесленных городов, и Россия двигалась в том же направлении. А самое главное, Испания считала себя единственным оплотом западного христианства (католичества), тогда как Россия – христианства восточного (православия). Духовные ценности подменяли ценности мирские. Люди всецело отдавали себя Богу и государству, находящемуся на службе у Господа, не размениваясь на «светские мелочи», вроде бизнеса или построения гражданского общества.

Более того, поданные как испанского короля (включая сицилийцев), так и русского царя считали ересью все, что шло от мирской суеты, а не от официальной церкви. И это консервативное историческое наследие нас гораздо больше сближает, нежели «происхождение от норманнов».

Католическая церковь для утверждения своих позиций с конца XVI века взяла на вооружение искусство. С его помощью она попыталась сделать свои храмы особенно пышными и контрастирующими с убогостью жизни простых прихожан. Жители маленьких городков Сицилии стремились в соборы и церкви для того, чтобы приобщиться к величию, забыть грязь и нищету, побыть хоть какое-то время в невероятной красоте среди мраморных статуй, огромных картин и изящной лепнины. Искусство барокко (а именно этот стиль в XVII веке достиг максимальной вычурности) стало, по сути, элементом политтехнологии, отвлекающим человека от унылых будней. То есть примерно таким, каким нынче у нас является телевизор с его мылодрамами. Католические прелаты промывали мозги прихожан яркими образами, отвращая от характерных для протестантов собственных раздумий над страницами Библии.

Тот, кто хочет понять Сицилию, должен от наблюдения за бардаком обернуться, как ни странно, к изучению барокко. На первый взгляд, это вещи совершенно разные, но на самом деле неустроенность быта теснейшим образом связана с пышностью архитектуры, скульптуры и живописи.

Конечно, нельзя сказать, что барокко – это сицилийская диковинка. Зародилось оно в Риме, затем широко распространилось по Европе, особо высокого развития достигнув, естественно, в католических регионах. Скажем, одной главных достопримечательностей Палермо является площадь Quattro Canti – четыре изящных барочных фасада, выполненных в единой стилистике. Любоваться ими можно бесконечно, но надо признаться, что эта архитектурная композиция сильно напоминает знаменитую римскую площадь Quattro Fontane.

Однако есть на Сицилии в барочном искусстве такое, что можно увидеть, пожалуй, лишь там. И в первую очередь - маленький городок Ното, расположенный на противоположном от Палермо конце острова.

История этого барочного чуда восходит к страшному землетрясению, разрушившему практически всю восточную Сицилию в 1693 году. Катастрофа расчистила место под новое строительство. Можно было, конечно, не выпендриваться и возвести здания на старых местах, воспроизведя запутанную сеть узких средневековых улочек и маленьких площадей неправильной формы. Именно так, например, поступили в Сиракузах. Там не только центральную площадь полностью сохранили, но даже барочный домский собор оказался как бы нанизан на старинный античный храм, стоявший в центре города с тех пор, когда в Сиракузах была еще древнегреческая колония.

В Ното поступили по-другому: построили городок на новом месте. Рубеж XVII–XVIII столетий, как мы знаем из истории нашего Санкт-Петербурга, был эпохой рациональных, планомерных решений. Петр I свою столицу наметил в виде прямых линий, оптимальным образом связывающих разные части города. Сицилийский Ното тоже был решен в подобном ключе. Он представляет собой фактически несколько пересекающихся под прямым углом улиц, застроенных на протяжении XVIII века дворцами и храмами в стиле барокко. Поскольку этот город крайне мал в сравнении с Петербургом, то представляет собой удивительно гармоничный ансамбль, в который не вторгаются никакие позднейшие строения. Это абсолютно законченная архитектурная картина, «взятая в раму» и выполненная целиком из одного желтовато-коричневого камня.

Если бы Ното не существовал на протяжении трехсот лет, можно было бы подумать, будто этот городок построили совсем недавно на манер Диснейленда, поскольку, прогуливаясь по его улицам, путешественник попадает в сказочный мир. Кажется, что все это сделано для туристов и жить среди таких памятников нельзя. Но люди действительно жили в этих дворцах, молились Богу в этих храмах и полагали, по всей видимости, что создают прообраз будущей рациональной красоты, способной перевернуть мир.

В Ното, где землетрясение уничтожило весь «старый хлам», скопившийся веками, должно было, казалось, исчезнуть противоречие между прекрасными храмами и убогим бытом их прихожан. Увы, этот яркий архитектурный опыт остался лишь экспериментом. Он не сумел изменить жизнь в мире и даже на Сицилии.

Переберемся теперь в Катанию – второй по значению город острова. Он тоже был воссоздан по похожему параллельно-перпендикулярному плану после разрушений 1693 года. И здесь в историческом центре целый ряд роскошных дворцов и храмов, гулять между которыми – огромное удовольствие. Но стоит покинуть пределы маленького «барочного заповедника», как тебя начинает захватывать традиционный сицилийский хаос. Чего стоит хотя бы автовокзал города, откуда мне довелось уезжать в Ното, в Сиракузы и в Таормину. Простой загон для людей и автобусов, напоминающий какой-то убогий российский райцентр. Со скамеечками, на которых пристраиваются бомжи. Без здания с залом ожидания, буфетом и билетными кассами, которое обязательно существовало бы в любом европейском городе такого масштаба, как Катания.

Как на Сицилии духовные скрепы крепили

Итак, получается, вроде бы, что мы нашли основные причины сицилийского хаоса. Религия, поддерживающая властную имперскую вертикаль. Превращение храмов и искусства в элементы политтехнологии. Консерватизм, отторгающий обновление. В общем, духовные скрепы, которые так связали общество, что ему трудно было пошевелить пальцем (и тем более мозгами) ради модернизации.

Вроде бы, церковь и государство таким образом пытались укрепить порядок. Но любые духовные скрепы поддерживают систему лишь до тех пор, пока не начинает крепчать маразм. Когда люди видят, что с помощью ярких образов их соблазняют будущим, которое на поверку оказывается не соблазнительным, скрепы начинают издавать скрипы - а затем и вовсе разваливаются. Именно такую эволюцию проделали прекрасные барочные образы в европейской культуре, и особенно ярко это проявилось именно на Сицилии. Существует даже своеобразное понятие «сицилийское барокко». Поняв, чем оно отличается от классического римского, мы поймем, чем обернулось для сицилийцев укрепление скреп.

Римский барочный герой XVII века – это мраморный пророк с пламенным, пронзающим взглядом, или святая, находящаяся в экстазе при мысли о Господе. Своей ярко выраженной экзальтацией они заражают верующих и отвлекают их от унылой «бытовухи» ради мыслей о блаженном загробном мире. Сицилийский барочный герой XVIII столетия – ангелочек путто (мн.ч. - путти), забавный карапуз с крылышками, веселящийся даже в не слишком подходящем для проказ святом месте. Сделан он «под мрамор» из особого вида штукатурки («стукко»). Путто – мягкий, миниатюрный, нежный и хрупкий. Религиозной экзальтации от него не дождешься, зато всяческих приколов – сколько угодно.

Путти порой соседствуют со старыми барочными героями в интерьерах храмов, несколько приземляя религиозный пафос. Ведь всякая духоподъемная (или «духовно-скрепная») пропаганда должна разбавляться каким-нибудь прикольным шоу, чтобы навязанная экзальтация не доводила домохозяек до истерики. Лучший пример подобного рода – барочная капелла Роано собора в Монреале. Здесь блестяще выполненные скульптором пророки Даниил, Исайя, Иеремия и Иезекииль пронзают взглядами посетителей, тогда как путти отдергивают шторки, давая понять зрителю, что, может быть, это и не совсем всерьез. Может, религиозная экзальтация – это театр, а не настоящая жизнь?

Похожую роль играют милые путти и в Сан-Джузеппе деи Театини – храме первой половины XVII века, находящемся в Палермо прямо возле Quattro Canti. Однако со временем путти вдруг начинают жить в барочных храмах собственной жизнью, вытесняя или загоняя в угол персонажей с с признаками духовной экзальтации. Скажем, в церкви Сантиссимо-Сальваторе в Палермо эти дерзкие малыши ползут куда-то по стенам, тащат с собой лестницы и вообще затевают что-то, не вписывающееся в религиозные нормы.

Но лучшим местом, в котором обитают палермские путти, является храм Иисуса (Gesu), выстроенный иезуитами. В нем малыши располагаются, как у себя дома. Их в храме невероятно много. Интерьер, на первый взгляд, выглядит как резная мраморная шкатулка. И лишь присмотревшись понимаешь, что это не мавританская вязь, а бесчисленное количество обаятельных крохотных проказников, которые чего там только не вытворяют. Религиозный пафос каким-то образом растворился, уступив место миру игры и простых человеческих радостей. Легкий воздух и свет наполняют храм. Всюду свежесть и чистота. Белизна стукко на стенах резко контрастирует с жарой и грязью улиц Палермо. Откуда-то из-под сводов слышится птичье пение. Хочется здесь провести целый день, наблюдая за шалостями безалаберных малышей.

Впрочем, если бы только невинными играми путти все обернулось в эволюции сицилийского барокко, можно было бы, наверное, говорить, что борьба человека с духовными скрепами завершилась вничью. Есть, однако, в Палермо святые места, в которых высокий религиозный дух церкви окончательно рушится под ударами светских фривольных забав. И все они связаны с именем самого яркого сицилийского скульптора XVIII века - Джакомо Серпотты.

Одно из них - ораторий Сан-Лоренцо – не попало в основные путеводители, а потому туристы сюда заглядывают не часто. Привратница, продавшая мне билет, строго запретила делать фото, при том что купить открытки с творениями Серпотты там невозможно. Обычный для Сицилии идиотизм. Но, к счастью, у них там, как и у нас, строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения. Девушка ушла поболтать, а я начал фотографировать.

Чего только не вытворяли путти на стенах Сан-Лоренцо! Вот один взгромоздился другому на живот, вытянул руку, как Ильич на броневике, и, по-видимому, держит речь. Вот два проказливых путти устроили драку: один тащит другого за волосы, а тот отбивается. Вот «футболист» размахнулся ногой, будто сделал удар по воротам. Но все это меркнет перед сценками из соседнего оратория Сан-Розарио, где, например, один ангелочек с задумчивым видом щекочет другого в интересном месте - а тот хохочет-заливается… Такие вот «духовные скрепы».

И при этом практически ничего нет поистине сакрального. Более того, в храме Св. Франциска Ассизского можно увидеть скульптуру Серпотты «Теология», выполненную в 1723 году. Фальшивый, неестественный экстаз этой дамы – явная пародия на знаменитый экстаз Св. Терезы великого скульптора Лоренцо Бернини (1645-1652 гг.) из римской церкви Санта-Мария-делла-Витториа.

Караваджо еще в начале XVII века вытравлял пафос из религиозной живописи. Чего стоят хотя бы его «Похороны св. Лючии», которые можно видеть в Сиракузах. На переднем плане - два мускулистых могильщика, тогда как сама покойница почти не видна. Но за подобные «фокусы» Караваджо откровенно травили, поскольку в его время люди искренне верили в Бога и святых. Во времена Серпотты все изменилось. Если в храме мы видим пародию на теологию, а ангелочки исследуют друг у друга места, про которые даже говорить не положено, значит, католичество XVIII века перестало быть эффективной идеологией, поддерживающей духовные скрепы. Сама церковь, не говоря уж о скульпторах и прихожанах, стала смеяться над тем, что вчера еще было свято.

В XIX веке вслед за идеологией рухнуло и государство. Италия объединялась, и консервативное испанское наследие вступило на Сицилии в противостояние с модернизмом, идущим из северных земель. Силы, впрочем, оказались примерно равны. Руки нового государства не дотягивались из Рима до острова со слабой экономикой, который, по большому счету, мало кому был нужен. При этом доминирование над крестьянами старой католической аристократии не могло сохраняться в новых условиях, что показал Висконти в своем фильме «Леопард». Возник вакуум власти, который в итоге заполнила сицилийская мафия.

Не следует думать, будто мафия – это просто организованная преступность. В исходном варианте это своеобразная форма власти, возникшая примерно в те годы (1860-е), когда Сицилия вошла в состав объединенного итальянского королевства и местная аристократия сдала свои позиции. «Леопарды», ведущие свой род от норманнов, уже не могли править, а Рим еще не мог взять бразды в свои руки. В итоге власть прихватизировали «крестные отцы», которые могли держать в руках ружье и покровительствовали крестьянам, нуждавшимся в защите, финансовой поддержке и справедливом суде. «Мы – на острове. Правительство далеко. И если не наводить порядок железной рукой, город окажется во власти криминала», – так говорит местный авторитет приехавшему из Палермо судье в фильме Пьетро Джерми «In nome della legge» (в русском варианте – «Под небом Сицилии») – лучшей картине про мафию из тех, что мне известны.

Кстати, и у нас в России мафия возникла как раз тогда, когда перестали работать коммунистические духовные скрепы, рухнула выстроенная на устаревшей идеологии держава, но новое государство при этом оказалось слишком слабо, чтоб дотянуться до каждого уголка страны. Так что сближает нас с Сицилией не столько норманнское наследие, сколько неудавшаяся попытка построения мощной сверхдержавы, на развалинах которой власть брал тот, кто сильнее и наглее.

Сицилия: от норманнов до мафии

О том, как легко было возникнуть мафии в удаленных сельских районах Сицилии, я задумался, когда пробирался на автобусе через весь остров из Палермо в Катанию. Главная магистраль где-то посредине оказалась закрыта для проезда, и мы двинулись старыми горными дорогами, связывающими между собой маленькие селения. Такую потрясающую экскурсию было бы не купить, наверное, ни за какие деньги, хотя билет на автобус стоил лишь 12 евро.

Вся хозяйственная жизнь (и без того-то не очень напряженная в центральной Сицилии) осталась внизу. Наверху были сухие серые горы, слегка поросшие травой, и тучи, спускавшиеся на нас с неба. Казалось, что мы уже не в теплом средиземноморье, а на далеком севере, где птицы не поют, деревья не растут. Хлынул ливень. Пробираясь сквозь деревеньку Полицци Дженероза, мы въехали непосредственно в тучу, вольготно разместившуюся на узких улочках. Как шоферу в этих условиях удавалось продвигать огромный автобус по горному серпантину и не свалиться вниз, для меня остается загадкой. Дороги-то строились в расчете на мулов и лошадей. Один раз, долго разъезжаясь со встречным автобусом, подавая то назад, то вперед, водитель перемолвился парой фраз со своим коллегой. Из всего сказанного я понял лишь словосочетание "mamma mia", и, надо признаться, оно довольно точно отражало ситуацию на трассе.

Понятно, что полтораста лет назад в такие удаленные местечки довольно трудно было добираться карабинерам для формирования власти, альтернативной правлению мафии. Конечно, не вся Сицилия висит на таких кручах, как Полицци Дженероза, но все же уж очень далека эта глухомань от процветающих регионов Италии, представляющих первостепенный интерес для государства.

Кстати, из окна автобуса была хорошо видна оставшаяся внизу скоростная магистраль. Никаких работ на ней не велось. Она была просто закрыта для проезда. Очень по-сицилийски. Замечу попутно, что так же примерно обстоит дело с множеством архитектурных памятников на острове. Здания частично закрыты лесами для реставрации, но нигде никаких работ не ведется и, наверное, не будет еще вестись годами. Леса представляют собой имитацию деятельности, а деньги для осуществления работ то ли вообще не выделены, то ли находятся в распиле.

В далеком прошлом восточная Сицилия (от Катании до Сиракуз) была экономически весьма привлекательным регионом благодаря приморским равнинам с весьма плодородными почвами. Там выращивали хлеб и экспортировали сначала в Грецию (в древности), а затем в северо-итальянские города (в средневековье и в эпоху ренессанса). Но к концу XIX века в Европе уже хватало всякого продовольствия (германского, российского, американского, аргентинского, австралийского), а потому Сицилия с ее диковатым населением и удаленными территориями перестала представлять большой интерес для экспансии капитала. Вот ее и оставили на откуп мафии вплоть до эпохи Бенито Муссолини.

Энергичный итальянский дуче нанес мафиози серьезный удар, в результате которого организованная преступность решила оказать содействие высадке союзников на Сицилии в 1943 году. Благодаря этому мафия стала своеобразным членом антифашистской коалиции. Боевые заслуги, по всей видимости, еще на несколько десятилетий продлили ее существование и позволили принять участие в крупных криминальных операциях, выходящих за пределы контроля над местной жизнью. Что и было зафиксировано к середине 1980-х годов в хорошо известном у нас телесериале «Спрут» режиссера Дамиано Дамиани.

Мафия по природе своей консервативна. Она опирается на традиции и на монополизацию власти. В модернизирующемся мире с широкой политической конкуренцией ее влияние неизбежно уменьшается. Поэтому в той мере, в какой мафия участвует в жизни Сицилии, она неизбежно тормозит развитие и порождает хаос, являющейся благоприятной средой для извлечения доходов.

Таким образом, отсталость Сицилии представляет собой следствие сложной цепочки исторических событий: от норманнов до мафии. При этом, естественно, развитие все равно происходит, но очень неравномерное. Некоторые уголки острова довольно быстро интегрируются в современную экономику, несмотря на общую хаотическую атмосферу Сицилии. Естественно, в эпоху бурного развития гражданской авиации и международного туризма Сицилия интегрируется с Европой, в первую очередь, своими курортами. Уже в Чефалу вековые сицилийские проблемы практически рассасываются. А в Таормине – самом красивом приморском местечке острова – путешественник почти полностью защищен от хаоса.

Западное побережье Сицилии отличается сочетанием теплых пляжей и суровых темных скал. Они со всех сторон окружают Палермо, они встают из моря при движении к Чефалу, и даже норманнский собор там прячется прямо под скалой. Природа эта невероятно красива, но вызывает, тем не менее, смутное ощущение тревоги. Примерно той, которую передал Микеланджело Антониони в снятом на Липарских островах (чуть севернее Сицилии) фильме «Приключение», где человек таинственно исчезает посреди черных скал, вырастающих прямо из моря.

На востоке, в Таормине, скалы тоже стоят повсюду, однако суровость природы смягчается обилием зелени. Здесь, на курорте, где люди лениво фланируют по главной улочке старинного городка, греются на пляжах и съедают невероятное количество мороженого, стоит не полениться и взойти по горной тропе к деревеньке Кастельмоло, висящей над Таорминой на большом утесе.

Слева при подъеме остается Этна, покрытая снегами даже в жару. На закате она принимает розоватый оттенок. Днем под солнцем гора становится ярко белой. В хмурую погоду перестаешь понимать, где еще снежная шапка, а где уже сгустившиеся над вершиной облака. И на восходе интересно следить за тем, как медленно проступает сквозь мрак снег, окутавший гору. Мой балкон в Таормине смотрел в сторону Этны, и потому мне удавалось следить за ней круглосуточно. То во время подъема к Кастельмоло, то с центральной городской площади, а то и просто из дома. Красота не утомляет.

При этом не стоит предпринимать дорогой и очень популярный среди туристов вояж вокруг Этны. Это ведь действующий вулкан, покрытый в значительной части черным продуктом извержения. Чем ближе – тем гаже проступает под снегом эта чернота, и зрелище начинает ассоциироваться с мартовской грязью на улицах Петербурга, где тающий снег перемешан с песком и собачьими экскрементами.На Этну лучше смотреть издалека, зато к Кастельмоло стоит приблизиться. Оттуда видна не только гора, но и все окрестности с извилистым, живописным берегом. А главное – бесконечные цветы, растущие прямо под ногами.

Сам Кастельмоло – это сложное переплетение узких вьющихся улочек и лестниц, которые позволяют пешком напрямик подняться к сарацинскому замку, остатки которого еще сохранились на самой вершине. Среди строений – не так много старины, как хотелось бы, но общая атмосфера там по сей день Средневековая. В отличие от Таормины, здесь не фланируют туристы (хотя желающие поднимаются в Кастельмолу не пешком по тропе, а с комфортом на автобусе) и, соответственно, нет дорогих бутиков. Продукты с утра привозят в автолавках, и бодрые старушки стекаются из соседних домов, чтобы выбрать рыбу на обед и свежие фрукты. То, как суетятся бабульки у передвижного фургончика, удивительно напоминает торговлю возле моего дома на окраине Питера. И снова начинаешь думать, что мы с сицилийцами недалеко ушли друг от друга.

Но потом спускаешься к морю – и вновь перед тобой все краски горных цветков, извилистый берег со скалами, белый снег Этны, живописные крыши Таормины. Ветерок сушит пропотевшую при подъеме рубаху. Ты втягиваешь в себя морской воздух и понемногу пропитываешься сицилийской атмосферой, которая именно здесь, наверху, кажется абсолютно законченной.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Перейти на страницу автора