«Любовь к старикам – это бремя»

В возрасте 57 лет Дмитрий Шпаро вместе с сыном Матвеем впервые в истории пересек на лыжах Берингов пролив и попал в Книгу рекордов Гиннесса. Этот рекорд достался ему только с третьей попытки. Двумя годами раньше Шпаро и его сыновья оказались в том же проливе на дрейфующей льдине, которую постоянно уносило ветром в сторону от российских территориальных вод. Экспедиция подала сигнал SOS и была эвакуирована на вертолете.

В 58 лет во время подготовки к переходу через ледяной купол Гренландии знаменитый полярник и путешественник прошел крайне напряженные тренировки на севере Якутии, а в Подмосковье таскал за собой по снегу огромные покрышки от грузовика. В 65 лет на ледовой базе «Барнео» в Северном Ледовитом океане он руководил штабом экспедиции к Северному полюсу правящего князя Монако Альберта II. А сегодня организует регулярные экспедиции Клуба «Приключение», который сам создал, и до сих пор предпочитает физические нагрузки спокойному отдыху.

Как у него это получается? Когда мы начинаем ощущать груз своих лет? Надо ли сопротивляться возрасту и тормозить старение организма? Как сохранить остроту восприятия жизни? Об этом и многом другом Дмитрий Шпаро рассказал в интервью «Росбалту» в рамках проекта «Лучшая половина жизни».

- Дмитрий Игоревич, вы рассказывали, что смогли преодолеть сильнейшие нагрузки для организма во время трех походов через Берингов пролив в 1996, 1997 и 1998 годах, а также при интенсивных тренировках накануне экспедиции по ледяному куполу Гренландии. Неужели не ощущали груз возраста?

- Возрастные проблемы, если говорить о физиологии, возникали гораздо раньше. Например, во время очень тяжелого перехода СССР – Северный полюс – Канада в 1988 году, когда мне было 47. Мы шли 91 день, и для меня это было существенно труднее, чем в 1979-м, когда мы впервые в мире покоряли на лыжах Северный полюс. А переход в 1998-м через Берингов пролив продолжался всего 20 дней. В этом путешествии я словно не чувствовал возраста. Может быть, допингом было то, что я был с сыном. За исключением одной чисто медицинской проблемы: первый раз в жизни у меня прихватило сердце.

Это случилось ночью, на льдине, в палатке… Когда человек лежит в спальном мешке, он во сне старается каким-то образом дышать не морозным воздухом, поступающим снаружи, а теплым, который выдыхает сам. Например, для этого достаточно забраться в спальный мешок с головой. В твои легкие попадает уже не воздух, насыщенный кислородом, а углекислый газ. Капюшон в спальнике жестко затягивается именно для того, чтобы ты не крутил головой и дышал как надо. Я свой капюшон перед сном педантично затягивал, но видимо, сумел «уползти» внутрь спальника и нахватался там углекислоты.

А утром в начале рабочего дня возникло огромное напряжение – и нервное, и физическое, когда мы с Матвеем блуждали в лабиринте, перебираясь через мостики между льдинами. На выходе из опасной зоны я вдруг почувствовал полный упадок сил. Все, больше, кажется, не могу. И сказал: «Давай отдохнем». Матвей, кстати, был не против. Мы прилегли на солнышке, и после сна, который продолжался 40 минут, я почувствовал себя восстановившимся и дальше пошел бодро. Но потом, когда уже на Большой земле у меня время от времени возникала аритмия, я как первую ласточку вспоминал этот припадок, приступ в Беринговом проливе.

Но вы, наверное, имеете в виду не физиологические проблемы, которые не обязательно связаны с возрастом, а ощущение самого себя?

- И то и другое: и возрастные «звоночки» вроде вашего приступа, и эмоциональное ощущение: «все, я уже не могу так, как раньше».

- Этот приступ действительно стал таким «звоночком», но он не вселил в меня страх. Перед экспедицией я прошел тщательное медицинское обследование, в том числе в кардиологическом центре. И с сердцем было все в порядке, без противопоказаний. Хотя мысль, что «звонок» может случиться неожиданно, впечаталась в подсознание. Я понял, что человек, который перешел через определенную возрастную границу, допустим, 55 лет, уже в группе риска.

В этом смысле дуть на воду нужно обязательно, и я всегда на нее дул. Мысль, что если с тобой что-то случится, то ты можешь всех подвести, не покидала. Однако в Беринговом проливе я чувствовал себя нормально: не было ощущения, будто с возрастом силы уходят. У меня был точно такой же огромный рюкзак, который я, как и обычно, взваливал на плечи и нес. И когда мы прибыли на Аляску, я подумал, что таким легким и сильным не был уже давно. Казалось, будто заново родился: сбросил лишний вес, а ремень на штанах стал затягиваться на совершенно другие дырки.

И на следующий год я участвовал во всех тренировках, которые выпали на долю Матвея и его напарника Бориса Смолина (Смолин - путешественник, специалист в области экспедиционного снаряжения и экипировки. – «Росбалт»). В 2000 году они на лыжах пересекли ледяной купол Гренландии командой, в которую входил третий участник - инвалид в коляске. Мы собирались совершить это путешествие вместе и в 1999 году тренировались в Тикси: шли с тяжеленными рюкзаками в страшный мороз. А кроме того таскали по Подмосковью большие колеса: это такая тренировка, когда ты идешь на лыжах, а сзади себя волочишь вместо саней покрышку от грузовика, преодолевая трение. Страха не было, я не боялся подвести экспедицию. Но через Гренландию, к сожалению, не пошел – не из-за медицинских проблем, а по организационным причинам.

В 1999-м началась экспедиция на грузовиках «ЗИЛ» вокруг света, которую организовывал наш клуб «Приключение». Она стартовала в ХХ веке, а закончилась в XXI. Нагрузки для меня оказались сильнейшими, хотя я на тех машинах не ехал, а координировал их передвижение из Москвы. По той работе, которую я тогда проделал, и адскому напряжению, в котором иногда находился, это было, пожалуй, похлеще, чем мои полярные экспедиции.

Уже к середине этого путешествия я был измотан самым последним образом. Когда грузовики подъезжали к Чукотке, разница во времени с Москвой составляла 9 часов, мне приходилась днем работать в офисе, а потом ночью непрерывно общаться с водителями «ЗИЛов» по телефону. И однажды, в очередной раз подходя к звонящему аппарату, я потерял сознание от дикого переутомления. И конечно, слегка испугался. Я был один в квартире, и стало не по себе. Я тут же очнулся, но не на диване, а лежа на полу. Вначале казалось, что это просто какая-то катастрофа… И когда в 2002 году наша команда, включающая в себя двух инвалидов в колясках, собралась на Мак-Кинли (гора на Аляске. – «Росбалт»), то мне, разумеется, уже и в голову не приходило идти вместе со всеми.

Сейчас принимаю по утрам легкое лекарство, и, хотя аритмия прошла, но представить себе, что я иду с тяжелым рюкзаком, уже невозможно.

- Надо ли, на ваш взгляд, сопротивляться возрасту, тормозить старение, или лучше принимать все как есть?

- Это очень индивидуально: кому как. Например, недавно мы с женой отдыхали в очень приличном египетском отеле. Там жили немцы и довольно много русских. Но немцев было больше. И что я заметил? Как правило, это пожилые обеспеченные люди. Их понимание отдыха принципиально отличается от моего: я стараюсь по возможности себя физически нагружать, рано встаю, пока не началась жара, делаю зарядку, пробежку, после завтрака в 7:30 полчаса интенсивно плаваю. И вот замечаю, что во время всех этих спортивных процедур не вижу других людей, которые делали бы то же самое. А на пляже отдыхающие в основном просто лежат. Но нельзя сказать, кто тут прав: это разная философия жизни и различное отношение к своему отдыху. Что лучше? Каждому свое.

Конечно, нельзя курить, принимать наркотики, надо пить как можно меньше. Это вредит здоровью в любом возрасте. А вот в остальном единого рецепта «антистарения» для всех, наверное, нет.

- Кто из известных путешественников служит вам примером правильной жизни в пожилом возрасте? Фритьоф Нансен? Руал Амундсен?

- Нет таких людей. Я читал и пытался запомнить высказывания великих, в частности Льва Толстого, о преимуществах, которые человек получает для духовной жизни, созерцания, понимания самого себя, когда переходит конкретный возрастной рубеж. Эти фразы на меня производили впечатление, я с ними был согласен, но не запоминал и на них не сосредотачивался. Внутреннего ощущения перехода в новое состояние, когда ты начинаешь видеть себя более счастливым, более фундаментальным, более могущественным, у меня не было, и сейчас я не чувствую себя каким-то другим человеком.

После смерти мамы я разбирался с ее документами и нашел там тетрадку, куда она выписывала мудрые мысли на ту же тему, которые меня очень умилили. Но воспринять их я тоже не могу, потому что на них нужно очень долго концентрироваться. А у меня на это нет времени.

- Говорят, что после 50-ти человек чаще всего переосмысливает жизнь и ко всему пережитому относится уже иначе. А как это у вас?

- Ощущение счастья и восприятия жизни у меня не меняется. Помню, после войны в Москве показывали трофейные шедевры из Дрезденской галереи, вывезенные из Германии, – картины Рафаэля, Леонардо да Винчи и других знаменитых живописцев. Их несколько дней выставляли в музее имени Пушкина. А я был мальчишка, маленький совсем. Мама водила меня туда. На меня произвели большое впечатление несколько картин: «Шоколадница» Жана Лиотара, «Сикстинская мадонна» и другие. Я их запомнил и потом все время жил с ощущением, что надо съездить в Дрезден и снова их посмотреть. Мы с женой были там три года назад. И я стал очень счастливым, потому что сбылась мечта всей жизни, и еще от того, что те же картины показались мне такими же, как и в далеком детстве. Эстетическое, духовное восприятие их не поменялось.

Я люблю прозу Чехова, Бунина и Набокова. И уверен, что если сейчас перечитаю их рассказы, которыми зачитывался, например, 20 лет назад, то все эмоции, чувства и восторги, которые испытывал тогда, буду испытывать и сейчас. Или, например, если начну читать внукам книги Марка Твена с приключениями Тома Сойера и Гекльберри Финна - наверняка во мне оживут те же незабываемые переживания детства.

- Но у многих с годами теряется острота восприятия жизни, люди погружаются в свой мир, воспоминания, отдаляются от окружающих. У вас все наоборот. В чем секрет?

- Все зависит от характера и эмоционального настроя. Я не могу ставить оценки, что хорошо, что плохо. Внутренне я очень рад, что счастливое чувство открытия не покидает меня. Это относится и к мелочам. Но верно и другое – с возрастом расширяется зона того, с чем трудно согласиться.

- Что не дает состариться вам лично?

- Мой отец Игорь Борисович Шпаро был профессиональным писателем – еще той, советской эпохи, публиковался в 1940-х и 50-х годах в «Новом мире» и «Октябре». Жил довольно замкнуто и необщительно, внешний мир для него большого значения не имел. Чем старше он становился, тем эта отстраненность, казалось, увеличивалась. Когда у него появились внуки, Никита и Матвей, он жил отдельно от нас. Но их появление, по-моему, сильно его изменило. В жизни отца появился новый большой интерес. Он приходил к внукам, и я видел, что они значили для него очень много. Он по-прежнему бесконечно сидел над своими рукописями, ничего другого не хотел знать, но все-таки внуки стали для него неким глотком кислорода, новым счастьем на склоне лет.

Все-таки нехорошо, если человек в это время остается один. Ему это состояние не идет на пользу. Обязательно рядом должны быть близкие, которые тебя искренне поддерживают, и делают это не только в виде выполнения долга, а как бы сказать…

- Любя?

- Да! Это для них долг, безусловно, но они выполняют его любя. Не просто любят. Можно просто любить и говорить: «Я люблю своего дедушку», "люблю папу". Но на самом деле, любить и выполнять свой долг по отношению к пожилому человеку – это некое бремя. Оно достаточно трудно, и твою жизнь немножко ухудшает, уменьшает ее комфортность. По крайней мере, так можно считать. Но если ты к этому готов, значит, все хорошо.

Моя мама в последние годы ходила с двумя костылями, болела, и этим иногда доставляла нам известные неудобства. Но при этом была неизменно приветлива и с терпением сносила все мое раздражение.

Я думаю, совершенно нормально, если в такой ситуации сравнительно молодой сын повысит на свою маму голос, и скажет: «Ма, да черт бы побрал, ты все равно не права! Сколько раз можно тебе говорить?!». В каком-то смысле мать и сын тут меняются местами. И нормально, что в ситуации, когда и сами дети, и их родители уже достаточно пожилые, дети зачастую оказываются более умными, чем их отцы и матери, и «яйца курицу учат». Но сознавая, что твоя мама чуть-чуть неадекватна, не права, руководя ей, надо все-таки щадить ее чувства. Она не обидится на тебя, когда ты ей скажешь грубость, – вот что поразительно. Потому что знает, что помимо этой грубости в тебе есть и большая доброта, и большая любовь, которые распространяются на нее в полной степени. Не только на твою жену и детей, но и на нее тоже. Этого ей вполне достаточно, и она готова все за это простить.

Та же ситуация и со спутниками жизни. В 66 года я женился во второй раз. И понял: если человек в преклонных годах остается не один, а вместе со своей «половинкой», и их жизнь по-прежнему полна взаимопонимания, то значит, все идет правильно. Когда у тебя есть человек, которого ты любишь и который точно любит тебя, это очень сильно помогает. Ощущение, что у тебя есть жизненный союзник, которому ты безумно нужен, и который также нужен тебе, – конечно, делает жизнь счастливой.

Об этом иногда горько говорить, потому что таких счастливых людей совсем немного. Не хочется никого обидеть, ведь твое счастье всегда немного огорчительно для тех, у кого его нет. Хотя, может быть, только в России мало таких людей? А в других странах их много? Немцы, которые меня окружали на курорте, отдыхали парами и очень доброжелательно относились друг к другу. Они все были старыми и некрасивыми, особенно женщины. Но, тем не менее, со стороны было видно, что у них какие-то очень товарищеские, очень приветливые отношения. А в России та же картина подчас выглядит удручающе.

- А может, Дмитрий Игоревич, в Европе одиноких не меньше, просто ездить без спутника на курорт у них, да и у нас, в пожилом возрасте не принято?

- Наверно, вы правы. Одно знаю точно: пожилой человек живет счастливо, если доброта родных и близких сопровождает его жизнь. И я ее тоже чувствую – заботу о себе со стороны моей семьи. Это меня радует, потому что я понимаю, что так и должно быть.

Беседовал Владимир Воскресенский